Фактически претендентов на ханство после смерти Чакдорджапа было три человека. Это Дасанг — старший сын Чакдорджапа, Церен-Дондук — сын Аюки-хана и Дондук-Омбо. У первого были законные права, так как Аюка-хан официально передал ханскую печать и назначил своим преемником его отца — Чакдорджапа. У второго права основывались на том, что он — сын хана, значит должен стать преемником отца. У третьего права основывались на том, что после смерти его отца Гунджаба, дед его усыновил, значит он считался как бы тоже сыном Аюки-хана.

В журнале Калмыцких дел при губернаторе Волынском записано, что Аюка-хан не хотел, чтобы из калмыцких владельцев кто-либо был силен, чтобы противостоять его сыну Церен-Дондуку, он делал так, чтобы "между ими был баланс и чтоб никто не имел такой силы, чтоб сыну его могли быть противны".

По обычаям и традициям права Дасанга были более обоснованы, ему принадлежали самые большие многочисленные улусы, значит были и войска. Аюка-хан, по просьбе Дарма-Балы, решил передать наследство и ханскую власть сыну — Церен-Дондуку. Поэтому он решил обессилить Дасанга улусами, для этого стал настраивать против него остальных его братьев, чтобы те требовали свои наделы.

Аюка-хан призывал к себе Дасанга для переговоров. На свидаие с дедом Дасанг приехал "с великим конвоем", и когда он был у хана в кибитке, другой его брат Нитар Доржи "с конвоем недалеко стоял на конях в готовности в противном случае к обороне Дасанга". И поэтому, как писал В. Бакунин, "хан Аюка то непослушание Дасангово принял себе за обиду и Дасангов к себе с великим конвоем приезд за бесчестие счел и в калмыцких улусах крепкими указами и под штрафов публиковал, чтоб все калмыцкие войска собирались и шли на Дасанга, а главную над теми войсками, которых было до 20000, команду поручил внуку своему Дондук-Омбе", при котором были младший сын хана Галдан-Данжин и брат Дасанга — Дондук-Даши. А в Астрахань губернатору Волынскому и командовавшему персидским корпусом генерал-поручику Матешкину сообщал, что Дасанг от него уехал, поссорясь с братом своим Дондук-Даши, и он приказал, чтобы, кто начнет из них драку, по ним стрелять.

Дасанг тоже послал к губернатору зайсанга, просить помощь и защиту, при этом он со своими улусами приблизился к Астрахани, почему к нему на помощь и были присланы капитан Брюс и поручик Андреян Лопухин и с ними две роты Ингерманландского и Астраханского батальонов, 50 человек драгун Астраханского гарнизона с двумя полковыми пушками, 100 человек донских казаков и несколько сот юртовских татар. А сам Волынский для переправления улусов Дасанга с луговой степи через реку Ахтубу — в луга "лодок, сколько возможно было" собирал. При этом он послал к Дондук-Омбо и другим дворянина Данилу Танбеева, чтобы уговорить их не нападать на Дасанга, но войска противной стороны его не допустили до командиров, Танбеева "били и ограбили, а бывших при нем Дасанговых калмык поймали и саблями рубили".

24 ноября 1723 года "при реке Ахтубе у устья речки Берекети, от Астрахани в сорока верстах" Дондук-Омбо с командой совершил нападение на Дасанга. С обеих сторон было убито до 100 человек, столько же ранено. На этот раз Дасанг был защищен появившимся на шлюпке Волынским, "с двумя его (Дасанга) братьями, с их женами и с знатными зайсангами, да и улусов их до 2000 кибиток, которые в лодках успели перебраться через реку Ахтубу".

25 ноября Волынский следовал берегом речки Берекети для охранения Дасанговых улусов, но Дондук-Омбо опередил его. Он с 13000 человек встретил губернатора, "недошед до российской команды с триста сажень, построился к бою полуциркулем", то есть был совершенно готов к атаке. Специальному посланнику губернатора он ответил, чтобы тот не заступался за Дасанга, "в противном случае будет он с ним, губернатором, поступать по-неприятельски".

При этих военных действиях внутри калмыцких улусов произошли движения. Калмыцкие подданные ногайцы, джетысан и джем-булуки, "которых считалось первых двенадцать, а других более трех тысяч кибиток, а командовал джетысанами Буркут-солтан, Мамбет Мурза, Салтан Мурат Беев сын, а джембулуками — Акмамет-мурза, Джусуп, Мурзин сын, в декабре месяце ушли на Кубань". Дербетев владелец Четерь-тайши со старшим сыном — Лабан-Дондуком и большей частью улусов отошел за Дон, а младший сын его — Гунга Доржи с меньшей частью улусов нахо¬дился при своем тесте Дондук-Омбо и был при нападении тестя на Дасанга. Доржи Назаров со своими улусами оставался при реке Яике, а ханские улусы зимовали на нагорной стороне реки Волги, "одним словом, весь калмыцкий народ разделялся на четыре части".

