|
Златкин
И.Я. История Джунгарского ханства (1635-1758). Издательство «Наука», Москва,
1964.
ГЛАВА
ВТОРАЯ
ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ОБРАЗОВАНИЯ ДЖУНГАРСКОГО ХАНСТВА
2.
ОБРАЗОВАНИЕ ДЖУНГАРСКОГО ХАНСТВА
продолжение . . .
На случай возможной встречи Тиханова с ойратами ему была
вручена царская грамота, адресованная «Колматцкие орды тайшем и всем лутчим
и улусным людем», которые извещались о воцарении Михаила Федоровича и
командировании Тиханова в Персию. «И где им лучитца ехати вашею ордою
или мимо вашие орды, а случей им где будет с вашими людьми, и вы б, помня
прежнюю свою присылку и службу при царе и великом князе Василье Ивановиче
всеа Русии, как есте обещались служити нам, великим государем царем росийским,
ныне нам, великому государю, службу свою и радение оказали, нашего посланника
Михаила Тиханова да подъячего Олексея Бу-харова и брата нашего Абас-шахова
посла Амир-Алибека с их людьми и з животы своею ордою и мимо своей орды
велели пропущати безо всякие зацепки со всеми их людьми и з животы и проводити
их велели до коих мест будет пригож».
Между тем северо-западная группировка ойратских феодалов
медленно, но неуклонно распространяла свое влияние на запад, на так называемую
Ногайскую степь, бескрайние просторы которой могли полностью удовлетворить
их потребности в пастбищах, обещая к тому же привольную, ни от кого не
зависимую жизнь.
Положение дел в Ногайской степи в рассматриваемое время
благоприятствовало реализации планов ойратских перекочевщиков. Здесь обитала
одна из трех крупных ногайских группировок, так называемая Большая ногайская
орда, кочевавшая в пространстве между Волгой и Эмбой.
Интересно отметить некоторые общие черты экономической
структуры и общественных отношений ногаев и монголов, определившие и некоторое
сходство их исторических судеб. Как кочевники-скотоводы, нога и были жизненно
заинтересованы в рынках сбыта своей продукции и в источниках снабжения
необходимыми им продуктами земледелия и ремесла. В этом отношении они
после ликвидации Казанского и Астраханского ханств так же зависели от
Русского государства, как монголы в XV—XVI вв. от Китая. «Рынком сбыта
лошадей для ногайцев,— писал историк саратовского края А. Гераклитов,—
служила главным образом Москва, а для рогатого скота и овец — Казань,
хотя впоследствии русское правительство старалось и этот товар направлять
также в Москву». С течением времени торговые связи Большой ногайской орды
с Москвой ширились и крепли. Ногайские правители убеждались в том, что
«торговые выгоды оказались значительнее и заманчивее неверной добычи,
которую можно было получить во время набега или открытой войны с Русью».
С. Соловьев сообщает, что в Москву из ногайской степи
пригоняли табуны, иногда до 50 тыс. голов. Он же рассказывает, что в годы
правления Ивана IV ногайский мурза Исмаил отклонил предложение своего
брата порвать связи с Москвой, мотивируя свое решение так: «Твои люди
ходят торговать в Бухару, а мои ходят к Москве; и только мне завоеваться
с Москвой, то и мне ходить нагому, да и мертвым не на что будет саван
сшить». Ногаи получали из России оружие, зимнее и летнее платье, сукно,
бумагу, седла, гвозди и т. п.
Русско-ногайские отношения отличались от китайско-монгольских
главным образом тем, что Русь была экономически заинтересована в меновой
торговле с ногаями, обеспечивая им практически не ограниченный сбыт скота,
тогда как Китай экономически был заинтересован в широком торговом обмене
с монголами значительно меньше. Различие экономических интересов обусловило
и различный характер политических взаимоотношений Московского государства
и Китая с их кочевыми соседями. Мирные русско-ногайские отношения прерывались
и уступали место вооруженным столкновениям только тогда, когда ногайские
правители оказывались втянутыми в борьбу Московского государства с Турцией
и Польшей, часто перераставшую в открытые войны.
