Златкин И.Я. История Джунгарского ханства (1635-1758). Издательство «Наука», Москва, 1964.

ГЛАВА ШЕСТАЯ
ГИБЕЛЬ ДЖУНГАРСКОГО ХАНСТВА

продолжение. . .

Между тем Амурсана, обосновавшись сначала в Тарбагатае, а потом в бывшей главной ставке ойратских ханов на р. Или, использовал зимние месяцы 1755/56 г. для организации своих сил. Он списался с ойратскими князьями по всей Джунгарии, приглашая их присоединиться к нему, изгнать из ойратской земли завоевателей и восстановить независимое ойратское государство.

На призыв Амурсаны откликнулись некоторые нойоны и зайсанги. Его приглашение отклонили те, кто считал унизительным для себя подчиниться человеку недостаточно высокого происхождения, а также те, кто затаил старую вражду. Не присоединились к нему и те улусы, правители которых в свое время поддержали Даваци против Амурсаны, а потому опасались мести. Несмотря на все это, сторонники Амурсаны в конце 1755 — начале 1756 г. провозгласили его ханом. 17 февраля 1756 г. один из зайсангов Каракольской волости говорил представителям русского командования, что Амурсана «жительствует ныне на том же месте, в большой урге, где был ноён Дебачи... войска де ныне при Амурсанае до 10 тысяч... Известно, что он, Амурсана, в зенгорской землице вместо Дебачи-хана уже владельцем».

Вскоре, однако, в стане Амурсаны начались раздоры. От него откололась группа князей, начались вооруженные столкновения, и Амурсана в конце концов потерпел поражение, заставившее его вернуться на р. Или, чтобы собрать новые силы. Он призвал на помощь Аблая. Тот согласился помочь и с 10-тысячным отрядом прибыл в Джунгарию. Но и эта помощь не изменила положения. Узнав о приближении большой маньчжурской армии, Амурсана оставил Джунгарию и в начале лета 1756 г. бежал в Средний жуз к Аблай-султану, где вновь нашел убежище.

Не теряли времени и власти Цинской империи. Они сурово расправились с теми, по вине которых, как думали в Пекине, Амурсане удалось бежать в Джунгарию. По приказу Хун Ли в Пекин был вызван и там казнен знатный халхаский феодал, родной брат ургинского богдо-гэгэна Эринцин-Доржи Тушету-хан: он, неся ответственность за охрану халха-ойратской границы, не воспрепятствовал этому побегу. Одновременно началось формирование новой, еще более многочисленной армии для второго похода в Джунгарию, на этот раз против Амурсаны. 11 января 1756 г. Якоби докладывал, что «мунгальское войско, собранное из манжуров, мунгальцев и солонов, состоит в контайшинской стороне... без малого с 400 тысяч под командою 6 генералов, из которых 5 человек из маньчжуров, а шестой, именем Шадарван, мунгальской хотогоец». При этой армии содержалось много ремесленников— китайцев, мунгальцев, Сахаров (чахаров.— И. 3.)... для строения на тех реках перевозов, судов и лоток». Хун Ли приказал генералам «в марте месяце (1756 г.— И. 3.) неотменно следовать войску в контайшинскую сторону со всяким поспешением как для поймания Амурсаны, так и искоренения и приводу в подданство контайшинцов».
Цинские власти уже тогда пытались привлечь к борьбе против Амурсаны правителей Среднего жуза. Они направили к казахам специальную миссию в составе 30 человек, которая в январе 1756 г. появилась в Урянхайских улусах, заявляя о своем намерении пройти к Аблаю прямым путем через территорию России, ибо путь через Или был для них закрыт Амурсаной. Через русскую территорию их не пропустили. Они вернулись назад, не выполнив поручения. Но казахские феодалы и без того почти не выходили из ойратских улусов, «помогая» то одному, то другому деятелю, уводя с собой каждый раз богатую добычу скотом и пленными. В этих операциях участвовали феодалы не только Среднего жуза, но и других казахских феодальных владений, которые, по свидетельству очевидцев, «имения и пленников много привозят, которые де как покупкою, так и протчими случаями и в Меньшую орду весьма прибыльно доходят», почему и Айчувак «собирается совершить набег на Джунгарию».

