Глава VII КАЛМЫКИЯ В ПЕРИОД РАЗВИТИЯ КАПИТАЛИЗМА В РОССИИ. РЕФОРМА 1892 г.

1. Экономика Калмыкии

Продолжение...

Русские чиновники и путешественники, посещавшие Калмыцкую степь в первой половине XIX в., согласно рисуют производство промышленных изделий у калмыков такими чертами, которые позволяют сделать вывод, что это производство не выходило за рамки домашней промышленности (см. главу VI). Для второй половины XIX в. наряду с домашней промышленностью можно говорить о калмыцком ремесле, т.е. о выделении специальных лиц, изготовлявших промышленные изделия по заказу потребителя.

Со второй половины XIX в. имеется достаточное количество сведений о том, что среди калмыков существовали обособленные группы людей, занимавшихся только ремеслом. В подавляющем большинстве это были отдельные семьи или группы семей, связанные родством. В каждом улусе была группа таких ремесленников, удовлетворявшая хозяйственные нужды его населения. Ремесленники рекрутировались из числа калмыков, потерявших по каким-то причинам скот. Нередко ремесленник, получивший достаточное для ведения обычного кочевого хозяйства количество скота, бросал ремесло и вновь становился скотоводом.

Самым распространенным предметом, изготовлявшимся по заказу, была калмыцкая кибитка. Новое калмыцкое жилище делалось в случае свадьбы и выделения семьи, а также через каждые 10—12 лет, так как даже при тщательном уходе кибитка не сохранялась более указанного срока.

На заказ делался только деревянный каркас жилища. Особого мастерства требовало изготовление харача, или круга. Эта деталь служила для соединения унин — жердей, составлявших остов кибитки. Мастеров, делавших круг, в каждом улусе было считанное число. Обычно эти люди специализировались на изготовлении кругов. Изготовление войлоков для покрытий, раскройка, пригонка и сшивание их целиком возлагались на женщин, работа по валянию кошем и войлоков обычно производилась женщинами хотона коллективно. Как правило, войлоки для покрытий довольно редко могли быть сделаны полностью в хозяйстве владельца кибитки. Для кибитки средней величины в шесть решеток требовалось двенадцать пудов чистой шерсти осенней стрижки, т.е. требовалось остричь не менее двух с половиной сотен овец. В среднем калмыцком хозяйстве такого числа овец не было. Войлоки или шерсть для них обычно подкупались. Набор тесем и веревок, составлявший существенную деталь устройства калмыцкого жилища, по традиции входил в приданое невесты. При обновлении тесем и других составных частей покрытия их обычно вновь делали женщины. Существовало, однако, изготовление таких наборов и по заказу, что составляло одну пятую стоимости жилища. Кибитка средней величины стоила до 128 руб. Кибитки высшего духовенства и нойонов стоили 300—500 руб.

Инструменты калмыцких ремесленников 19 в. 1 - эрюм(инструмент для сверления дерева); 2 шертич (циркуль); 3 - оли (топорик); 4 - кюмнагаш; 5 - нагаш; 6 - кегюль (4-6 - шила)

Повсеместно у калмыков было распространено изготовление кожаной посуды, необходимой в кочевом быту. Для придания сосудам соответствующей формы использовались деревянные шаблоны. Кожи при изготовлении посуды сшивались жилами животных.

Для кумыса, т.е. заквашенного кобыльего молока, и «рьяна, заквашенного коровьего и овечьего молока, употреблялись архыт — сосуды четырехгранной формы, емкостью в 5—8 ведер. Эти сосуды делались из конской кожи. Для хранения арьки, т.е. вина из заквашенного молока, употреблялись бортаго — плоские бутылки, емкостью до полуведра. Последние часто украшались тисненым орнаментом и металлическими ободками на горлышке. Тиснение узоров делалось по сырой коже с помощью деревянных штампов. Ободки иногда покрывались чеканкой. Изготовление бортаго требовало зачастую большого художественного мастерства. Для воды употреблялись кожаные ведра, которые использовались и в качестве подойников. Для кизяка существовали особые мешки — уты. В хозяйстве использовались различные коробки, мешочки и прочее для хранения съестных припасов, делавшиеся из кожи, кишок и т.д. Кожаная посуда делалась уже не только по заказу. Калмыки-ремесленники иногда изготовляли ее в больших количествах, чем это требовалось для того или иного заказчика. Часть кожаных изделий поступала в продажу. Разумеется, рынок сбыта был весьма ограниченным — внутри калмыцких улусов. Следовательно, начинался процесс превращения калмыцкого ремесла в мелкое товарное производство.

