Шовунов К.П. Очерки военной истории калмыков (XVII-XIX вв.) - Элиста: Калм. кн. изд-во, 1991. - 189 с., илл.

ЧАСТЬ I. ВОЕННОЕ ДЕЛО ОЙРАТОВ И КАЛМЫКОВ

Глава II. ВОЕННОЕ ДЕЛО КАЛМЫКОВ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ ХII-ХIХ в.

2. Вооружение и устройство Калмыцкого войска

Как уже отмечалось, Калмыцкое войско будучи уже в России, использовало те же виды холодного оружия, что и прежде. Однако следует заметить, что с изменением положения калмыков, обусловленного новыми социально-политическими, экономическими факторами и внешне-политическими связями, произошли заметные сдвиги в вооружении и материальном обеспечении войска.

Прежде всего в конце XVII, особенно в XVIII в. возрастает удельный вес огнестрельного оружия в Калмыцком войске. Надо заметить, что оно употреблялось не только в индивидуальном порядке, но и являлось важным средством в осуществлении тактических задач в крупных боевых событиях. Огнестрельным оружием Калмыцкое войско обеспечивала российская администрация. Например, в статьях договора 1697 г., подписанного Б. М. Голицыным и калмыцким правителем Аюкой, указывалось: "русские должны дать ему (Аюке — К. Ш.) пушки, также давать ему ежегодно 20 пудов пороху и 10 пудов свинцу". В подобном документе за 1707 г. еще более конкретизируются виды артиллерийского оружия, выдаваемые калмыкам. В частности, было записано: "давать 2 полугал-ланки и 3 манжеры (мажжеры — К. Ш.) к ним ядра и бомбы, пушкарей и гранатников, да пороху 20 пуд, так же давать ему ежегодно по 20 пуд пороху и 10 пуд свинцу". Указом Верховного тайного совета от 17 января 1728 г. был узаконен для Калмыкии следующий перечень огнестрельного оружия и материалов: ружья, порох, свинец, а за определенную плату — сталь, железо и медь. Имеются также- конкретные сведения, когда калмыцкое войско использовало пушки в бою. В одном из столкновений калмыков с казахами в начале 20-х годов XVIII в. владелец Лабжа, сын крещеного тайши Назарова, сообщал о том, что "из пушек своих по ним стреляли". По этому же поводу Бакунин писал: "А собственные пушки у Дорджи Назарова были самые малые, которые они возят без станков на верблюдах". В 1725 г. калмыки использовали пушки и в сражении с отрядом каракалпаков. В дальнейшем потребности калмыков в боеприпасах и материалах значительно возросли. Накануне похода Калмыцкого войска в 1736 г. на Кубань Дондук- Омбо просил русское военное руководство обеспечить его 100 пудами пороха, 100 пудами свинца, 30 пудами железа.

Кроме официальных путей приобретения пушек и боеприпасов, калмыцкие предводители использовали нелегальные каналы. В декабре 1727 г. Военная коллегия через генерал-фельдмаршала М. М. Голицына подняла вопрос о расследовании дела по продаже калмыкам пушек, пороха и свинца. При выяснении обстоятельств по данному делу оказалось, что саратовский сотник Яков Нечаев в 1726 г. продал владельцу Дондук-Омбо порох, свинец на сумму 50 руб., а его сын сбыл этому же владельцу две медные и одну чугунную пушки. Одновременно был раскрыт другой случай незаконного приобретения двух чугунных пушек ханским сыном Галдан-Данжином у комиссара Ахтубинских селитровых заводов Михаила Молоствова.

Некоторые крупные улусы организовывали примитивное производство по отливу пушек и изготовлению пороха у себя на месте. Есть данные о литье медных малых пушек калмыцким мастером Санджи Дарханом в улусе Дармы Балы, одной из жен хана Аюки. При расследовании этого дела в документе было записано, что он "льет медные малые пушки, токмо де чисто не выливает, и через два де года только вылил три пушки". В улусе Дондук-Омбо было налажено производство пороха, причем неплохого качества ив достаточном количестве. Готовый порох Дондук-Омбо перевозил на десяти специальных верблюдах под строгим караулом. Если учесть, что на каждого верблюда можно загрузить до 250 кг груза, то объем производства пороха составлял до 2-2,5 т. Собственное производство пороха и селитры продолжалось и в 40-е годы. Селитра готовилась калмыцкими мастерами Омолонгом и Хартой Мергенем на месте, а серу для пороха покупали у русских.