Между тем цинские войска, наводнившие Джунгарию, не имея перед собой организованного противника, без особого труда преодолевая встречавшиеся им разрозненные очаги сопротивления, приступили к поголовному истреблению ойратского населения. В июле 1756г. двухтысячный цинский отряд вступил в пределы России и, разыскивая Амурсану, подошел к Колыванскому заводу, под стенами которого укрывались ойратские беженцы. 25 октября того же года еще более многочисленный отряд маньчжурских воинов подошел к Устькамено-горской крепости, желая увести с собой находившихся здесь урянхайцев, бывших подданных ойратского хана. Узнав, что Амурсана скрывается в кочевьях Аблай-султана, отряд направился в Средний жуз. В августе 1756 г. произошло сражение между ополчением Аблай-султана и войсками цинского императора, закончившееся поражением казахов, начавших отступление к русским укрепленным линиям. Казахские правители обратились к русским властям с просьбой о защите от преследовавших их маньчжурских войск.

С просьбами о защите, о приеме в русское подданство к русским властям стали обращаться и феодальные правители многих ойратских улусов. Начало было положено еще в 1753 г., когда нойоны и зайсанги жаловались на «злое время» и выясняли возможность перехода в российское подданство. В дальнейшем движение за добровольное присоединение к России усилилось. В сентябре 1755 г. уже около 40 ойратских зайсангов ждали решения царского правительства по вопросу о переходе в российское подданство. Одновременно с этим из глубинных пунктов ойратского ханства к границе России шли и ехали десятки и сотни беженцев, князей и крестьян с остатками своего имущества, с членами семей, ища на русской земле спасения от беспощадного меча завоевателей.

Правительство России оказалось в затруднительном положении. Располагая в этом районе малыми военными силами, оно столкнулось с прямой угрозой распространения цинской экспансии за пределы Джунгарии, на территории Восточного Туркестана, Казахстана и Средней Азии. Рядом указов Петербург определил свое отношение к событиям в Джунгарии. Он решил проводить прежнюю политику невмешательства во внутреннюю борьбу в ойратском ханстве, «понеже со здешней стороны никакого резона или пользы нет в их междуусобные ссоры вступаться и одного против другого оборонять».
Правительство России вполне отдавало себе отчет в той опасности, которую могло представить для Сибири соседство с сильным ойратским ханством, поскольку его правители продолжали претендовать на часть сибирской территории, собирая ясак с обитавших там бывших своих данников. Вместе с тем и чрезмерное ослабление этого ханства противоречило интересам России. Тем более нежелательным было полное завоевание Джунгарии Цинской империей. Сибирский губернатор Мятлев 26 июня 1756 г. докладывал в Петербург, что если цинские войска подчинят ойратов и казахов, то пограничные районы России «подвержены будут всекрайней опасности».

Учитывая особенности момента, царское правительство предложило местным властям принимать ойратских беженцев, давать им убежище и разрешить им кочевать, где пожелают, стремясь к тому, чтобы цинские власти оставили их в покое. Возможные претензии Цинов следовало отводить, ссылаясь на то, что ойраты не являются подданными цинского императора, и разъясняя, что Россия не вмешивалась и не вмешивается во внутренние дела Джунгарского ханства и что цинскому правительству также не следовало бы в них вмешиваться, тем более что в 1731 г. его послы в Петербурге сами говорили об отсутствии у императора возражений против приема Россией беженцев из Джунгарии и даже предлагали передать России часть ойратской территории. Руководствуясь этими указаниями, русские пограничные власти стали принимать ойратских беженцев, поток которых не прекращался вплоть до 1758 г.