Ногайское общество, как и монгольское, было в XVI— XVII
вв. феодальным. Земля находилась в собственности владетельных князей,
что и превращало их в господствующий класс. «Князья и мурзы,— писал А.
Гераклитов,— в зависимости от себя имели улусы, которые состояли из улусных
людей, или простых ногайцев... По-видимому, дело здесь обстояло приблизительно
так же, как и у калмыков в позднейшее время, т. е. существовало нечто
вроде крепостного права».
Немалую роль во внутренней и внешнеполитической жизни
ногайского общества, как и у монголов, играли многочисленные потомки владетельных
князей, жаждавшие получить свою долю феодальных доходов. А. Новосельский,
лучший знаток истории ногаев XVI—XVII вв., характеризуя обстановку в Большой
орде, отмечал «бурные выступления размножившихся "молодых мурз",
лишенных улусов, против мурз старших поколений».
Нескончаемая междоусобная борьба и стихийные бедствия
наносили огромный урон хозяйству ногаев в конце XVI— первые десятилетия
XVII в. Ногайские улусы метались по степи, часто покидая привычные заволжские
кочевья и переселяясь, несмотря на противодействие русских властей, в
приазовские и даже хивинские степи, теряя людей и скот. Большая ногайская
орда находилась в состоянии упадка; ее силы таяли и не могли противостоять
натиску ойратов. «Уже во втором и третьем десятилетиях XVII в. калмыки,—
пишет А. Новосельский,— совершили несколько коротких налетов из-за Яика
на ногайские улусы, и каждый раз Большие ногаи в страхе перед этой грозной
для них силой, бороться с которой они не были в состоянии, откатывались
за Волгу».
В марте 1614 г. самарский воевода докладывал Москве,
что ногайский мурза Иштерек, кочевавший по правому берегу Волги, опасаясь
калмыцкой активности, отправил на левобережье в разведку отряд в 1700
человек. В июне 1622 г. астраханский воевода доносил, что отправка в Москву
ногайских послов и продажных лошадей задерживается из-за того, что «мурзы
и их улусные люди чаяли на себя приход калмыцких людей».
Многочисленные показания источников не оставляют места
сомнениям в том, что у ойратов, двигавшихся к Волге, в ногайской степи
не было серьезных противников. Но ойраты не спешили овладеть этой степью.
Они завершили свое движение к Волге не раньше середины 30-х годов XVII
в. Что же удерживало их почти три десятилетия на берегах Иртыша и Ишима?
Если их правители вынашивали великодержавные планы создания новой монгольской
кочевой империи, как это утверждали некоторые исследователи, то почему
ойраты медлили с реализацией этих планов, когда все условия как будто
им благоприятствовали?
У нас есть основание утверждать, что столь медленное
продвижение к Волге отражает сложность процесса перекочевки ойратских
владений, испытывавших влияние различных, иногда противоречивых обстоятельств.
Они не хотели покидать родные кочевья, не хотели рвать узы, связывавшие
их с основной массой ойратского общества. Недостаточность пастбищных территорий
и необходимость их расширения ощущалась более остро в неблагоприятные
годы и менее остро в благоприятные, что не могло не оказываться на темпах
перекочевки. Междоусобная борьба толкала князей на путь откочевки в периоды
обострения и, наоборот, не требовала этого в периоды затишья и внутреннего
мира. В этом же направлении действовали и внешние войны, благоприятный
исход которых располагал к стабильности, неблагоприятный — к откочевке.
Для второго десятилетия XVII в. характерно ослабление влияния факторов,
требовавших от ойратских князей, кочевавших по берегам Иртыша, Оми и Ишима,
ускорения темпов их движения в ногайские степи Заволжья. Если даже в иной
год они и проникали в эти степи, доходили до Яика и Эмбы и даже переправлялись
через эти реки, то надолго там не оставались и возвращались туда, где
могли кочевать в непосредственном соседстве с остальными ойратскими владениями.