Тогда же Дасанговы два брата от одной матери пожелали креститься. Из них Баксадай Доржи поехал в Петербург и, будучи там, был крещен. Восприемником у него был Петр I и наречен он был именем Петр, и "велено ему, крещеному владельцу, писаться Тайшиным". При нем же "крестилось из лучших их зайсангов семь человек, а восприемниками им были князь Меньшиков и другие из первых министров".

Нужно заметить, что Чакдорджап еще перед смертью шести своим сыновьям отделил специальные части улусов: Бату — 400 кибиток, Дасангу — 1000, Баксадай-Дорже — 500, Нитар-Дорже — 200, Дондук-Даше — 400, Данжин-Дорже — 400. Остальным шести сыновьям, по их молодости, не выделил их доли, но завещал, чтобы все кочевали вместе с Дасангом и слушались брата.

Всего же у Чакдорджапа было более десяти тысяч кибиток подвластных ему керетов и аха-цатанов. Кроме того, его жены имели отдельные улусы, превышающие тысячи кибиток.

Когда передали, что "хан Аюка весьма болен и ничего не действует'', тогда Дондук-Омбо уже приготовился перекочевать за Дон, к этому он подговаривал и других нойонов. А когда хан умер, все оказались "в великом сумнении, опасаясь того, чтоб ханскую жену кто из владельцев не увел к себе и не женился на ней". Выше мы встречались со случаями женитьбы нойонов на мачехах после смерти отцов, дедов, а также на женах умерших братьев. В данном случае женитьба на Дарма-Бале была связана с великими улусами и ханским троном.

Этот вопрос обсуждали в Петербурге на заседании Сената уже 16 апреля, куда срочно был приглашен А. П. Волынский. Он получил инструкцию, чтобы калмыцким ханом объявить Доржи Назарова. Но Волынский перед этим должен был взять в аманаты сына Доржи Назарова, а также "реверс о верной службе". Доржи Назаров должен был отказаться от своих подданных татар и крепко смотреть за владельцами. При этом, если "Аюкина жена и прочие владельцы будут представлять к тому ханского сына Церен-Дондука или кого из внучат — и их склонять ласкою и подарками к тому, чтоб Доржу Назарова признали ханом", а если они не примут этих предложений, "тогда с ними поступать действом воинским, как с неприятелями, и нового хана во всем защищать".

Из Сената к бригадиру Шамардину, бывшему на Царицынской линии, был послан указ, чтобы он поступал по предложениям Волынского в отношении калмыков и не требовал дополнительного подтверждения. Кроме того, Шамардину разрешалось взять казаков до трех тысяч к своим полкам. У Шамардина в это время были четыре драгунских полка, до двух тысяч донских казаков, к ним прибавлен Воронежский гарнизон, расставлены везде посты с пушками.

По приезде в Саратов, Волынский стал посылать нарочных к Доржи Назарову для встречи. Но тот был занят борьбой с напавшими на его улус казахами. Волынский полтора месяца пересылался с Доржи Назаровым, от которого приходили разные известия. От хошеутовского владельца Лекбея приехавший Лама Раб-джамба говорил губернатору, что Доржи Назаров получил оставшиеся после Аюки-хана улусы, а также улусы его сыновей — Церен-Дондука и Дасанга, которых счислялось до десяти тысяч кибиток, и намерен отойти к Далай-ламе или в Китай, или к Коко-Норским калмыкам, а может быть, к хун-тайше, т. е. в Джунгарию.

1 сентября Волынский получил известие, что Дарма-Бала, Церен-Дондук, Шакур-лама, Дондук-Даши и Яман желают с ним встретиться и остановились на Волге-реке на урочище, называемом Гряды, ниже Саратова в тридцати верстах.

В это время к губернатору прибыл дворянин Степан Шахматов, посланный им к Доржи Назарову. Он объявил, что Доржи Назаров прибыл и стоит "против города, недоехав до Волги версты с три" и обещал к "губернатору быть обедать". И в третьем часу пополудни губернатор "съехался с ним, Доржею Назаровым, с которым приехал и зять его, владельца Дондука Хошоутова брат родной, Тарба Церен и при них было знатных зайсангов человек с 50, да протчих калмык человек с 400". С губернатором сели обедать только Доржи и его зять, а зайсанги сели двумя другими столами, для которых "поставлено было варенова и жаренова мяса в чашах, тут же поставлены были бадьи с вином, пивом и с медом". После обеда губернатор пригласил нойона "в особливую кибитку" с переводчиком Василием Бакуниным.