В июне 1756 г. в Оренбурге стало известно, что Амур-сана, потерпев поражение, вновь бежал из Джунгарии к Аблаю. Неплюев и Тевкелев решили пригласить Амурсану в Оренбург. I июля 1756 г. они написали ему письмо, в котором предлагали прибыть к ним «для лучшего... покоя и безопасности». В Средний жуз был посла» башкирский старшина Абдулла Каскинов, которому официально поручили выяснить у Аблая, почему казахские купцы не приезжают в Орск, где их ожидают русские купцы с товарами. Неофициально же ему было поручено тайно от казахов передать Амурсане письмо русских властей.

Абдулла Каскинов 1 августа выехал из Оренбурга и прибыл в улус Аблая в конце августа. Султан находился в походе против маньчжуров, и Каскинову пришлось ждать возвращения правителя Среднего жуза около полутора месяцев. В этом походе участвовал и Амурсана. Аблай потерпел поражение и вернулся из похода: раненым. Вернулся и Амурсана, которого поместили в одну из юрт под охрану 30 казахов. Как выяснилось, Аблай все время держал Амурсану под бдительным; надзором, «дабы он от них не скрылся и убежать не мог».

Убедившись, что ему не удастся лично повидать Амур-сану, Каскинов связался с его приближенными, которые «столько были тому рады, что по своему бедственному состоянию от слез удержаться не могли». Через этих приближенных Амурсана сообщил Абдулле, что Аблай-султан держит его и прибывших с ним 230 ойратов как, невольников, насильно принуждая сопровождать казахские отряды в экспедициях против маньчжуров, что он, Амурсана, намерен бежать от Аблая и просит предупредить об этом русских пограничных начальников. На следующее утро от Аблая прибыл отряд казахов. Взяв с собой Амурсану и других ойратов, отряд выступил против маньчжуров. Амурсана, увидя Абдуллу Каскинова, просил его передать в Оренбург свою благодарность. В дальнейшем Каскинов выяснил, что Аблай-султан не только держал Амурсану на положении пленника, но и отдалил его от семьи, содержа в нищенских условиях, не давая ни скота, ни даже юрты. Обо всем виденном и слышанном в улусах Среднего жуза Каскинов 31 октября 1756 г. представил Неплюеву и Тевкелеву письменный доклад.

Между тем в Джунгарии в ответ на зверства завоевателей стало нарастать стихийное сопротивление ойратов. Уже после того как Амурсана бежал к Аблай-султану, ойраты, по свидетельству очевидцев, стали собираться с силами и совершать нападения на маньчжуро-монголо-китайские отряды и гарнизоны. Но разрозненные действия ойратских воинов не могли освободить Джунгарию от наводнивших ее войск Цинской империи. Эти войска, несмотря на урон, продолжали свое продвижение в глубь страны.

В конце осени 1756 г. Амурсана после пятимесячного пребывания у Аблай-султана вновь появился в Джунгарии. Зиму 1756/57 г. он провел в горах Тарбагатая, сколачивая новые силы для борьбы против господства Цинов. Он рассчитывал объединиться с антиманьчжурскими силами Халхи, где летом 1756 г. вспыхнуло вооруженное восстание, во главе которого стоял крупный феодал Ценгуньжаб.

Положение в Халхе в это время было весьма напряженным. Восстание Амурсаны и возобновление военных действий в Джунгарии вызвали новую волну мобилизаций, реквизиций и поборов. Местные маньчжурские гражданские и военные власти, подхлестываемые разгневанным императором, стали безвозмездно отбирать у населения Халхи последних лошадей и остатки скота. Дело дошло до того, что на тракте Кяхта — Урга почтовые станции были оставлены без сменных лошадей, так что проезжавшие по тракту чиновники, купцы, дипломатические курьеры не имели возможности заменить уставших лошадей свежими, которые по закону и обычаю всегда должны были находиться в достаточном числе на станциях. К военным поборам прибавилось стихийное бедствие — неблагоприятная зима 1755/56 г., сопровождавшаяся сильными морозами и глубокими снегами, вызвавшими массовый падеж скота. В стране свирепствовала эпидемия оспы. В этих условиях антиманьчжурское движение, утихшее было с лета 1755 г., вспыхнуло с новой силон.

