Митиров А.Г. Ойраты-калмыки: века и поколения. - Элиста: Калм. кн. изд-во, 1998. - 384 с.: ил..

После принятия присяги, все нойоны и зайсанги, по калмыцкому обычаю, поздравляли Церен-Дондука "обнимая". При этом был дан обед. "Владельцы и знатные зайсанги сидели с губернатором за столом, а протчие зайсанги сидели за другим столом, для простых калмык поставлено было бык и несколько баранов жареных и в чашках вареное мясо и бадьи с вином и медом".

"26 сентября Шакур-лама, Церен-Дондук и Дондук-Даши и знатные их зайсанги, а также Дасанг, а при нем Хошеутовского владельца Дондука сын Кичик, Балбуев сын Церен-Дондук съехались к губернатору и обедали".

После обеда Церен-Дондук, Дасанг и Дондук-Даши, "говоря особливо несколько часов" о своих делах по разделу улусов, губернатору и Шакур-ламе объявили, что ни к чему не пришли, и ответ скажут завтра.

В те дни распространился слух, что Дасанг хочет креститься, но главный его зайсанг объявил, что если Дасанг с братьями крестится, то весь калмыцкий народ "будут сумнительны и разбегутся". Сам Дасанг в беседе с Волынским сказал, что рад бы то совершить, но т. к. "он уже человек совершенных лет и тако как ему оставить тот закон, в котором родился и обык, и принять закон новой, о котором мало слыхал" не возможно. К тому же и улусные люди тогда от него все уйдут.

Нужно заметить, что, несмотря на, казалось бы, осведомленность русского правительства о калмыцких делах, приходили распоряжения Волынскому, явно невыполнимые им. Первое — назначение ханом Доржи Назарова. Это говорит о незнании обычаев и традиций народа. Второе — назначение Церен-Дондука наместником ханства, оно также не укладывалось в принятые обычаи. Третье — 11 ноября Волынский получил из Сената указ, которым предписывалось взять в аманаты кого-нибудь из братьев Церен-Дондука, а если у него будут дети, то и из детей его. Слух об аманате настолько расстроил калмыцких владельцев и зайсангов, что они готовы были к любым действиям. Многие зайсанги тогда со своими семьями и людьми крестились.

Принятие крещения зайсангами было связано тоже с указами из Сената, которые пришли в начале 1725 года. В одном из них предписывалось: оклад хана Аюки разделить его сыну Церен-Дондуку и жене Дарма-Бале. Два указа касались крещеного Петра Тайшина. Предписывалось дать новокрещенному охрану из 24 человек при одном сержанте.

По приезде из Петербурга сам Петр Тайшин объявил братьям, что Петр I говорил ему, что для него недалеко от Астрахани построит город, в котором крещеные его калмыки могут зимовать, а летом кочевать, где хотят. На это заявление первый зайсанг Дасанговых улусов Билютка сказал, что "россияне желают всех их калмык крестить и поселить, и чтоб они советовали и положили на чем-нибудь на одном — или б всем креститься и поселиться, или б куда-нибудь от России откочевать". А по его мнению, "лучше им помереть в своей вере и для того б в линию не входить, а кочевать бы до времени между Кубани и Волги по шти рекам и Манычу".

Тайшин же заявлял владельцам, что им всем нужно мириться с ним, в противном случае он "может калмыцкими и российскими войсками их разорить, объявляя, что по крещении его дан ему такой императорский указ, чтоб изо всех волжских городов и с Дону войсками, сколько когда он потребует, чинить ему, Тайшину, вспоможение".

Эти заявления Тайшина настроили его братьев, других нойонов не только против него, но и против Волынского как сторонника Тайшина, как представителя русского правительства.

С началом междоусобий, калмыцкие улусы были впущены в линию, построенную между Волгой и Доном по распоряжению Петра I против калмыцких нападений на русские города. Когда нойоны пришли к временному соглашению, улусы, находящиеся в линии, были выпущены на свои кочевья.

Во время этого затишья к наместнику ханства Церен-Дондуку и находившемуся при нем Дасангу приехали Дарма-Бала, затем Дондук-Омбо, Дондук-Даши, Бату, Данжин-Доржи, которые решили оставить Дасанга при его 1000 кибиток, Баксадай-Доржи тоже оставить при 500, Нитар-Доржи — 200, а Гунцук-Джапу к прежним 100 прибавить еще 100, Дасангову сыну Чидану вновь дать 400, Дондук-Даши к его 400 прибавить 600, а Бату и Данжин-Дорже каждому к их 400 прибавить по 100, Бодонгу вновь дали 400, а четырем младшим братьям каждому дали по 200 кибиток, а оставшимися за этим разделом кибитками дозволено было владеть Дасангу.