Что же касается версии о планах образования ойратскими феодалами в XVII
в. кочевой империи, то нам остается лишь повторить, что в источниках нет
ни одного факта, подтверждающего ее.
После посольства Голубина, о котором мы говорили выше,
в русско-ойратских отношениях наступил перерыв, длившийся около пяти лет.
В источниках мало сведений о событиях внутренней и внешнеполитической
истории ойратов в эти годы. Однако документы более поздних лет говорят,
что за это время ойратские правители укрепляли свои позиции в занимавшихся
ими районах. Они подчинили соседние более мелкие племенные группы и народности.
Группировка Абай-Кошевчея, например, подчинила барабинских и кузнецких
татар, взимая с них албан (подать) продуктами земледелия, охоты и железоделательного
промысла. Ее правители объявили себя собственниками соляных озер в районе
среднего и верхнего течения Иртыша, ограничили добычу соли русскими и
пытались использовать это как средство давления на власти русских городов.
В результате между русскими и ойратами возникали конфликты, приводившие
иногда к вооруженным столкновениям. Повод к конфликтам давали также нередкие
случаи насилия и алчности местных сибирских властей, равно как и ойратских
владетельных князей.
1616 год можно рассматривать как начало нового оживления
официальных русско-ойратских отношений. Весной этого года из Тобольска
к ойратам было отправлено посольство Томилы Петрова и Ивана Куницына.
Цель была все та же — убедить ойратских правителей перейти в русское подданство
и приходить с торгом в сибирские города. По возвращении в Тобольск эти
послы были направлены в Москву, где доложили об итогах переговоров. Выяснилось,
что они были приняты тем же дэрбэтским Далай-тайшой, вновь оказавшимся
во главе крупной ойратской группировки, в которую входили четыре родных
брата Далая, торгоутский Хо-Урлюк и чо-росский Чохур. «А начальной тайш
у всей Колмацкой земли тот Багатырь Талай-тайш. И называют ево всею Колмацкою
землею царем, а сам он себя царем не пишет. А у него 4 брата родных под
ним... а двоюродных братьи и племянников в тайшех у него много». Чохур
и Хо-Урлюк состояли у Далая в качестве «думчих ближних тайш». Подчеркивая
силу этой ойратской группировки, Петров и Куницын говорили, что «ехали
до их большово тайша до Богатыря все жилыми месты месяц, а вдаль сколько,
того им не ведомо. А в розговорах они у колмацких людей слышали, что на
бои збираютца 4 человеки больших тайшей, а с ними боевых людей по 10 000
человек».
Петров и Куницын не упоминают о Кошевчее и Абае возглавлявших
данную группировку во время посольства Голубина. Видимо, внутри нее произошли
какие-то новые раздоры, в результате которых у власти опять оказался Далай-тайша.
Послы установили, что «к Колматцкой земле ныне в подданстве
и в их послушанье Казачья Большая орда да Киргизская орда, и тем обеим
ордам колмаки сильны. А которые ясыри Казатцкие и Киргизские земли преже
сего пойманы были в полон в Колматцкую землю, и тех ныне Богатырь-тайш,
сыскивая, отдает им без окупу. А Казачьи и Киргизские орды начальники
о том ему присылают бити челом, и живут с ним в совете и во всем Богатыря-тайша
над собою почитают и его слушают».
Особенно интересно свидетельство Петрова и Куницына
о том, что при них в ойратских улусах происходило обращение князей и простых
людей в ламаизм. «И ныне де они и колматцких людей к вере приводят к своей
и грамоте учат своей»,— рассказывали русские послы, имея в виду проповедников,
приехавших к ойратам из Халхи. Как мы увидим ниже, это свидетельство подтверждается
прямыми указаниями монгольских и калмыцких источников.