Брожение в Халхе усиливали слухи о том, что император Хун Ли насильно задерживает у себя главу ламаистской церкви Халхи богдо-гэгэна, не разрешая ему к Тушету-хану вернуться на родину, так как не верит в их благонадежность. Эти слухи были не лишены оснований. Хун Ли заставил богдо-гэгэна присутствовать при казни его брата Эринцин-Доржи, которого цинские власти винили в побеге Амурсаны. Несмотря на неоднократные и настойчивые просьбы богдо-гэгэна помиловать брата, тот был в апреле 1755 г. повешен в Пекине. Но и после этого император не хотел отпускать богдогэгэна и Тушету-хана домой. Он уступил настояниям главы монгольской ламаистской церкви только тогда, когда последний дал понять, что длительное его отсутствие может толкнуть халхаский народ на крайние меры. Летом 1756 г. богдо-гэгэн и Тушету-хан прибыли в Ургу, куда привезли и труп казненного, преданный здесь сожжению. Долго еще в храмах Урги по указанию богдо-гэгэна производились поминальные богослужения в память Эринцин-Доржи.

Ценгуньжаб до июля 1756 г. находился в составе цинской армии в Джунгарии, командуя двухтысячным отрядом халхаских войск. Возмущенный казнью халхаского главнокомандующего Эринцин-Доржи, он поднял восстание, снял с фронта подчиненные ему войска и вместе с ними вернулся в Халху, в район оз. Косогол, где располагалось его родовое владение. Отсюда Ценгуньжаб стал рассылать гонцов во все концы Халхи к владетельным князьям, приглашая их объединиться и общим» силами выступить против маньчжурских завоевателей. Наряду с этим он вступил в контакт с ойратскими антиманьчжурскими силами и с Амурсаной, когда тот вернулся в Джунгарию. В ответ на требование цинских властей сдаться Ценгуньжаб заявил, что не боится чгроз, ибо вся Халха против маньчжуров, никто из халхасов не поддерживает их и не присоединится к их войскам.

Восстание Ценгуньжаба получило широкий отклик во всей Монголии. Халхаские князья, через владения которых пролегали коммуникации в Джунгарию, бросали посты, почтовые станции и откочевывали в отдаленные районы, вне пределов досягаемости цинских властей. Это серьезно ухудшило службу связи и снабжения цинских войск, действовавших в ойратском ханстве. Не доверяя халхаским князьям и опасаясь дальнейшего ухудшения своего положения в Монголии, пекинское правительство вывело из Джунгарии все халхаские войска и вернуло их в Халху.

Цинские власти принимали чрезвычайные меры к спасению своих позиций в Монголии. В Джунгарии они продолжали зверски истреблять ойратское население, в Халхе—широко пустили в ход средства провокации, шпионажа, подкупа и террора. 17 января 1757 г. цинским властям удалось, захватить Ценгуньжаба и увезти его в Пекин. Разыскав его двух скрывавшихся сыновей, они также увезли их в Пекин. 12 июня 1757 г. Ценгуньжаб с сыновьями были казнены. За третьим сыном Ценгуньжаба, которому было всего семь лет и который находился у своих родственников на северо-западе Халхи, были посланы специальные агенты с поручением убить ребенка на месте. Были пойманы, увезены в Пекин и там казнены многие другие участники восстания, а также их жены и дети. Сорок менее активных повстанцев были казнены публично в самой Урге. Тушету-хан, Цецен-хан и многие другие высшие чиновники Халхи были сняты с постов, разжалованы, лишены титулов и званий. «Вся Мунгалия сумневается,— говорили современники,— что их мунгальские главные начальники будут один по одному искоренены».