Кроме производства указанных вещей небольшое число ремесленников специализировалось на изготовлении деревянных поделок: деталей каркаса кибитки, ковшей, чашек, кадок, сундучков и пр.

Среди ламаистского духовенства были специалисты-живописцы, писавшие картины религиозного содержания. Картины выполнялись на ткани водяными красками и темперой. Живописью занималось главным образом низшее духовенство. Владелец каждой кибитки имел по нескольку таких картин, хранившихся вместе с бурханами.

Ремеслом занималось среди калмыков очень небольшое число. Всего по улусам Астраханской губ. насчитывалось в 1860-е годы только 45 кибиток, где было 138 ремесленников. Больше всего ремесленников находилось в Хошоутовском улусе. Хошоутовские резчики по дереву и кожевенные мастера славились по всей Калмыцкой степи. Однако техника изготовления ремесленных товаров сохраняла старинные застывшие формы. Ассортимент ремесленных товаров не выходил за рамки обиходных предметов кочевого хозяйства. Число ремесленников также было довольно стабильным. Наблюдалось даже известное сокращение численности ремесленников к концу XIX в., вызванное как вытеснением предметов калмыцкого обихода русскими товарами, так и уменьшением числа хозяйств, занимавшихся скотоводством, где эти предметы имели сбыт.

Небольшое количество ремесленников имелось среди дворовых людей феодалов, однако они не играли особой роли в феодальном хозяйстве.

Калмыцкая кожаная посуда

Приведенные выше данные свидетельствуют о неустойчивости калмыцкого скотоводства и о растущей имущественной дифференциации скотоводов. Потеря скота калмыком-простолюдином вынуждала его продавать свой труд. Спрос на рабочую силу внутри калмыцкого общества был ограничен. Число людей, занятых в хозяйстве феодалов или крупных скотоводов из рядовых калмыков, было небольшим. Гораздо чаше калмыки находили заработок за пределами Калмыцкой степи — в крестьянских и казацких хозяйствах соседних губерний и особенно на рыбных и соляных промыслах.

Потерявший свое хозяйство калмык должен был покидать улус и искать какого-либо заработка. Самым старым отхожим промыслом у калмыков было рыболовство. Частная инициатива в отношении ловли волжской рыбы для калмыков была затруднена законами 1737 и 1846 гг., которые запрещали калмыкам лов рыбы в казенных и откупных водах. В реках и озерах Калмыкии, отданных на откуп, закон допускал ловлю калмыками лишь мелкой рыбы, запрещая продавать ее на рынке. Этим охранялись привилегии крупнейших волжских рыбопромышленников, откупавших лов красной рыбы на Волге и в Каспийском море, а также тюлений промысел. Использование труда калмыков-рабочих на волжских низовых рыболовных промыслах было во второй половине XIX в. широко распространено. К. И. Костенков писал об этом: «Хотя оседлое население здешней губернии, именно уездов Астраханского и Енотаевского, занимается почти исключительно работами по рыболовству, но число работников, выставляемых этим населением, несравненно менее количества рабочих калмыков, так что, без всякого сомнения, главную рабочую силу в здешнем крае составляют калмыки». Уточняя эти сведения, внимательный наблюдатель быта калмыков 1880-х годов И.А. Житецкий указывал на то, что калмыки нанимались преимущественно на тяжелые неводные работы, которых русские рабочие избегали. В начале 1890-х годов о том же писал служивший врачом на одном из частных промыслов Н.Я. Шмидт.