В этой беседе открылись новые сведения. Оказалось, когда Петр I был в Астрахани, в присутствии "господ сенаторов сиятельных графов генерала-адмирала и действительного тайного советника Петра Андреевича Толстова", говорил Доржи Назарову, что после смерти Аюки-хана он будет пожалован ханом "над всеми калмыцкими владельцы и улусами", поэтому и прислан Волынский объявить об этом повелении.

Доржи Назаров отвечал, что "благодарствует за высокую е. и. в. милость и тем зело доволен" и кто бы "не желал себе такова великова счастья". При этом он высказал свое мнение, что "по смерти хана Аюки по линии надлежит быть ханом сыну его Черен-Дондуку или ближним их фамилии Дондук-Омбе или Дасангу, а он, Доржа, хотя и той же фамилии, но далее их", поэтому если он будет назначен ханом, то его слушать никто не будет. На доводы губернатора Доржи говорил, что при его назначении, "то они для лица" примут, но разъехавшись, могут его убить, "объявляя, что и сам господин губернатор знает, какой калмыцкой народ своевольной и бесстрашной".

Губернатор предлагал жениться на Дарма-Бале, тогда к нему перешли бы улусы. На это предложение нойон ответил уклончиво, говоря "что ему ханскую жену яко старшую себе взять невозможно, ибо он ее почитает как мать". Доржи обещал по этому вопросу посоветоваться со своей женой и старшим сыном Лубжею и дать ответ, но, отъехав к себе в улус, об этом разговоре уведомил Дарма-Балу и больше он с губернатором не встречался. При этих встречах Доржи обратил внимание губернатора на то обстоятельство, что из всех претендентов "паче всех подозрителен Дондук-Омбо" и что его поймать невозможно, "объявляя о его осторожности", что он может уйти куда-нибудь, а потом, делая набеги, беспокоить калмыцкие улусы. Так и случилось впоследствии.

Потом губернатор встретился с главным и первым зайсангом ханства — Яманом. Он говорил губернатору, что владельцы все люди молодые и страха никакого не видели, поэтому "бесятся и сами не знают, что делают, а старых и добрых людей не слушают, а ханская жена человек яко безглавной и для того манит всем и кого видит сильного, того партию и держит".

Яман представил в наместники ханства Церен-Дондука и говорил, что его поддержат мать, Шакур-лама, Чакдорджаповы сыновья и он сам. Волынский подал мысль, что, может быть, оставить так, не назначая никого ханом. На это Яман ответил, что для него лично и Шакур-ламы все равно, кого "изволит пожаловать е. и. в.", но такого хана, как Аюка, "не сыскать, и при том рассуждал, что кому ни быть ханом все равно и только что прибавок ему будет один титул и место первое, а пожиток его с одних только с его собственных улусов, а протчие де владельцы всяк владеет своими улусами и управляет и хан к ним ничем интересоватца не повинен и слушать его никто не будет". Но ханом, если по калмыцким обычаям, "надлежит учинить линии ханской или из детей или из внучат", т. е. Церен-Дондука и Дасанга, при этом он заметил, что Гунджабова "сына Дондук-Омбо и поминать нечего" в том смысле, что, учиты¬вая известные причины, ханом "никоим образом допустить его невозможно", хотя он человек неглупый.

В разговоре был затронут вопрос, не уйдут ли калмыки в Джунгарию. На это Яман "рассуждал, что довольно в тех сторонах как у Далай-ламы, так и у Хон Тайши бывал и видел как живут, и что калмыкам такова покойного и безопасного и пожиточного места нет, как около Волги".

Затем губернатор встречался с Шакур-ламой и ему задавал вопрос, кого можно поставить наместником ханства. Лама ответил, что "надлежит учинить линии ханской или из детей или из внучат и из племянников" и назвал тех же нойонов. В это время Дарма-Бала поехала к губернатору. При этом она хотела предложить интересный расклад улусов, чтобы "Долан Дечинов" (т. е. часть Дасанговых улусов) и "Табун Дечинов" (т. е. Баксадай Доржину часть) отдать им же. А если сверх этих улусов будут просить еще, то чтобы присягали исполнять свои обязательства.

Даши-Бирюнь — жена Гунделека — со своим улусом Бага-Цатанами хотела соединиться с Дасангом, чему препятствовал Дондук-Омбо, который собирал войска. Дондук-Омбо успел захватить половину Бага-Цатанов и разделить своим зайсангам и так поусердствовал, что даже у "жен из ушей серьги повыбрали". Сестра Аюки-хана — Доржи Рабтан обратилась к губернатору, объявляя, что, когда происходила ссора между Аюка-ханом и Чакдорджапом, она их помирила и просила, чтобы сейчас губернатор помирил торгоутовы улусы.