Несомненно, главную материальную основу Калмыцкого войска составляли лошади. Коневодство являлось ведущей отраслью скотоводческого хозяйства калмыков. Поэтому обеспеченность войска лошадьми была полной. Калмыцкая лошадь была небольшого роста — от 2 аршин до 2 аршин 3 вершков (1 м 42 см до 1 м 55 см), преимущественно гнедой и бурой масти, отличалась крепкой мускулатурой и выносливостью, голова несколько удлиненной, и горбатой, шея короткая с чуть заметным кадыком. Она способна была перенести голод, сильную жару, без отдыха и корма совершала 100-верстовый переход".

Несмотря. на вековые традиции и свою многочисленность, калмыцкое коневодство все еще носило экстенсивный характер. Помещения типа базов для лошадей калмыки не строили. Круглогодично табуны содержались под открытым небом и на подножном корме. Были частые случаи, когда суровые зимы застигали хозяев врасплох и приносили поголовью значительный урон. Калмыки содержали коней косячным методом, иногда сводя их в табуны различного количества. Табунщики обучали лошадей к верховой и гужевой езде жестокими приемами, даже используя нещадные удары плетьми. В результате обученный калмыцкий конь становился удивительно смирным и послушным животным.

Материальное обеспечение калмыцкого войска осуществлялось двумя путями. При общем наборе в войско каждая военно-административная единица обязана была не только выставить необходимое количество конных воинов, но и полностью обеспечить их продовольствием и оружием. В период организации самостоятельных походов против кочевых соседей все расходы ложились на плечи самих воинов. Но затраченные средства не только компенсировались, но и порой умножались добычей в удачно проведенных походах. Таким образом стремление феодалов к увеличению своего богатства посредством захвата скота и вещей у соседних народов (таким же устремлением были охвачены последние) являлось немаловажным фактором в возникновении подобных войн.

Иным было обеспечение калмыцкого войска, когда оно привлекалось на службу Русского государства. Значительную часть расходов на это войско брало на себя правительство. Но в государственной казне такие средства не предусматривались. Поэтому царизм вынужден был прибегать к дополнительному подушному сбору денег с крестьян, за счет чего финансировал привлекаемые калмыцкие и казачьи войска.
За участие калмыцкого войска в войнах России правительство устанавливало пожизненное жалованье калмыцким ханам и владельцам крупных улусов. Хан Аюка ежегодно получал жалованье в размере 1000 руб. и 2 тысячи четвертей муки.

Начиная с Русско-турецкой войны 1736-1739 гг., хану Дондук-Омбо было установлено постоянное жалованье в размере 2,5 тысячи руб. и 2 тысячи четвертей муки, а 12 его владельцам на выплату жалованья отпускалось 2,1 тысячи руб. Среднему звену командного состава и рядовым воинам оклады устаналивались в зависимости от сложности времени службы. При отправке в 1700 году 1000-го калмыцкого отряда на театр военных действий было выдано "по полтыщу сукна, да по шапке каждому", а при мобилизации 1702 года в Новгород другой партии калмыков каждый рядовой получил по 4 руб. и по солдатской норме хлеб. За участие 7-тысячной калмыцкой конницы в Персидском походе (1722-1723 гг.) выдали ей из Астрахани 10 тысяч руб.

Со временем снабжение калмыцкого войска со стороны правительства значительно сократилось. Во время похода калмыков в 1756 г. в Пруссию были установлены оклады на подъем и в пути следования: владельцу — 20 руб., тысячникам-зайсангам — 10 руб., сотникам, знаменщикам и есаулам — по 2 руб., рядовым — по 1 руб. Кроме того, по указанию Конференции на амуницию выдали по 4,5 аршина красного сукна каждому, а все расходы на войско составили 157222 руб.

Таким образом, вполне очевидно, что уровень скотоводческого хозяйства у коневых народов не мог способствовать быстрому совершенствованию оружия. Но с другой стороны, включение Калмыцкого ханства в орбиту внешних войн Российской империи в XVIII в. несомненно оказывало определенное влияние на изменение вооружения калмыков.

Добровольное вхождение части ойратских племен в состав России способствовало их консолидации и, в конечном итоге, сложению в единую народность под названием калмыки. Именно в России они смогли создать свою государственность в форме Калмыцкого ханства. Вместе с этим складывалась и крепла единая военная организация.

Большую роль в развитии военного дела в Калмыцком ханстве, как нам известно, играли богатые военные традиции, созданные предками калмыков ойратами в ходе династических войн в империи чингисидов, а затем в борьбе за свою самостоятельность с Цинским Китаем и другими азиатскими народами. Эти традиции нашли отражение в "Великом уложении" 1640 г., функционировавшем как государственно-правовой акт вплоть до 70-х годов XVIII столетия.