Рассказ русских послов, кроме того, свидетельствует
о существенном упрочении внутреннего и внешнеполитического положения далаевской
группировки. Власть Далай-тайши была признана торгоутским Хо-Урлюком и
чоросским Чохуром; ойратским правителям подчинились феодалы казахского
Большого жуза и енисейские киргизы; внутри этой группировки царили мир
и согласие. Выше мы уже упоминали о всеойратском съезде владетельных князей,
состоявшемся в 1616 или 1617 г. с участием правителей далаевской группировки.
Это событие можно рассматривать как свидетельство того, что Далай и вассальные
князья поддерживали традиционные связи с основной частью ойратских феодалов,
во главе которых стояли Байбагас и Хара-Хула.
При таком внешнем и внутреннем положении ничто не вынуждало
правителей далаевской группировки спешить с перекочевкой на Волгу. И они
оставались на месте, кочуя в районе среднего и верхнего течения Иртыша,
по Ишиму и Оби, откуда время от времени совершали набеги на ногаев, кочевавших
по Яику и Эмбе. Что касается их взаимоотношений с халхаским Алтын-ханом,
то об этом можно судить по рассказу Василия Тюменца и Ивана Петрова, которые
летом 1616 г. видели у Алтын-хана послов Далай-тайши. Русские послы присутствовали
при беседе хана с этими послами. «Как они были у Алтын-царя, и при них
де у него были колматцкие послы Баатыря-тайши и Учин-тайши. И царь...
колмацким послом [говорил: под] государевы сибир[ские городы] учнете приходить,
и твоих государевых служилых людей... или ясачные волости воевать, и я
де на вас пойду войною. А от государя царя и великого князя Михаила Федоровича
всеа Русии пойдут на вас же, и вам де, колмаком, нигде не избыть». Эта
беседа свидетельствует о том, что тогдашнее соотношение сил державы Алтын-хана
и ойратской группировки Далай-тайши было неблагоприятным для ойратов.
Их послы вынуждены были терпеливо слушать назидательные речи Алтын-хана
и его угрозы наказать ойратов, если те осмелятся пойти против его воли.
Алтын-хан явно афишировал свою близость к русскому царю, войска которого
якобы будут обязательно сотрудничать с войсками хана.
Далай-тайша и другие ойратские правители, учитывая это
и опасаясь вызвать войну, прилагали все усилия к поддержанию мира с Алтын-ханом.
Второй важной для них внешнеполитической задачей было налаживание добрососедских
отношений с Россией.
Об этой второй задаче нам рассказывают материалы, относящиеся
к началу 1618 г., когда в Москву прибыли послы Далай-тайши. Сопровождавший
посольство Иван Савельев рассказывал в Посольском приказе, что в мае 1617
г. он был командирован тобольским воеводой к Далай-тайше выяснить действительные
намерения его относительно перехода в русское подданство. И. Савельев,
около двух месяцев добирался до ставки Далая, помещавшейся в районе оз.
Зайсан. Свидетельством мирных казахско-ойратских отношений того времени
служит сообщение И. Савельева, что путешествие по казахским степям прошло
без каких-либо затруднений. Все ойратские владетельные князья, через улусы
которых он проезжал, узнав о целях посольства, тепло его встречали и провожали.
В первой половине августа он достиг ставки Далая, у которого в это время
находились послы от казахских и киргизских правителей, ведших переговоры
о выкупе пленных, захваченных ойратами в недавних сражениях. Отвечая на
вопросы и предложения русской стороны, Далай говорил, что «он под государевою
рукою быти готов, и царской милости жаден, и послов своих бити челом государю
о ево государской милости с ними вместе пошлет, и на непослушников государевых
стоять готов, где ему царского величества повеление ни будет».
Далай-тайша послал с Савельевым своих представителей,
которые и были препровождены в Москву. 20 марта они были приглашены для
переговоров в Посольский приказ, где по поручению Далая заявили: «Третьенатцатой
год тому, как оне учали царского величества с отчиною с Сибирью и с сибирскими
пригороды знатца и к бояром и воеводам царского величества в городы приезжать.
