Очерки истории Калмыцкой АССР. Дооктябрьский период. Издательство «Наука», Москва, 1967.

Глава VII КАЛМЫКИЯ В ПЕРИОД РАЗВИТИЯ КАПИТАЛИЗМА В РОССИИ. РЕФОРМА 1892 г.

2. Социальные отношения

Во второй половине XIX в. в Калмыкии сохранялись феодальные отношения. Русское правительство, проводя крестьянскую реформу 1860-х годов, не коснулось калмыцких улусов. Калмыцкие нойоны, зайсанги и высшее ламаистское духовенство сохраняли свое положение феодалов, а масса рядовых калмыков продолжала находиться от них в феодальной зависимости.

Рассмотрим, какие изменения происходили в калмыцком феодальном обществе во второй половине XIX в. под влиянием общего процесса развития капитализма в России.

Выше приведены данные о распределении скота между отдельными группами населения. Материалы табл. 3 показывают, что скота (в переводе на мелкий скот, считая 4 головы мелкого за I голову крупного) приходилось на душу населения в среднем по различным улусам Астраханской губ. у нойонов от 468 до 2221 головы, у аймачных зайсангов от 24 до 115, у безаймачных зайсангов от 6 до 69, у духовенства от 9 до 196 голов, у простых калмыков от 2 до 16 голов.

Приведенные цифры весьма убедительно свидетельствуют о глубоком имущественном неравенстве между сословными группами и о том, что феодалы сохраняли и экономическое превосходство. При этом надо иметь в виду, что официальные данные не отражали точно имущественную дифференциацию. Количества скота в хозяйстве рядовых калмыков нередко с трудом хватало на прокорм семьи. Потеря даже сравнительно небольшого количества скота ставила калмыцкую семью в очень тяжелые условия. Была распространена сдача феодалами своего скота на выпас с условием возвращения через известное количество лет с приплодом. Отсюда определить действительное количество скота у нетрудового калмыцкого населения крайне трудно. Кроме официально принадлежащих привилегированным сословиям стад, большое число скота, фактически бывшее в их собственности, находилось в стадах простых калмыков.

Нойонов с членами их семей по переписи 1868 г. числилось 38 человек; за ними правительство признавало права потомственных и личных дворян.

Представители этой феодальной верхушки были далеко не равны по имущественному положению. Самым состоятельным был род Тундутовых — нойонов Малодербетовского улуса. Ему принадлежало, по данным 1868 г., 7850 кибиток, т.е. около 31,5 тыс. человек (считая по 4 души обоего пола на кибитку). Число кибиток, принадлежавших владельцам Харахусовского улуса — Дугаровым (2147 кибиток), в это же время составляло менее трети от владения Тундутовых. У владельцев Хошоутовского улуса — Тюменей была 1851 кибитка, т.е. почти на 300 кибиток меньше, чем у Дугаровых. Были в улусах и мелкие владельцы.

Еще большая дифференциация наблюдалась среди средних и мелких феодалов—зайсангов. До 1868 г. точное количество зайсангов не было известно. В декабре 1868 г. была проведена проверка посемейный списков с учетом количества кибиток, принадлежащих зайсангам. Вместе с членами семейств в 1868 г. числилось 835 аймачных зайсангов, в зависимости от которых находились 17,5 тыс. кибиток, и 2609 безаймачных зайсангов—всего 3444 человека. Количество последних беспрерывно росло. Так как число аймаков оставалось почти постоянным, а право наследства признавалось за старшим сыном, то, естественно, количество безаймачных зайсангов с каждым годом увеличивалось. Русское правительство не признавало за зайсангами дворянских прав. Положение 1847 г. наделяло аймачных зайсангов правами потомственных почетных граждан, а безаймачных — правами личных почетных граждан. Закон по существу низводил зайсангов до положения простых управляющих аймаками. Права мелких и средних феодалов на владение калмыками оставались без изменения, но юридическое оформление положения зайсангов находилось в руках русской администрации. Закон предусматривал право наследования у феодалов. Однако назначение на пост аймачного зайсанга утверждалось губернатором. Зайсанг мог потерять свои кибитки и быть отстранен от управления аймаком за «дурное поведение». В аймаках, где не было наследственных зайсангов или они были по каким-то причинам устранены от управления, администрация могла проводить выборы зайсангов. Это давало возможность русскому правительству оказывать известное давление на средние слои феодалов.