24 января 1758 г. в возрасте 34 лет умер богдо-гэгэн, через 2 .месяца — чулган-дарга тушетуханского аймака Яемпил-Доржи, а еще через 2 месяца был похоронен и сам Тушету-хан. Есть основание полагать, что смерть этих трех халхаских деятелей, открытая антиманьчжурская ориентация которых была тогда хорошо известна, была не случайной, что к этому событию приложило руку цинское правительство. Слухи об их отравлении были в то время широко распространены в Халхе. Русский посол Братищев и майор Якоби, возвращаясь из Пекина в начале 1757 г., встретили маньчжурский отряд, везший на расправу в Пекин жену и детей незадолго до этого казненного князя Дамдина, собиравшегося бежать в Россию.

Положение народных масс Халхи было исключительно тяжелым. Монгольские крестьяне, вконец разоренные, лишенные скота, становились нищими. «Во всем монгольском народе,— говорят источники,— премногое множество бедных, не имеющих пропитания... По всей дороге (из Урги в Кяхту.— И. 3.), инде и на одной версте местах в десяти и больше находились нищие и, стоя на коленях, просили милостину».

Но стихийное антиманьчжурское возмущение монгольского народа в Халхе было задавлено прежде чем оно успело вылиться в активное массовое вооруженное восстание.

Тем временем Амурсана собирал новые силы для продолжения борьбы против господства Цинской династии в Джунгарии. По свидетельству источников он в 1756 г. наладил связь и контакт с Ценгуньжабом, планируя на 1757 год совместные операции. Об этом говорили местному русскому командованию некоторые урянхайские старшины, которые, как выяснилось, сами ездили к Амурсане в конце 1756 г. и знали об этом с его слов. Урянхайские старшины снабжали Амурсану продовольствием и лошадьми. Они же несли службу связи между Амурсаной и Ценгуньжабом, который в одном из писем сообщал, что располагает войском в 30 тыс. воинов, «да к тому же и три пограничные хана (т. е. три хана Халхи.— И. 3.) ему вспоможение чинить намерены».

Укрепляя контакт с Ценгуньжабом, Амурсана решил в то же время просить помощи у правительства России. В январе 1757 г. он отправил с этой целью послов в Петербург с письмом на имя русской императрицы Елизаветы. В июне-июле 1757 г. в Петербурге шли переговоры с его представителем — зайсангом Давой. От имени Амурсаны Дава просил, чтобы российские власти помогли ему собрать под его власть всех ойратов и все ойратские улусы, чтобы между Иртышом и оз. Зайсан построили для него крепость, защитили Амурсану и ойратов силами русской армии от цинских войск и т. п. Даве ответили, что выдвинутые Амурсаной условия перехода в русское подданство неприемлемы для России, ибо могут вызвать конфликт с Китаем, а Россия ни с кем воевать не хочет, но если Амурсана пожелает сам, с небольшой свитой, получить в России безопасное убежище, то «не только принят, но и со всяким удовольствием в пище, в платье и в протчем призрением... пока сам похочет, содержан быть может». Если эти предложения окажутся для него неприемлемыми и он решит остаться в Джунгарии, чтобы занять там трон ойратского хана, то со стороны России ему в этом «препятствовано не будет, да и впредь, без задаваемых разве от него самого причин, он и зенгорский народ оставлены быть имеют в покое». 23 сентября 1757 г. Дава уехал из Петербурга, увозя с собой письменный ответ царского правительства и подарки для Амурсаны.

Пока Дава ездил в Петербург, в Джунгарии вновь развернулись военные действия. С наступлением весны 1757 г. Амурсана с отрядом своих сторонников направился на восток, к халхаско-ойратской границе, рассчитывая здесь объединиться с Ценгуньжабом, так как не знал еще о его гибели. Узнав о трагическом конце Цен-гуньжаба, Амурсана напал на гарнизон цинских войск в Баркуле и уничтожил его. Весной и летом 1757 г. в горах Тарбагатая и в долине р. Или отряды ойратов общей численностью в 10 тыс. воинов, руководимые Амурсаной и его единомышленниками, развернули активные операции против цинской армии. Несмотря на героические действия, эти отряды не могли противостоять многократно превышавшей их численностью и оснащением цинской армии, отразившей натиск повстанческих отрядов и перешедшей в новое наступление. Ойраты терпели поражение, всех попадавших в плен каратели беспощадно истребляли. Один из высших лам, Делег-гелун,. «прибежавший» в русские пределы из района Или, в своем письме 17 июля 1757 г. сообщал, что цинские войска всех, «кто б им из зенгорцев в руки не попал, то уже как мужеск, женск, больших и малых, ни единого не упущая, наголову побивают».