Калмыцкая деревянная посуда	Кадка для заквашивания молока

Администрация 8 фискальных целях делала попытки учесть число калмыков-рабочих. Для этого были введены особые билеты для найма на работы. При выдаче билетов взимался налог в 15 коп. Получение таких билетов всячески старались обойти как сами калмыки, так и наниматели. Калмыкам было невыгодно платить лишнюю подать и быть зарегистрированными в качестве рабочих, что служило основанием для наказания в случае отказа от работы. Наниматели-рыбопромышленники предпочитали иметь дело с незарегистрированными рабочими. Число калмыков, работающих по найму без билетов, достигало около трети официальной цифры рабочих рыболовных промыслов.

В середине XIX в., по весьма приблизительным подсчетам, на рыболовных промыслах калмыкам за работу платили: кормщику 28 руб. 57 коп. за лето, резальщику красной рыбы 43 руб. в год, т.е. немногим более 20 руб. за путину, резальщику частиковой рыбы 10 руб., невод-ному работнику 11 руб. 43 коп., старшему неводному 14 руб. 28 коп. за путину. Принимая калмыка на работу, предприниматели брали с него обязательство, по которому из его заработка вычиталось более девяти рублей за выданные сапоги, поршни, чапан, рукавицы и другую одежду. Была распространена система задатков и штрафов. Большей частью калмыки оставались в долгу у нанимателя, который обязывал их отработать этот долг в следующий сезон.

Основная масса рабочих рыболовецких промыслов была из Яндыковского улуса и из калмыков, кочевавших в Мочагах (табл. 5).

Число выдаваемых ежегодно билетов, по официальным данным, за 10 лет, с 1852 по 1862 г., увеличилось на одну треть, с 10834 до 13539. Правда, вследствие того, что билеты выдавались лишь на полгода, рабочие-калмыки, нанимавшиеся и на весеннюю и на осеннюю путины, были вынуждены брать по 2 билета в год. С другой стороны, регистрация билетов не охватывала всех рабочих. К 60-м годам появилось большое число калмыков, полностью порвавших с улусами и перешедших на жизнь при промыслах. Эти рабочие в большинстве не имели билетов и нередко укрывались от инспекции самими промышленниками, заинтересованными в них. Другая категория рабочих-рыболовов также весь сезон находилась на промыслах, но имела в улусах семьи и возвращалась в середине зимы в свои хотоны. Третья категория — рабочие, нанимавшиеся только на одну или две путины ловить рыбу. Со стороны рыбопромышленников поступали бесчисленные жалобы на сезонных рабочих. Наниматели жаловались на неявку калмыков к началу сезонных работ, на неполный комплект рабочих в артелях, замену подростками взрослых недолов рыбы и т.п. Разбирая эти жалобы, Костенков пришел к выводу, что они в большинстве случаев не основательны. Он убедился, что крупные рыбопромышленные заведения не несут убытков при существующем положении. Постоянные обращения к администрации имели целью не возместить мнимые убытки, а найти способ, обеспечивающий прекращение текучести рабочих и их экономическое закабаление. В начале 1860-х годов администрация пыталась точнее учесть работающих по найму калмыков. С этой целью в 1862 г. были откомандированы особые чиновники на помыслы. Ив этого предприятия ничего не вышло. Сам Костенков писал, что «посланные чиновники по причине местных условий встретили такие затруднения, что поневоле пришлось ограничиться официальными данными, которым, как я выше заметил, даю весьма мало веры».

Таблица 5.

Число билетов, выданных наемным рабочим - калмыкам Астраханской губ. в 1852-1862 гг.

Улус	1852 г.		1853 г.		1854 г.		1855 г.		1856 г.
	абс.	%	абс.	%	абс.	%	абс.	%	абс.	%
Малодербетоский	1266	11,7	839	8,1	831	8,2	824	7,2	579	5,2
Хошоутовский	1191	10,8	1067	10,4	933	9,1	1123	9,8	849	8,8
Харахусо-Эрдениевский	621	5,8	717	6,9	669	6,5	635	5,6	631	6,4
Икицохуровский	153	1,4	45	0,5	56	0,5	55	0,5	29	0,3
Багацохуровский	700	6,4	860	8,4	799	7,7	738	6,4	666	6,8
Эркетеневский	99	0,9	168	1,6	201	2	288	2,5	135	1,4
Яндыковский	3977	36,8	4239	41,3	4437	43	4719	41,2	4576	46,5
В Мочагах	2827	26,2	2331	22,8	2373	23	3063	26,8	2425	24,6
Всего:	10834	100	10256	100	10299	100	11445	100	9890	100

Продолжение таблицы 5.