Согласно, статьям "Великого уложения" все калмыцкие мужчины считались военнообязанными. Это же отмечал П. С. Паллас: "У монгольских народов вообще каждый простолюдин или черный человек (харакин) есть воин и должен лошадь и оружие е готовности иметь, дабы немедленно по приказанию князя своего явиться в поле".

Частым поводом для сбора части или всего калмыцкого войска являлась весть о возникшей угрозе нападения на калмыцкие улусы. В такие моменты каждое военное подразделение должно было прийти в боевую готовность для отражения неприятеля. Улусный тайша издавал приказ: "чтоб все чистили ружья и точили стрелы". По этому поводу в 18 пункте "Уложения" зафиксировано, что "по получений ведомостей о приближении неприятеля всём чинам собираться к своему владетелю, а буде хто, о том слыша, в собрание не придет, такового штрафовать по чину его...". Предводители всех военно-административных единиц должны были обеспечить явку своих отрядов с оружием и провиантом. Владелец осматривал собравшихся в его стане воинов и непригодных для похода отправлял домой, а признанные годными оставались на службе до окончания военных событий.

Комплектование войска, связанного с кратковременной опасностью, не требовало длительного времени и ополчение состояло из небольших хотонных, аймачных отрядов, в крайнем случае, — двух-трех дружин соседних улусов.

Формирование и сбор всего калмыцкого войска увязывалось с назревшими военными действиями против соседних народов или участием ханства в военных кампаниях России. В этих условиях собирались ополчения из всех трех главных племен (торгутовского, дербетовского и хошутовского) и численность войска достигала до 20, а порой и до 40 тысяч конных. Например, в 1711 г. численность Калмыцкого войска, привлеченного из 9 улусов для участия в Кубанском походе, составляла 20474 человека, а в Русско-турецкой войне 1736-1739 гг. ежегодно участвовала 40-тысячная калмыцкая конница (за 4 года - 160 тыс.). Призывом и формированием подразделений в улусах занимались тайши, в аймаках — зайсанги, в хотонах — ахаа (старшины).

Анализ материалов, связанных с привлечением калмыков к войнам России на протяжении XVIII в., позволяет нам установить четырехэтапную систему комплектования калмыцкого войска:

1-й. Направлялся царский указ о необходимости предоставления военной силы калмыков на театр военных действий, но возможность его реализации рассматривалась калмыцкими правителями. После этого хан давал царской администрации, чаще всего, положительный ответ;

2-й. Посылались на переговоры к хану военные представители высоких рангов для определения конкретных сроков сбора войска и конкретного количества отрядов и воинов;

3-й. Издавался ханский указ для улусных тайшей по поводу комплектования войска, с определением численности воинов с улуса и указанием места сбора и маршрутов движения;

4-й. Исполнение указа улусными тайшами и аймачными зайсангами на местах.

Однако не всегда удавалось Калмыцкому ханству выполнить приказы правительства России по сформированию отрядов или команд, а в лучшем случае затягивались сроки готовности к походу улусных подразделений. Причиной этому служили слишком частые всеобщие мобилизации калмыцкой конницы к западным и северным границам страны, а порой к заграничным походам, отвлекавшие большинство мужского населения от хозяйственной жизни и наносившие большой ущерб общему поголовью лошадей и верблюдов и в целом хозяйству калмыков. Например, хан Церен-Дондук не смог выполнить указ Сената от 15 июня 1725 г. об отправке 6-тысячной команды к крепости Святого Креста. По поводу участия в осеннем походе 1737 г. на Кубань Дондук-Омбо заявлял представителю военных властей полковнику Кольцову о том, что "вскорости иттить ему в поход за худобою коней, которые пришли ис походу с сыном его немочно".

Таким образом комплектование Калмыцкого войска происходило на основе о всеобщей мобилизации воинской обязанности мужского населения. Всеобщая мобилизация была связана с подготовкой Калмыкии к войне с соседними ханствами или со специальными царскими указами о привлечении калмыцкой конницы к военным кампаниям России.

Со времени утверждения "Цааджин-Бичик" на сейме "сорока монголов" и "четырех ойратов" до середины XVIII в. прошло более 100 лет. Безусловно, в истории калмыцкого народа, оторванного от давних соотечественников и проживавшего в составе России, произошли коренные изменения. Самое важное из них: экономическая и социально-политическая жизнь этого народа приходила в соответствие с российским государственным строем. Все это привело в 1762 г. при правлении Дондук-Даши к необходимости исправления и дополнения "Уложения" 1640 г. Вместе с этим началось сращивание гражданского управления с военной организацией. П. Н. Небольсин отмечал, что "впоследствии времени, когда народ более и более стал употреблять в дело свою воинственность, ... калмыки стали подразделять роды или анги на зун (сотни), а зун на сорока, для легчайшего расчета и сбора с отока ратных людей".