И ныне у них про Московское государство вести и добрые и худые, и Богатырь-тайша
с товарыщи прислали их ныне проведать про Российское государство подлинно».
Послы отметили также, что истекшие 13 лет «оне с тех мест ездят беспрестанно
и в государевы городы лошадей и коров и всякие животины пригоняют по 200
и по 300 и тем государевы городы полнят». Когда послам напомнили прежние
заявления ойратских правителей об их желании быть в российском подданстве
для защиты от недругов, они ответили: «И ныне оне то ж объявляют: только
Богатыря-тайшу с товарыщи царское величество под свою царскую высокую
руку примет, и оне со всею Колматцкою землею под государевою высокою рукою
быти хотят и во всем царском повеление, куды им царское повеление на недругов
его не будет, стоять готовы».
Переговоры закончились 14 апреля 1618 г. вручением послам
царской жалованной грамоты на имя Далая. Грамота приветствовала желание
Далая быть в российском подданстве, «служить и прямить» царю, посылать
ратных людей на «ослушников царских» и «в сибирские городы в Тобольск
и в-ыные наши городы с лошедьми и со всякою животиною и со всякими товары,
что у вас в Колматцкой орде ведетца, людей своим ходить велел безо всякого
опасения». Со своей стороны царь обещал Далаю защиту и оборону от всех
его недругов, любовь и дружбу сибирских властей, которым будет указано,
чтобы они «бед вам и задоров никаких чинити не велели. А к торговым вашим
людем велели во всем береженье держати, чтоб им отнюдь ни от кого ни в
чем обид и безчестья не было».
Приведенные нами материалы отчетливо характеризуют политику
Далай-тайши по отношению к России в конце второго десятилетия XVII в.,
равно как и политику России по отношению к Далаю. Обе стороны проявили
заинтересованность в поддержании и развитии доброго соседства и мирной
торговли. Далай искал возможности опереться на помощь Русского государства
против Алтын-хана и казахских феодалов, угрожавших его интересам; в этих
целях он стремился выяснить подлинный характер отношений между Москвой
и державой Алтын-хана, что видно из некоторых заявлений, сделанных его
послами дьякам Посольского приказа во время переговоров 20 марта 1618
г. Когда дьяки, желая убедить послов в выгодности служения русскому царю,
сослались на пример Алтын-хана, послы Далая выразили сомнение в том, чтобы
сам Алтын-хан принял русское подданство, ибо «Алтын-царь живет далече,
ходу до него годы с 3, не что будет у государя были послы алтынова брата,
а от Алтына послом итти далече».Эти сомнения были дьяками решительно опровергнуты.
Переговоры свидетельствуют и о том, что Москва по-прежнему видела в Далае
полновластного правителя ойратских улусов, кочевавших в непосредственном
соседстве с тогдашними окраинными владениями России. Добровольное подчинение
Далая русскому царю обеспечивало укрепление позиций России в Сибири и
открывало возможность новых территориальных приобретений без применения
оружия.
Вскоре, однако, между ойратами и Алтын-ханом вспыхнула
новая война. Она коренным образом изменила внутреннее и внешнее положение
всего ойратского общества и оказала серьезное влияние на обстановку в
Центральной Азии, Южной Сибири и Нижнем Поволжье. Известные нам монгольские
и калмыцкие источники о ней молчат; сведения об этой войне дают пока только
русские архивные материалы; однако и в них нет сколько-нибудь подробных
данных о начале и ходе военных действий, об их участниках. В документах
1619—1624 гг. они встречаются в виде отдельных, разрозненных сообщений
о том или ином эпизоде или частном случае. Но в целом русские архивные
материалы все же дают представление о конфликте.