Улус	1857г.		1858 г.		1859 г.		1860 г.		1861 г.		1862 г.
	абс.	%	абс.	%	абс.	%	абс.	%	абс.	%	абс.	%
Малодербетоский	769	8,2	715	7,9	807	6,7	778	6,7	783	7,5	1186	8,7
Хошоутовский	813	8,6	552	6,2	527	4,4	500	4,3	452	4,4	518	3,8
Харахусо-Эрдениевский	642	6,8	695	7,6	814	6,8	822	7,1	816	7,6	910	6,7
Икицохуровский	20	0,2	20	0,3	27	0,2	18	0,1	34	0,3	58	4,2
Багацохуровский	978	10,4	472	5,2	467	3,8	447	3,8	491	4,5	622	4,6
Эркетеневский	204	2,2	113	1,2	246	2,1	420	3,6	436	4,1	857	6,3
Яндыковский	3903	41,5	4205	46,5	4410	36,8	4361	38,2	4884	45,2	5416	40,1
В Мочагах	2064	22,1	2267	25,1	4701	39,2	4147	36,2	2854	26,4	3472	25,6
Всего:	9393	100	9039	100	12001	100	11499	100	10800	100	13539	100

«Местные условия» заключались прежде всего в системе монополий на лов рыбы крупных владельцев рыболовных угодий из русской знати: Всеволожских, Юсуповых, Кушелевых-Безбородко и др. Эти монополисты не были заинтересованы в точном учете сезонных рабочих-калмыков, так как это затруднило бы расчеты с ними и вскрыло бы массу злоупотреблений. Поэтому затея администрации провести перепись на промыслах и потерпела полный провал. Однако монополия нескольких частных владельцев на лов рыбы в низовьях Волги и в Каспийском море не отвечала интересам казны и являлась анахронизмом в условиях развития капиталистического предпринимательства. Это привело к расширению «вольной» системы рыболовства на Волге и в Каспийском море. 25 мая 1865г. Был издан новый устав каспийских рыболовных и тюленьих промыслов. По этому уставу большая группа участков, отдававшаяся ранее на откуп, объявлялась «вольной». «Вольный лов» был открыт через два года, в 1867г. Число предприятий резко возросло, увеличилось количество вылавливаемой рыбы.
Наряду с отменой монополий, притоком в рыбную промышленность купеческих капиталов и организацией крупных фирм большое значение для развития рыбных промыслов Волго-каспийского бассейна имели постройка железных дорог и улучшение условий водного транспорта. В 1870-е годы была построена Грязе-Царицынская железная дорога и завершена постройка линии, соединившей Саратов с Москвою. Это повело к расширению лова и сбыта дешевых сортов рыбы, широко расходившихся по России, особенно в промышленных губерниях. В 1880-1890-е годы ежегодный улов достиг 15-20 млн. пудов рыбы, из Астрахани до Царицына и по Грязе-Царицынской железной дороге отправлялось ежегодно по 10—11 млн. пудов. Расширение лова и заготовки рыбы не сопровождалось, однако, техническими усовершенствованиями и требовало все большего и большего количества рабочих.

По данным о выдаче билетов с 1867 по 1873 г., число ловцов увеличилось на 30,3%. В дальнейшем на рыболовные промыслы уходило все больше и больше калмыков. В 1880-е годы в Астраханской губ. числилось 423 рыбопромышленных «завода» в дельте Волги и на море, которым требовалось ежегодно до 50 тыс. рабочих на весеннюю и осеннюю путины. По подсчетам современника, калмыки составляли более 26% рабочих рыбных промыслов низовьев Волги. В 1893 г. в Астраханской губ. было выдано калмыкам 18651 билет для найма на работу и 2643 свидетельства на отлучку. Более половины выданных билетов приходилось на калмыков Яндыко-Мочажного улуса.