Самой крупной административной единицей в Калмыцком ханстве являлся, улус. Теперь же наряду с понятием гражданского административного деления, как считал К. И. Костенков, главный попечитель калмыцкого народа, "улус означает орду, военную дружину". Поскольку отдельные дружины достигали более 10 тысяч человек, то они вполне соответствовали - монгольским и ойратским тюменам. Возглавлял дружину тайша. Следующим боевым подразделением являлся зун (сотня). Как видно из "Уложения" во главе каждой сотни стоял соответствующий по своим военным способностям зайсанг". В свою очередь сотня состояла из "сорока" (военная единица, состоящая из 40 воинов), которая являлась военно-административным подразделением "стоков" (административная единица в Калмыцком ханстве). "Сорока" командовал один из зайсангов-домутши (старшина). Следующими боевыми единицами были двадцатки и десятки (арбан, чети). Командовали ими соответственно шулег и ахха (меньший старшина).

Приведенная структура войска способствовала экстренному сбору ратников, повышению боевой подготовки людей и поднимала ответственность тайшей, зайсангов за состояние военного дела в улусах и аймаках. В то же время комплектование Калмыцкого войска по улусно-родовому принципу играло немалую роль в укреплении товарищества среди воинов, смотревших на свою часть, как на неразрывную родственную единицу, что повышало моральную стойкость и боеспособность войска.

Главным родом войск была конница, которая делилась на тяжеловооруженную и легкую. Она имела большое количество заводных (запасных) лошадей, что позволяло калмыкам очень быстро передвигаться на большое расстояние. Особенностью калмыцкого войска являлось полное отсутствие колесного обоза.

В статьях "Уложения" воины подразделяются на четыре разряда: всадники, оснащенные панцирем и другими защитными средствами; всадники, облаченные в латы и шишак; имеющие "только один панцирь; имеющие сайдак (лук) и лошадь. Очевидно, что к двум последним относились калмыки среднего достатка и совершенно бедные ("подлые люди"), причем из документов видно, что они составляли большинство.

В середине и во второй половине XVIII века боевой технической единицей стал полк. Побывавший в 70-е годы XVIII столетия в калмыцких улусах И. И. Георги обратил внимание на то, что войско калмыков стало разделяться на полки, а полки на сотни. Калмыцкое войско 60-х годов состояло из 20 торгутовских и 12 дербетовских полков.

Полк состоял из трех родов воинов: стрелков, вооруженных ружьями, которые во время боя сходили с коней и открывали ружейный огонь; лучников, которые, перестроившись в боевой порядок, засыпали противника стрелами; копейщики, решавшие судьбу боя. В каждом полку был прапорщик и трубач.

Калмыцкое войско имело свое боевое знамя, как символ боевой чести, воинского достоинства. Предметом нашего описания станет знамя, с которым 2-й Калмыцкий полк прошел во время Отечественной войны 1812 года и заграничного похода 1813- 1814 гг. от Москвы до Парижа. Почему же привлекло наше внимание именно это знамя? В 1912 г. возраст его измерялся тремя веками. Священный "боевой символ калмыцкого народа нашел достойное место в исторической литературе. В 1860 г. с описанием его ознакомил читателей А. В. Висковатов, в 1912 г. — Г. Н. Прозрителев и Е. Ч. Чонов. Сведения об этом же знамени имеются в "Русско-калмыцком календаре" за 1912 г., а затем в наше время эти сведения были использованы историками Калмыкии М. Л. Кичиковым и Б. С. Санджиевым. "Знамя имеет изображение всадника на белом коне "Дайчи-Тенгри" — святой воин, покровитель войны и воинов, помощник в сражениях и победах. Легенда знамени — стремление к победе для достижения на земле общего счастья (мира). В руке у святого всадника — цревко от знамени, на котором начертаны святые слова. Конец древка украшен золотым шаром и трезубцем. И небо, и земля участвуют в походе святого. Клубящаяся пыль из-под копыт коня свидетельствует о том, что он стремится по земле. У ног всадника — звери всех родов. Тут видны: тигр, медведь, волк, собака и др., над головой его несутся птицы. Лицо всадника красиво и совершенно спокойно, вся фигура выражает полное спокойствие, ни малейшего военного задора ~ символ бесстрашия и самообладания в минуты опасности. Всадник без меча, и стрелы покоятся в его колчане". Длина древка составляла 2,5 сажени, верхушка была украшена позолоченным наконечником. К наконечнику закреплена большая кисть в длину знамени. С другой стороны основного полотна древко было украшено разноцветными длинными лентами.