В мае 1619 г. халхаский Алтын-хан направил русскому
царю письмо с предложением объединить силы для совместного удара по группировке
Хара-Хулы. «А прошение мое,— писал он,— чтоб меж нас с тобою послы ходили,
и торговым бы нашим людем дорога в твое государство и твоим людем к нам
была чиста. И тому доброму делу помешку чинят меж нас калмыцкой Каракулы-тайша,
а люди они немногие... и тебе бы, великому государю Белому царю, послать
повеление свое к томским и к тобольским и к тарским ко всем людем, чтоб
они, все твои государевы ратные люди, с моими ратными людьми на тех воров
на Каракулы-тайшу и на его людей войною ходили... И как от тех воров дорога
очиститца. и тобе, государю, и мне будет прибыль и добра много».
Это письмо интересно во многих отношениях. Оно свидетельствует
прежде всего о том, что к концу второго десятилетия XVII в. влияние Хара-Хулы
в ойратском обществе чрезвычайно возросло; Алтын-хан не счел нужным даже
упомянуть о хошоутском Байбагасе, который формально все еще был главой
всеойратского чулгана, или о дэрбэтском Далай-тайше, возглавлявшем северо-западную
группировку ойратов. Антиалтынхановскую борьбу ойратских феодалов в это
время возглавлял Хара-Хула, которого Алтын-хан не случайно считал своим
главным противником. И, наконец, реальные силы Хара-Хулы были уже настолько
значительны, что Алтын-хану пришлось просить помощи русского царя. Содержащееся
в письме утверждение о «немногих людях» Хара-Хулы находится в очевидном
противоречии с предложением направить против него всех русских ратных
людей Томска. Тары и Тобольска.
Это письмо в известной мере отражает процессы, развивавшиеся
внутри ойратского общества. Основным их содержанием было преодоление сепаратизма
местных владетельных князей и постепенная централизация власти в руках
главы Чоросского дома. Об этих процессах говорит и конфликт между Хара-Хулой
и одним из его сыновей — Чохуром. Не поладив с отцом, Чохур покинул его
и в 1614 г. присоединился к группе Далай-тайши, сделавшего Чохура, как
мы уже говорили, своим «думчим ближним тайшей».
Алтын-хан и Хара-Хула готовились к войне. Важным звеном
этой подготовки явилась попытка хана заключить союз с Москвой. Но не терял
времени и Хара-Хула. Он тоже попытался заручиться русской военной помощью
для борьбы против Алтын-хана, направив с этой целью специальную миссию
в Москву. То было первое посольство основателя Джунгарского ханства Хара-Хулы
в русскую столицу. Интересно отметить, что послы Алтын-хана и Хара-Хулы
одновременно отправились из Сибири, вместе проделали весь путь до Москвы,
в один и тот же день - 10 января 1620 г.- прибыли в столицу, а 29 января
вместе были на приеме у русского царя.
Послы Хара-Хулы говорили царю Михаилу Федоровичу о желании
их повелителя быть в российском подданстве, пользоваться царской защитой
и обороной от недругов. «И вам бы, великому государю, нас пожаловать,
держати под своею царскою высокою рукою в своем царском милостивом жалованье
и в повеленье и от недрузей наших во обороне и в защищение».
24 апреля 1620 г. в Москве послам Алтын-хана был вручен
ответ на это письмо. Предложение о совместных военных действиях против
Хара-Хулы было Московским правительством отклонено, но защита от возможного
нападения со стороны ойратского правителя была хану обещана: «Жалея тебя,
Алтына-царя, наше царское повеление к сибирским воеводам и приказным людем
послати велели, а велели тебя и твоей земли от колматцкого Каракулы-тайша
и от его людей оберегать». Спустя месяц, 25 мая 1620 г., послу Хара-Хулы
была вручена царская жалованная грамота о принятии его повелителя в российское
подданство. «И мы, великий государь, тебя, Каракулу-тайша, и твоих улусных
людей пожаловали, в нашу царскую милость и во оборону приняли, и в нашем
царском жалованье и в призрение держать вас хотим, и от недругов ваших
сибирским воеводам нашим оберегать велели есмя».
|