Как и ранее, калмыки употреблялись главным образом на неводных работах, считались лучшими специалистами по этому виду ловецкого труда и «пользовались у хозяев-нанимателей репутацией выносливых и нетребовательных работников». Их нанимали не только на астраханские промыслы, но и на промыслы в устье Терека и даже юго-западного берега Каспийского моря, в Сальянах и Ленкорани, оплачивая проезд и подряжая на длительный срок (8—81/2 месяцев); в 1893 г. из Икицохуровского улуса выехало на эти промыслы до 150 человек (считая женщин, подростков и детей); жили они семьями, каждая семья в своей кибитке.

Кибитки бедняков-калмыков на берегу Волги. Начало 20 в.

Расширение рыболовства и рыбной промышленности и увеличение спроса на рабочую силу вели к повышению заработной платы: по данным середины 80-х годов, средний заработок рабочего-калмыка в весеннюю путину составлял 25 руб., в осеннюю— 38 руб. В хозяйские харчи входили: хлеб, крупа, плиточный чай, мелкая рыба (крупной рабочие не имели права пользоваться). Неводному рабочему выдавались на временное пользование кожаные штаны — бахилы, поршни, полукожан, часто сильно поношенные. Если в середине XIX в. рабочие-калмыки получали более низкую заработную плату, чем русские, то в 1880-е—1890-е годы калмыкам у невода платили значительно больше, чем казахам и русским за ту же работу. Заработки солельщиков, коптильщиков и других специалистов, среди которых калмыки почти не встречались, были значительно выше. Новостью второй половины XIX в. было появление женщин-калмычек среди резальщиц рыбы. Условия контрактов и быта на промыслах оставались и для калмыков и для русских рабочих крайне тяжелыми. Яркие картины эксплуатации промышленниками рядовых рабочих и работниц каспийских рыбных промыслов дал в своей автобиографической книге «Вольница» советский писатель Ср. В. Гладков.

Как и ранее, часть калмыков-отходников нанималась на соляные промыслы Астраханской губ. Эти промыслы на южно-астраханских озерах обслуживались калмыками, в то время как на озере Баскунчак работали «киргизы» Букеевской орды (т.е. казахи). Русские рабочие использовались только на транспортировке соли. В конце первой половины XIX в. майор Безносиков, проводивший обследование в Астраханской губ., писал: «Выломкою соли занимается от 1100 до 1250 калмыков ежегодно. Эта последняя работа чрезвычайно тяжка потому, что ее производят на озере во время летних жаров и работают по колено в соленой влаге. Несмотря на выручку в течение лета каждого из этих работников от 28 до 30 рублей серебром, не было примера, чтобы русские крестьяне брались за это дело...». Только крайняя нужда заставляла и калмыков браться за эту работу. Рабочий-калмык должен был разбивать соляной пласт, промывать соль в рапе, сгребать в кучи и насыпать в мешки для отвоза на пристань. До 1865 г. подряд калмыков на работу проводился Соляным правлением. В 60-х годах на соляных промыслах работало до полутора тысяч калмыков4?. Правление нанимало обычно артели по 10 человек. Выломка тысячи пудов соли оплачивалась в 10 руб. Артель из 10 человек в течение сезона могла выломать максимум 35 тыс. пудов. В среднем рабочий зарабатывал от 20 до 25 руб. Правление не выдавало никаких авансов. Расчет производился только после окончания работ. При промыслах возникла обширная сеть мелких торговых заведений. Под векселя калмыцким артелям выдавались питание, инструменты и одежда. Во время окончательного расчета калмыки выплачивали эти долги.

После разрешения в 1865 г. частным предпринимателям добывать соль промыслы были расширены, добыча соли увеличилась. Однако после проведения в 1882 г. железнодорожной ветки от озера Баскунчак к Ахтубе значение соляных промыслов южно-астраханских озер упало.

Если отходники Яндыковского улуса и Мочагов нанимались преимущественно на рыбные и соляные промыслы, то из Мало-дербетовского и Большедербетовского улусов калмыки-бедняки уходили в соседние губернии и область Войска Донского для найма пастухами и рабочими в зажиточные крестьянские хозяйства.