Значительный процент нетрудового населения среди калмыков падал на духовенство. По переписи 1852 г. ламаистское духовенство среди астраханских калмыков составляло 1452 человека. В 1868 г. численность калмыцкого духовенства в Астраханской губ. была определена в 1201 человека (табл. 6).

Таблица 6.

Численность калмыцкого духовенства по Астраханской губ. в 1868 г.

Численность духовенства по официальной статистике явно занижена. Русское правительство проводило различные мероприятия, направленные на сокращение числа ламаистского духовенства. В частности, административным порядком в 40-х годах XIX и. был установлен определенный лимит для численности духовных лиц по улусам. Это повело к утайке действительного числа духовных лиц, к представлению заниженных сведений. Верхушка калмыцкого духовенства продолжала эксплуатировать большое число простых калмыков.

Общая численность нойонов, зайсангов, членов их семей и духовенства, по данным 1868 г., составляла 4683 человека.

Феодальная зависимость калмыков-простолюдинов от калмыков «белой кости» сохранялась до 1892 г. Несмотря на известные ограничения в отношении поборов, введенные Положением 24 ноября 1834 г. и подтвержденные Положением 1847 г., эксплуатация рядовых калмыков калмыцкими феодалами оставалась тяжелой.

Размер покибиточного сбора, утвержденный Положением 1847 г., был определен в 8 руб. 15 коп. серебром в год. Из этой суммы во владельческих улусах 7 руб. 14 коп. шло владельцу, 57 коп. — зайсангу и 44 коп. — на содержание Калмыцкого управления. В казенных улусах зайсангу полагалось 57 коп., остальная сумма —7 руб. 58 коп. — шла на содержание Калмыцкого управления. Этот сбор сохранялся до 1892 г. Его взимание сопровождалось всевозможными злоупотреблениями; сохранялись феодальные повинности, не ограниченные законом: натуральные сборы, работы в хозяйстве феодала. Аймачные зайсанги, как и нойоны, эксплуатировали труд простых калмыков. Главный пристав Большедербетовского улуса П.З. Ланко писал в 1868 г. о налогах с калмыцкого податного населения: «При бедности в кочевом быту источников для материального благосостояния, калмыки не могут не стесняться этим окладом. Не говорим уже о тех повинностях, которые ими исполняются, кроме того, натурой в пользу владельцев».

Продолжали существовать и шабинеры — калмыки, переданные владельцами ламаистскому духовенству. Кроме бесчисленных поборов и приношений, на них лежала обязанность ведения скотоводческого хозяйства духовенства. Среди шабинеров существовала особая категория зависимых от хурулов калмыков — шангудов, которые были обязаны поставлять топливо духовенству и, главное, заниматься заготовкой сена для скотоводческого хозяйства духовенства.

Эксплуатация нойонами, зайсангами и духовенством труда простых калмыков была основана на феодальной зависимости. Иную основу имело использование труда калмыков-простолюдинов выделившейся из податного населения скотоводческой верхушкой. К 90-м годам XIX в. эта еще немногочисленная прослойка играла в калмыцком хозяйстве уже заметную роль. Крупные скотоводы-простолюдины, как и крупные феодалы, имели товарные хозяйства. Эксплуатация ими калмыков, совсем лишившихся скота или не имевших его в достаточном количестве, была основана на экономической зависимости. Ссуды скотом и деньгами для уплаты налогов приводили к подчинению крупным скотоводам калмыков-бедняков. Возвращение долга в основном носило форму отработки. Крупные скотоводы прибегали и к найму рабочих-калмыков, главным образом пастухов.

Таким образом, феодальные отношения в калмыцком обществе во второй половине XIX в. еще были господствующими. Руководящую роль продолжали сохранять крупные нойоны-владельцы. Положение мелких и средних феодалов, т.е. нойонов, не владевших улусами, и зайсангов (аймачных и безаймачных) было неустойчивым. Часть этих представителей «белой кости» стала приближаться по имущественному уровню к положению обеспеченных групп хозяйств калмыков-простолюдинов. С другой стороны, шел процесс дифференциации в массе калмыцкого населения: выделялась экономически сильная верхушка, эксплуатирующая труд рядовых калмыков. Среди последних развивался отход на сельскохозяйственные работы, на рыбные и соляные промыслы. Эти явления были признаками зарождения в Калмыкии капиталистических отношений.