Калмыцкие улусы тогда стали кочевать в отдалении друг от друга, опасаясь нападений. Так например, Дасанг занимал улусом прибрежную часть Каспийского моря, а другие кочевали "по обе стороны реки Медведицы, а именно: к вершине, в близости Ямановы, а ниже их Шакур-ламины, Черен-Дондуковы, Дарма-Балины, Дондук-Дашины, Батуевы, Дондук-Омбины". Бывшего Аюки-хана улусы кочевали на Узенях, хошеутовские владельцы Лекбей и Дондук кочевали у Волги, а Доржи Назаров - в Рын Песках.

13 сентября губернатор имел беседу с Шакур-ламой, при этом приехал Дасанг и по обычаю "кланялся три раза в землю", а войдя, подошел к Шакур-ламе, "который, его обняв, приложил свою голову к его голове, а протчих зайсангов и протчих калмык на головы их накладывал свою руку, в которой имел четки". А 18 сентября пришли к губернатору Бага-Цатановы зайсанги — Лоузанг-гецюль, Замьянг Байсхуланг и объявили, что "они были ханова сына Гунделека и по смерти его, жена его Даши Бирюнь была замужем за Чакдорджапом, после которого хотели на Даше Би¬рюнь жениться Черен-Дондук, Дасанг, Баксадай Доржи". Когда Аюка-хан спрашивал ее об этих сватовствах, она, оказывается, ответила, что пока не подрастет ее сын и не станет владельцем улуса, не даст согласия, и хан с ней согласился. А Дарма-Бала, подозревая ее склонность сблизиться с Дасангом, отобрав ее сына и дочь, отдала Эмчи-гелюнгу.

В разговоре губернатора с Шакур-ламой по делам Дасанга выяснилось, что у них большие затруднения с разделом отцовских улусов, в число которых входили такие зайсанги, как Билютка и Дюбжур, которые владели самостоятельными улусами.

Дасанг настаивал, чтобы отцовские, т. е. Чакдорджаповы улусы отдали ему. Шакур-лама старался примирить Дасанга с его братьями, которые тоже требовали своей части.

Дальнейшее развитие событий показало, что Дасанг не имел ни способностей, ни авторитета, ни качеств владельца. В его положении самым лучшим было принять предложение Шакур-ламы и примириться с братьями, выделив им принадлежащие, по обычаю, части наследства. Кстати, Шакур-лама тогда говорил Дасангу, что приехал в последний раз примирить его с братьями.

Затем Волынский встречался со стороной Дарма-Балы, ее сыном Церен-Дондуком, Шакур-ламой и их знатными зайсангами. После встречи со всеми знатными нойонами, сопоставив их мнения, губернатор принял решение и 20 сентября 1724 года объявил Церен-Дондука наместником Калмыцкого ханства. Это не означает, что наместника калмыцкого ханства назначил астраханский губернатор. На это он получил полномочия от царя и Сената.

Наместник ханства был приведен к присяге в присутствии Шакур-ламы, Дарма-Балы, нойонов, знатных зайсангов.

Присяга Церен-Дондука начиналась по форме: "Я, Калмыцкий владелец, бывшего хана Аюки сын, Черен Дондук, обещаяся и божуся по закону моему, пред бурханами..." и "...в заключении сей моей присяги, полагая на чело мое Шакджи-Муни бурхана и прилагаю мою печать". Текст присяги был оглашен публично и "клал ему Шакур-лама бурхана на голову".

Дондук-Даши прислал своего знатного зайсанга Самандагу, через которого просил прощения его вины за нападение на брата своего Дасанга в партии с Дондук-Омбо, ссылался на свою молодость и неопытность. Вину ему простили. Дондук-Омбо, ссылаясь на болезнь, не приехал, опасаясь ареста за нападение на Дасанга и российские войска. К нему был послан майор Беклемишев с присяжным листом, который он подписал и печать свою поставил. Присягу подписали все нойоны, "кроме Доржи Назарова, который того не учинил, принося разные отговорки".

В присутствии всех знатных нойонов и зайсангов с Дасангом помирились с условием, "чтоб всех Чакдорджаповых детей и их улусы с Дасангом соединить". Текст присяги при назначении Церен-Дондука наместником Калмыцкого ханства считается первым официальным документом, переведенным на калмыцкий язык, поэтому он широко обсуждался на неоднократных и многолюдных съездах и советах нойонов, зайсангов и духовенства.