22 июля представители цинского командования появились в районе Семипалатинска. В беседе с местными военными властями они заявили, что посланы для искоренения бунтующих ойратов и поимки Амурсаны, что в долине р. Боротала они разбили несколько ойратских улусов, но Амурсану изловить не удалось — он бежал. Имея в виду, что Амурсане некуда бежать, кроме России, командование цинской армии хотело бы знать, не обнаружен ли он в пределах российских, дабы войска «напрасно о нем сыску иметь не могли». При этом сообщалось, что для поисков Амурсаны и других «таковых злодеев» невдалеке находится армия численностью в 50 тыс. человек во главе с шурином императора. Цинское командование выражало надежду, что российские власти выдадут ему Амурсану.

Пекинское правительство решило во что бы то ни стало и любой ценой заполучить в свои руки Амурсану и других вожаков ойратской освободительной борьбы. Еще в конце 1756 г. из Пекина в Петербург было отправлено письмо, извещавшее русское правительство, что ойратский народ принят в подданство Цинской империи, что Амурсана — изменник, бежавший к казахам, к которым уже отправлены войска с требованием выдать его и его сообщников. В своем ответном письме 20 мая 1757г. правительство России отклонило требование выдать ойратских беженцев, ссылаясь на то, что ойраты и их князья не были подданными цинского императора, а жили независимым государством. Цинские власти, разъяснялось в письме, не имеют права требовать выдачи им Амурсаны, а могут только просить; русские власти выдать его не обязаны, но могут это сделать в интересах дружбы, если Амурсана будет обнаружен в пределах России. Такой ответ крайне рассердил Хун Ли. Находившийся в Пекине представитель правительства России Братищев докладывал, что там прямо угрожали России войной.

14 июня 1757 г. пекинское правительство отправило в Петербург новое письмо, извещавшее о том, что цинские войска отбили у Амурсаны обоз, в котором было найдено четыре письма русских пограничных командиров, предлагавших Амурсане перейти в русское подданство. На этом основании правительство Китая обвиняло русские власти в поддержке ойратских «бунтовщиков» и решительно требовало выдачи Амурсаны и его сообщников.

Между тем Амурсана, потерпев ряд поражений, 28 июля 1757 г. явился в Семипалатинск, прося убежища. Он был принят местным командованием, через два дня доставлен в Ямышево, где выяснилось, что он болен оспой. В Ямышевской крепости ему оказали медицинскую помощь, а 31 июля отослали в Тобольск, куда он прибыл 20 августа. 22 августа в беседе с вице-губернатором Сибири Грабленовым Амурсана сообщил, что решил бежать в пределы России по примеру других ойратских князей, после того как убедился, что «Зенгория вся разорена и множество народу побито».

Следуя к русской границе, Амурсана подвергся неожиданному нападению отряда казахов Аблай-султана, действовавшего на, этот раз в контакте с цинской армией, лишился всего скота и имущества. Его люди были либо перебиты, либо захвачены казахами в плен, а сам Амурсана с восемью уцелевшими бежал к Иртышу. Он просил, чтобы подчиненные ему ойраты, пробиравшиеся разными дорогами и тропами к русской границе (около 4 тыс. человек), были направлены к нему.