Обязанность воинов и нормы военного права определялись "Уложением". О них мы рассказывали выше, однако они широко использовались калмыками и в XVIII в.

Серьезное внимание калмыки уделяли боевой и физической подготовке всадника. Навыки искусной езды на лошади, умение владеть оружием прививались будущему воину с раннего детства. На основе личных наблюдений И. И. Лепехин писал: "Несколько подросших своих детей приучают пасти скотину, ездить верхом и стрелять из луков". Эти навыки необходимы были и в повседневной жизни калмыков, которая мало чем отличалась по своим условиям от походной жизни.

По большим народным праздникам, особенно Цаган-сара, Урус-сара, во время встреч важных гостей калмыки организовывали массовые спортивные соревнования, в программу которых включали конные скачки, джигитовку, национальную борьбу, стрельбу из лука и различные народные игры. Прибывший к хану Аюке в 1712 г. китайский сановник Тулишен вспоминал, что их встречали и провожали "с пушечной пальбой и с музыкой, расстановя своих воинов парадным образом". На приеме у Чакдоржаба и сестры Аюки посол восхищался ловкостью и силой калмыцких борцов.

Скачки проводились на 20, 50, 60, 70 верст. Интересно проходили соревнования по борьбе. Посетивший в середине прошлого века Хошутовский улус Небольсин восторженно отзывался об этом зрелище. "Калмыцкая борьба представляет чрезвычайно любопытное явление, — писал он, — подобного которому мы, в наши времена, ничего не найдем у других, соседственных с калмыками, племен: это очень интересное подобие древних олимпийских игр, победа которых венчает победителя славою неомрачимого и быстро разносящегося по целому калмыцкому миру". Команды борцов делились на две конкурирующие стороны: одна владельца, другая — гелюнга. Состав команд доходил от 2 до 40 человек. Подготовка команд происходила в строгой секретности, соперники обычно не знали даже имена участвовавших спортсменов.

А.И. Зауэрвейд. Уральский казак и калмык

Калмыки издавна выработали особую систему тренировок и оригинальный комплекс специальных упражнений. В процессе тренировок они с размаху бросались на землю, чтобы адаптировать себя к ударам, вытягивали, и размахивали руками, валялись на песке, что делало тело малочувствительным к ушибам и царапинам. Борцы систематически спали на улице на голой земле, подложив под себя жесткие арканы,, а под голову подстилали кусок кожи. Во время соревнования соблюдались строгие правила, исключающие нечестные болевые приемы, за выполнением которых внимательно следили секунданты. Особенно зрелищной была сама схватка. Вот как описывает Небольсин: "Надо быть в душе художником, быть присяжным ваятелем или живописцем, чтоб уметь передать беспрерывные изменения в положении мускулов и в грациозности и изяществе поз, которые борцы принимают...". Победители становились народными героями, слава о которых разносилась не только по калмыцким улусам, но далеко за их пределы. В процессе подготовки воина особое значение имела охота. Она вырабатывала навыки ориентирования на местности, приучала охотника к порядку, послушанию, меткой стрельбе, действию на лошади и пешим. Самым зрелищным и старинным видом охоты была гонка за сайгаками. Но самым излюбленным видом была охота на зайцев. Калмыки истребляли волков. На них они выходили с собаками, а чаще всего били их с коня нагайками, которая в руках степняка-кочевника превращалась из простой плети в оружие защиты.

Таким образом, веками выработанная калмыками система подготовки воина позволяла воспитывать отличных всадников. Военный историк прошлого века генерал Потто отмечал: "По внешнему виду они (калмыки.— К. Ш.) были загорелые брюнеты, сильные, малорослы, чрезвычайно быстры в движениях, увертливы, необычайно дальнозорки, при том способны несколько дней не слезать с седла, переносить жажду, подобно их лошадям, славящимся этим и теперь, - словом, они представляли идеал кавалериста, умеющего одинаково драться на коне и пешим, рубить саблей, резать ножом, стрелять из лука и ружья. В представлении горцев это были "шайтаны" — черти, которых они действительно своим видом и всею повадкой могли напомнить. Одно имя их вселяло суеверный ужас среди кавказских народов".

Освещая историю кавалерии, к подобному выводу еще раньше пришел Ф. Энгельс. Он писал: "Не подлежит сомнению, что в индивидуальном искусстве верховой езды и в умении действовать саблей ни одной регулярной кавалерии никогда не удавалось сравниться с иррегулярной конницей народов Востока, прирожденных воинов-наездников".