Таким образом, во второй половине XIX в. отчетливо определилось, что кочевое скотоводство уже не является единственным занятием калмыков. Работы по найму в сельском хозяйстве, а также на рыбных и соляных промыслах начинали играть весьма существенную роль в хозяйстве калмыков. В основном наем на работу происходил не на весь год, а на определенные рабочие сезоны. Главная масса ловцов рыбы нанималась на весеннюю и осеннюю путины, на соляных разработках добыча производилась летом, гребцы, бурлаки и грузчики на Волге использовались во время навигации. Калмыки, нанимавшиеся летом на работу, в большинстве своем еще сохраняли кое-какое скотоводческое хозяйство. Та или иная специализация в работе также не играла решающей роли. Поэтому говорить о сложившемся рабочем классе у калмыков для середины XIX в. будет неправильно. Специализация по отраслям производства и определенная квалификация появляются в последней четверти XIX в., когда на Волге и Каспийском море русским торговым и промышленным капиталом был дан сильный толчок развитию производительных сил. В это время за промыслами закрепляется определенное количество рабочих-калмыков, для которых работа на промысле стала единственным источником существования.

Сохранявшиеся феодальные отношения, с одной стороны, способствовали разорению массы калмыков-скотоводов, а с другой, служили большим препятствием для свободного найма. Личная зависимость калмыка от владельца препятствовала разрыву его с общиной-хотоном. Нойонам и зайсангам было невыгодно, чтобы их подвластные надолго уходили из хотона. Они вмешивались в заключение контрактов при найме. Феодальные повинности сводили на нет заработки калмыка на промыслах и фактически уничтожали разницу между голодным существованием разоряющегося скотовода в улусе и жизнью на промысле.

Сохранение феодальных отношений вступало в противоречие с интересами растущего русского торгового и промышленного капитала, с интересами русской буржуазии, завоевывавшей твердые позиции в промышленности Нижнего Поволжья и Прикаспия, и крестьянской зажиточной верхушки. Промышленникам нужен был стабильный состав рабочих, не зависящих от феодалов. Предприниматели стремились к безраздельному и полному контролю над рабочими их предприятий. Однако рабочий-калмык не мог ни экономически, ни политически полностью зависеть от промышленника. Здесь интересы русской торгово-промышленной и растущей крестьянской буржуазии и калмыцких феодалов сталкивались. Монопольное право феодалов на труд зависимого населения изживало себя.

* * *

Во второй половине XIX в. связи Калмыкии с всероссийским рынком продолжали развиваться. Русское правительство было заинтересовано в приобретении калмыцких лошадей, которые нужны были для конского ремонта, т.е. для пополнения конского состава кавалерийских частей.

Закупщики лошадей и ремонтеры предпочитали иметь дело с владельцами крупных табунов. Здесь лошади продавались по оптовой цене, а качество их было выше. Продажей лошадей в основном занимались нойоны и зайсанги и некоторые богатые скотоводы из простолюдинов, имевшие специальные конные заводы. Русское правительство делало попытки оживить коневодство у калмыков. В качестве стимула для улучшения пород администрация учредила с 1861 г. ежегодные конные состязания в одном из улусов; позже организацией скачек занялось «Астраханское общество скачек и конского бега». Предполагалось, что «природный азарт» на скачках вызовет у калмыков-скотоводов стремление заводить улучшенные породы лошадей. Но основная масса калмыков, имевшая до десятка голов лошадей, не могла заинтересоваться скачками. Ежегодные состязания превратились в своего рода биржу, где крупные коннозаводчики-владельцы вершили различные сделки. В 50— 90-х годах на бегах выставлялись лошади Д. Ц. Тундугона, Тюменя, Дондуковых, крупных коннозаводчиков-зайсангов Санджи Тамтаева, Б. Онкорова и др. Все они были членами «Астраханского общества скачек и конского бега». История этого общества пестрит многочисленными примерами, когда коннозаводчики, бывшие членами правления, чинили всевозможные препятствия рядовым калмыкам, пытавшимся выставлять своих лошадей и завязывать торговые сделки. В правление общества вступили владевшие значительным капиталом купцы-перекупщики, комиссионеры и пр. Здесь устанавливались оптовые и розничные цены не только на лошадей, но и на остальной скот.