Амурсану поселили в окрестностях Тобольска, где он жил в полном довольстве, ожидая возвращения Давы из Петербурга. Но 15 сентября 1757 г. Амурсана вновь заболел оспой и через шесть дней умер. Так закончил свою непродолжительную (ему было 35 лет) бурную жизнь этот человек, бывший сначала союзником и другом Даваци, а потом ставший его смертельным врагом, изменивший сначала своему народу и перешедший на сторону Цинской империи, а потом в течение двух лет возглавлявший освободительную борьбу против завоевателей, ставший знаменем этой освободительной борьбы. Монгольский народ сохранил память об Амурсане, как о вожде последнего всенародного освободительного движения против иноземных завоевателей, как о борце за монгольскую независимость.
Между тем командование цинской армии неустанно искало Амурсану. Получив сведения, что он якобы утонул в Иртыше, командование специально отрядило людей, которые на плотах поплыли вниз по течению с заданием обшарить все дно. Когда пришло официальное извещение, что Амурсана задержан русскими властями и, находясь в заключении, умер от оспы, пекинское правительство потребовало выдачи трупа. Отклонив это требование, царское правительство 1 ноября 1757 г. предложило сибирскому губернатору отправить труп Амурсаны на границу, в Кяхту, куда и пригласить представителей цинской администрации, чтобы они могли удостовериться в его смерти. 18 февраля 1758 г. пекинское правительство направило русским властям письмо, в котором объясняло причины своего настойчивого требования. Их было две: «Его, яко знатного бунтовщика и пренебрегателя милости моей (императора.— И. 3.), ни по какому образу, по правам нашим, простить нельзя» и «чтобы русские не вдались в его лукавые и хитрые обманы-умыслы».

13 марта 1758 г. в Кяхту прибыли представители цинских властей, которым была дана возможность убедиться в том, что Амурсана действительно мертв. Но этого оказалось мало. 28 марта 1758 г. пекинское правительство направило русским властям новое письмо, настаивавшее на выдаче трупа маньчжурским властям, «дабы все народы, видя сию ядовитую гадину, уверились в его погибели». Решительное отклонение этого требования дало толчок новому ухудшению отношений между Россией и Цинской империей. Почти вся переписка между Петербургом и Пекином в 1757—1759 гг. была посвящена вопросу о выдаче останков Амурсаны, а также о передаче ойратских повстанцев, бежавших в Россию.

Истребительная война в Джунгарии закончилась лишь в 1759 г., когда цинским войскам удалось ликвидировать последний очаг освободительной борьбы ойратов в горах Юлдуза.

Так было уничтожено Джунгарское ханство. Все источники единодушно отмечают массовое истребление ойратского населения, методически проводившееся командованием цинской армии. Черепановская летопись утверждает, что в Джунгарии «люди и скот весь вырублены без остатку, так что и в плен их не брали, только те спасались, которые могли убежать в Российские границы». От народа, численность которого в описываемое время составляла не менее 600 тыс. человек, осталось в живых 30—40 тыс. человек, спасшихся бегством в Россию.

События последних лет существования Джунгарского ханства, обусловившие его упадок и гибель, убедительно свидетельствуют, что новые явления в экономике, общественном и политическом устройстве ойратского государства (развитие земледелия, садоводства, зачатков мануфактурного производства, политическая централизация государства и т.д.), наметившиеся в период правления Батура-хунтайджи, Цэван-Рабдана и Галдан-Церена, были еще весьма слабыми, не смогли противостоять рецидиву феодального самоуправства и местного сепаратизма. Это привело к феодальной анархии и новой вспышке ожесточенной междоусобной борьбы, результатом которой явился распад государства ойратских феодалов и неспособность оказать сопротивление натиску Цинской империи.

Важную роль в событиях этого времени сыграл молодой хойтский владетельный князь Амурсана. Начав как один из многих участников феодальной усобицы, Амурсана в дальнейшем, обуреваемый честолюбивыми замыслами, выступил в качестве претендента на ханский престол. Он потерпел поражение и, стремясь к реваншу, обратился за помощью к Цинской династии, рассчитывая с ее помощью пробраться к трону джунгарского хана.

Но в действительности получилось, что не Цины ему помогли, а он помог Цинской династии овладеть Джунгарским ханством. Обманувшись в своих надеждах, Амурсана восстал и возглавил всеойратскую, а вместе с Ценгуньжабом — и всехалхаскую борьбу против цинского иноземного господства.