Самоуверенные заявления Петра Тайшина о его полномочиях и заверениях Петра I, что его объявят ханом, настроили против него братьев — Дасанга и Нитар-Доржи. Как свидетельствует В. Бакунин, "Нитар Доржи при одном случае Петрову зайсангу Тунгулаку, крестнику покойного канцлера графа Гаврилы Ивановича Головкина, за то, что он крестился, кинжалом голову прорубил и бок проколол". Братья при этом договорились убить Тайшина. Нитар-Доржи напал на его кибитку, захватил его жену и находившегося при Тайшине иеромонаха. Нитар-Доржи нападал и на В. Бакунина, "бил его палками, метался на него с кинжалом и, выведя его из кибитки, хотел его из ружья застрелить, но до совершения убийства не допустил зайсанг Джалчин", А после отъезда Бакунина, "на другой день того зайсанга Джалчина из ружья убил до смерти". Нитар-Доржи также хотел убить самого Волынского, когда он вместе с Тайшиным водным путем отправился из Царицына в Дмитриевск. Губернатор, остановившись у слободы Дубовки, "отправил сильную партию российских регулярных и нерегулярных войск, чтоб его поймать живого или убить, которая от Царицынской линии на него, Нитар-Доржу, нападала, и при том из калмык его побито около ста человек, да живых поймано 61 человек, а сам Нитар-Доржи ушел в улусы Дасанговы".

Волынский направил Дасангу строгое предписание, чтобы он своего брата "поймал и к нему, губернатору, прислал или содержал у себя под караулом".

Об этих поступках нойонов Волынский уведомил Сенат, откуда он получил указ, в котором предписывалось ему стараться примирить братьев, "а в противном тому случае поступал бы с ними и оружием" или отдал бы Дасанга на суд наместника ханства.

Между тем, убийство Нитар-Доржи обсуждалось и готовилось на всех уровнях. Например, Петр Тайшин говорил губернатору, что он имеет такого человека, который может Нитар-Доржу позвать к себе в гости и "опоить", т. е. отравить, и для этого, говорил он, хорошо "дать бы ему отравы", да сделать так, чтобы эту отраву "не брать от калмыцкого лекаря, то опасно, что он может разгласить".

И Волынский "отравы взяв от штап-лекаря Меллера, которую он по посланному к нему ордеру нарочно для того сделал" и Петру Тайшину "вина дал и говорил ему, чтоб он Нитар-Доржу отравил, обещая дать денег пятьдесят рублей".

16 июля из Дубовской слободы был тайно отправлен в Царицын подполковник Заозерский, которому были даны инструкции, что¬бы, по прибытии в Царицын, объявить полковнику Еропкину секретно о целях своего прибытия и требовать "от него Малороссийских казаков тысячу человек добрых и вооруженных и доброконных" и вместе с донским атаманом Осипом Поздеевым идти по внешней стороне царицынской линии. Заозерский потребовал еще 150 драгун с капитаном Коровиным. Также бригадир Витерания должен был с двумя тысячами донских казаков присоединиться к нему. Ему также дали проводников из верных калмыцких зайсангов. Они должны были поймать Нитар-Доржи и зайсанга Дюбжура "живыми или как бог даст". Было обещано и обнадежено "крепко, кто оных достанет живых, тем за Нитара 200 рублев, а за зайсанга Дюбжура 100 рублев".

18 июля губернатор отправил к Нитар-Дорже "именем брата его Петра пять ведер вина простова, шесть ведер меду с вином вареного" и "приказано было Нитар-Доржу и ближних его гораздо попоить".

На следующий день поступило сообщение, что Нитар-Доржи разбит Заозерским, и "как у них был бой владелец Нитар-Доржа без ружья и без платья, наг, только в одних штанах и без шапки и бос и не на оседлой лошади со оставшими своими калмыками о два конь побежал в степь". Во время поисков были пойманы ближайшие сторонники Нитар-Доржи, они подверглись жестоким пыткам, допросам. От них пытались узнать о дальнейших целях Нитар-Доржи. Они сказали, что он с братом Дасангом и другими поддерживающими их людьми намерены, перейдя Дон, уйти на Кубань.

26 июля пришел Указ из Сената о переводе Волынского губернатором в Казань, а на его место был прислан бригадир фон Менгден. Но до своего отъезда Волынский продолжал заниматься поимкой Нитар-Доржи. Он писал Дасангу, чтобы тот брата своего поймал и передал губернатору, при этом накрепко обнадеживал, обещая под клятвою, что они этому "брату Нитырю", хотя он и не достоин, но учитывая "за честь и заслуг бы деда их и отца и всей их фамилии не токмо соблюдут его живот, но и бесчестия никакого" ему не сделают, "кроме одного содержания под честным арестом з довольною пищею" со всеми его людьми до полного его раскаяния. 2 августа пришло известие, что Нитар "намерен бежать на Кубань и для того готовит лошадей и сушит мясо, и днем бывает у себя в доме, а на ночь выезжает в пустые поля, опасаясь поимки".

Петр Тайшин стал доносить на брата, что он собрал 500 человек и собирается бежать на Кубань. Затем пришло известие, что "Нитар-Доржи с лутчими людьми в нескольких тысячах стоит отсюда верстах в сорока по край улусов своих".

23 августа состоялся обстоятельный разговор губернатора с зайсангом Дасангова улуса Билюткой, присланным Дасангом, который спрашивал, что делать с Нитар-Доржи "поймать его или убить или окормить" т. е. отравить. Губернатор ответил, что "ежели его, Нитара, поймают жива, обещает ему, Билютке, дать пятьсот рублев, а ежели убьет, то триста рублев".