Наряду с лошадьми на рынок поступал и крупный рогатый скот калмыцкой породы. Из общей массы калмыцких хозяйств к 90-м годам выделилась прослойка зажиточных скотоводов. Они наряду с нойонами и поставляли крупный рогатый скот на рынок. Однако и небогатые калмыки-скотоводы вынуждены были продавать скот прасолам, поставлявшим калмыцкий скот на убой не только в столицы, но — с развитием железнодорожного транспорта — и за границу. После постройки Грязе-Царицынской железной дороги, с 1880 г., началось обсуждение вопроса о постройке Астраханской железной дороги, которая соединила бы Астрахань с общей сетью железных дорог империи. Предлагались два варианта — левобережный и правобережный. Сторонники последнего, приводя доводы в пользу соединения Астрахани с Царицыном по правому берегу Волги, писали и о том, что этот вариант расширит возможности отправки по железной дороге калмыцкого скота, ценившегося в столицах. Однако решение вопроса затянулось, и лишь в начале XX в. был осуществлен левобережный вариант. Недостаточное развитие железнодорожного транспорта и отсутствие холодильных предприятий ограничивали сбыт калмыцкого скота.

Из продуктов скотоводческого хозяйства поступали на рынок кожи и шерсть — овечья и иногда верблюжья. Производства кожевенных изделий для продажи не было. На рынок поступали сырые кожи. Круглый год из Астраханской и Ставропольской губерний двигались огромные обозы с сырой кожей, закупавшейся обычно на месте. Нередко феодалы отдавали прасолам на откуп сбор кож. За определенную сумму, меньшую, чем рыночная стоимость тех же кож, закупщик получал право обдирать шкуры с павшего скота простых калмыков и нойонских стад в каком-нибудь улусе. Нойоны и зайсанги присваивали себе откупные деньги. Самые крупные пере-купочные пункты были в Царицыне и Черном Яре, на Калмыцком Базаре «близ Астрахани.

Шерсть тонкорунных овец, разводившихся в хозяйствах нойонов, в основном поступала на рынок. На нее предъявляла спрос русская суконная промышленность. Оптовой продажи грубой шерсти калмыцких овец в рассматриваемый период не производилось. Мелкие скупщики, офени и купцы производили обмен различных товаров на месте. Калмыкам привозились чай, мука, табак, мануфактура и мелкий железный инвентарь. Твердой цены на шерсть не существовало. Каждый раз при обмене устанавливались условия на далеко не эквивалентных началах. Вымененная шерсть продавалась крестьянам для изготовления валяной обуви. Нередко эта шерсть перепродавалась на месте простым калмыкам, нуждавшимся в ней. Овчины на рынок не поступали, так как их количество еле покрывало нужды самих простых калмыков. Стрижка верблюжьей шерсти проводилась нерегулярно, в зависимости от спроса на нее. В калмыцком хозяйстве верблюжья шерсть шла на нитки для шитья одежды и войлоков, на веревки, тесьмы и арканы. Верблюжьи шкуры ценились довольно низко. На рынок верблюды регулярно не поступали, так же как и верблюжья шерсть.

Для развития обмена имели значение ярмарки, устраивавшиеся ежегодно в улусах Астраханской губ. и в Большом Дербете. Весьма интересны указания на привоз в Калмыкию изделий, выделывавшихся специально с учетом особенностей калмыцкого быта. Так, из Казанской губ. на баржах по Волге доставлялись деревянные круги для кибиток; с Кавказа привозились точеные деревянные чашки и серебряные изделия; поступали железные изделия «в калмыцком вкусе».

* * *

Калмыкия входила в состав Российской империи, вступившей во второй половине XIX в. в период капитализма. Это не могло не отразиться и на хозяйстве калмыков. Нойоны-владельцы, богатые аймачные зайсанги и скотоводческая верхушка из числа простых калмыков шли по пути товарного разведения скота. У этих крупных скотоводов появлялись новые породы скота, пользовавшиеся спросом на рынке. Среди богатых калмыков имелась прослойка представителей торгово-ростовщического капитала. Хозяйства как этой группы калмыцкого общества, так и рядовых скотоводов поставляли продукцию скотоводческого хозяйства — скот, шерсть, кожи — на внутренний рынок России, откуда в Калмыцкую степь доставлялись предметы русской фабричной и кустарной промышленности.