Билютка говорил, что его брата Ган-Шарапа Нитар-Доржи хотел ножом зарезать. Волынский воспользовался этим сообщением и сказал, что убить Нитар-Доржи легче людям, живущим с Дасангом, "а паче всех приличнее то сделать брату его, Билюткину, Ган-Шарапу, который не токмо застрелить его, но и зарезать может, т. к. человек молодой", тем более, "что Нитар его хотел зарезать, а ныне он живет при нем".

Билютка не только согласился с предложением губернатора, но выразил сомнение, "что уже они как-нибудь однако сделают, только дадутся ли ему обещанные пятьсот рублев". Губернатор твердо заверил его.

После конфиденциальной беседы, Билютка представил губернатору посланца самого Нитар-Доржи — Адияна. Адиян подал от нойона письмо, в котором Нитар просил прощения за все преступления, содеянные как против своих калмыков, так и против россиян. Посланец предъявил губернатору от Нитара "в подарок лошадь, на которой он сам ездил".

К этому времени прибыл бригадир Витерания и стал собирать все имеющиеся войска в регионе, а также просил Церен-Дондука помочь калмыцкими войсками.

8 сентября от Дасанга приехал тот же Билютка и передал, что "брата своего Нитар-Доржу яко противника е. и. в. и вредителя своему отечеству он, Дасанг, за благо рассудил: живова поймав и губернатору с товарищи отдать или убить и тело его им показать".

12 сентября, квечеру, к губернатору прибыл посланец от Даши-Бирюни — манжик Зотбо. Он объявил, что "сегодня пополудни Дасанг брата своего Нитар-Доржу зазвал к себе в войска и когда де он вошел в нему, Дасангу, в кибитку, тогда де в кибитке началась драка, отчего оная кибитка вся тряслась и потом де выскоча из оной Билюткин брат Ган-Шарап махал знаменем и имянем Дасанговым войскам своим публиковал, что Нитар-Доржи за продер-зость им, Дасангом, заарестован". Узнав подробности трагедии, позже он сообщил, "что Нитар Доржи у Дасанга в кибитке удавлен шелковою веревкою, а Дасанг де оное таит и разгласил, что будто он, Нитар Доржи, был пойман живой и связан и потом уже умер".

Другие подробности сообщил губернатору зайсанг Билютка, рассказавший, что Нитар, по приглашению Дасанга, приехал "человеках во ста оружейных, которых Дасангов придворник к кибитке, кроме одного его, Нитара, объявя, что во оной токмо одни владельцы будут нечто советовать секретно, не допустил; и когда де он, Нитар, вошел в кибитку, тогда де ухватили его помянутой Байбасар и Билюткин брат Ган-Шарап и протчие, которые для того, по приказу Дасангову, нарочно были изготовлены и чрез великую силу его связали, и хотел де Дасанг его живова к губернатору прислать, но будто он противу четверых зело долго боронился силою своею, отчего и надсадил себя и так уже будто лежа связаной умер". Билютка обещал прислать тело Нитара губернатору и его дядьку Цойджина.

Убийцы Нитара — Байбасар, Билютка и его брат Ган-Шарап получили свои сребреники. За телом Нитара и его дядькой была послана команда Олонецкого полка "с пятьюдесятью человек драгун и двести человек донских казаков". 14 сентября тело Нитара и его дядьку привезли в Дмитриевск. Губернатор осмотрел тело Нитара, и заметил, что "видно на шее, что удавлен, также и на боках есть синие знаки, как бит был". При том, один из убийц по имени Дакба," объявил, что и он, Дакба Сюндюк в числе тех, которые для поимки его, Нитаровой, были изготовлены в Дасанговой кибитке был нарочно с лучною шелковою тетивою и когда де Нитар в кибитке против их силою своею стал борониться и говорил Дасангу, называя его отцом, для чего он над ним так делает, тогда де Дасанг из оной кибитки вышел вон и за ним де вышел и Билютка, а брат де его Ган-Шарап тое тетиву положил Нитару на шею петлею и тянул, и тако де его свалили с ног, завязали и потом де он, Нитар, умер".

Губернатор убедился, что Нитар-Доржи действительно мертв. Петр Тайшин почти радостно заявил ему, что т. к. брат его мертв, опасаться некого. Губернатор попросил, чтобы Петр Тайшин вернул ему яд, и 18-го сентября он отдал губернатору "отраву ему данную для окормления брата его Нитара, которая по возвращении отдана штап-лекарю Ягану Меллеру и велено ему оную вылить, что он и учинил".

Дело, связанное с Нитар-Доржи, Бакунин изложил очень кратко, не вдаваясь в детали. Он писал, что Дасанг, видя многочисленность российских и калмыцких войск, направленных на него и его брата Нитар-Доржи, был "принужден брата своего Нитар Доржу за вышеписанные многие его злодейства удавить, и сам приехал к губернатору Волынскому с раскаянием о разорении братьев своих, все вины возлагая на умерщвленного брата своего Нитар-Доржу".