Рассказывая о Джунгарском ханстве, мы остановились на смерти Галдан-Бошокту-хана.

А там тем временем развивались достаточно сложные события. На место дяди пришел к власти племянник, поддержанный Китаем в надежде на то, что Цеван-Рабтан будет более послушным, чем Галдан-Бошокту-хан.

Цеван-Рабтан, после представления Пекину, все свои силы направил в сторону казахов. Казахский хан Тавкя (Тявка, Тауке) сам дал повод к возобновлению военных действий. Он напал на караван дочери Аюки-хана, которую, в сопровождении большой свиты, везли в невесты Цеван-Рабтану. Сын Тавки, захваченный в плен Галданом, находился у Далай-ламы. Тавкя просил Цеван-Рабтана освободить сына. Джунгарский хан исполнил просьбу Тавки и в сопровождении пятисот человек проводил его к отцу. Но Тавкя поступил совершенно неадекватно, он перерубил этих послов, а одного нойона с семейством и сто кибиток его людей увел к себе. Никто из исследователей не довел до конца изучение конфликта Цеван-Рабтана с Тавкя, но мы знаем, что дочь Аюки-хана — Сетер-Джан стала женой джунгарского хана и была с ним до конца.

Цеван-Рабтан продолжил политику своего дяди по укреплению Джунгарского государства и расширения его завоеваний. Так, И. Минаев в рецензии на книгу Н. Веселовского о посольстве И. Унковского к Цеван-Рабтану писал: "Подобно своему предшественнику, Цеван-Рабтан был воинствен, и, как кажется, имел грандиозные завоевательные планы; они-то и привели его к борьбе с китайцами и заставили в момент сильной неудачи искать покровительства у русского императора". Академик С. А. Козин утверждал, что в период правления Цинов "Джунгария, со всей очевидностью, считала себя преемницей национально-исторических прав бывшей Юаньской державы, а следовательно, и прав сюзерена над вассальными странами и народами этой державы... Отсюда факты неоднократных захватов джунгарами этих стран, имевшие место и в XVI—XVII веках (Гуши-хан Хошоутский) и даже в XVIII веке (Цеван-Рабтан Джунгарский), какими бы внешними поводами ни вызывались эти захваты".

Джунгарское ханство в результате войн Галдан-Бошокту-хана потеряло много людей. Оно оказалось стиснутым между двумя сильнейшими империями: Цинской и Российской, а с другой стороны — с казахами не прекращались военные столкновения из-за территориальных претензий. Много людей уходило и в Коко-Нор, ханство, основанное Гуши-ханом, и в Тибет.

В этой обстановке Цеван-Рабтан начал свою деятельность с укрепления центральной власти. Дальнейшие события показали, что новый хан успешно справился со своими трудностями. Например, Черепановская летопись свидетельствует: "Эрдени Шурукту контайша, который перед тем Цаган-Араптан назывался и в 1697 году принял правление, последуя правилам дяди своего Бушукту-хана, покорением рассеянных по разным местам калмытских улусов под свою власть так усилился, что он не только начатую Бушукту-ханом против мунгал и китайцев войну мог продолжать, но и тибецкой и тангутской земле побеждением тамошнего хана и прогнанием Далай-ламы делался страшным". Свидетельство такого источника — это высочайшая оценка деятельности и возможностей Цеван-Рабтана.

В первые годы своего правления Цеван-Рабтан старался избегать военных столкновений. Он стремился в своем ханстве развивать земледелие и промышленность. И. Унковский свидетельствовал, что "лет за 30, хлеба мало имели, понеже пахать не умели. Ныне пашни у них от часу умножаются, и не токмо подданные бухарцы сеют, но и калмыки многие за пашню приемлются, ибо о том от контайши приказ есть. Хлеб у них родится: зело изрядная пшеница, просо, ячмень, пшено сорочинское. Земля у них много соли имеет и овощи изрядные родит... в недавних летах начали у него, контайши, оружие делать, а железо у них, сказывают, что довольно находится, из которого панцыри и куяки делают, а завели отчасти кожи делать и сукна, и бумагу писчую у них ныне делают". Немногословный Эмчи Габан-Шараб, отметив, что Цеван-Рабтан "людей подчиненных привлекал к землепашеству", писал: "Включаю его в число совершивших добрые дела". Хан также поддерживал со всеми соседями широкую торговлю.

Коллегия иностранных дел России, пристально следившая за действиями джунгарского хана, в 1734 году писала, что Цеван-Рабтан "бухарцов, живущих в городах в Еркени, в Турфане, в Кашкаре, в Аксу и в прочих к ним принадлежащих городках, под свою власть привел и дань брать начал. Ханов же и многих беков и лучших людей из тех городов к себе побрал, которые уже при нем, контайше, и пашню завели... Всех бухарцов при нем, контайше, кочует, кроме пашенных, около 2000 человек". Из этих данных И. Я. Златкин сделал вывод, что Цеван-Рабтан окружил себя многочисленными представителями мусульманской аристократии, потомками правивших в прошлом Восточным Туркестаном династий, а также "лучшими людьми", т. е. богатым купечеством. Ханы, беки и "лучшие люди" завели пашню, завели имения.

Подобно своим предшественникам, Цеван-Рабтан продолжал поддерживать связи с Калмыцким ханством на Волге и Хошоутскими владениями на Коко-Норе. Последняя жена Аюки-хана — Дарма-Бала была дочерью Цеван-Рабтана. Культурно-религиозные связи калмыков с Тибетом проходили через Джунгарию, и Цеван-Рабтан старался не препятствовать паломникам и посольствам с Волги.

И. Я. Златкин говорил, что встречаются некоторые данные о поддержке Далай-ламой плана объединения калмыков с Джунгарским ханством. Далай-лама поручил Шакур-ламе сообщить калмыцким князьям о желательности объединения ойратов. "В прошлых годах по прибытии Шакур-ламы от Далай-ламы, объявил он, Шакур-лама, повелением Далай-ламиным, хану Аюке, чтоб они все, калмыки, из-под российской протекции к своему однозакон-ному хану откочевали, и хан де Аюка и жена его Дарма-Бала и Шакур-лама и Эмчи-гелюнг предложили, чтоб им откочевать к контайше". Это сообщение не было новостью. В калмыцких аристократических кругах эта идея витала в воздухе, поднимаясь при изменении политической ситуации в ханстве. Более сложными были отношения Цеван-Рабтана с Хошеутовским ханством Гуши-хана, принявшим цинское подданство, поэтому действия против него затрагивали интересы Китая. У Гуши-хана нашли приют многие знатные нойоны, бежавшие и от Бошокту-хана и от самого Цеван-Рабтана.

Не добившись успеха в Коко-Норе, Цеван-Рабтан обратил свои взоры на Тибет, светским правителем которого был внук Гуши-хана — Ладзан-хан. В результате переговоров с последним дочь Цеван-Рабтана стала женой сына Ладзан-хана.

Некоторые историки отмечали, что Цеван-Рабтан, продолжая политику своего дяди — Бошокту-хана, "начал замышлять то же самое, за что ратовал и Галдан: он думал соединить под своей властью все четыре рода древнего ойратского союза, сделаться самостоятельным ханом всех ойратских поколений и восстановить сполна старые границы чжунгарских владений".

Для осуществления своих планов Цеван-Рабтан посылал к Аюке-хану послов, чтобы привлечь его на свою сторону, но из Коллегии иностранных дел зорко следили за этими переговорами.

В 1716 году Цеван-Рабтан начал военные действия против Лхасы, а в сентябре следующего года "главный город Тибета был взят ойратами; фактически хозяином Тибета стал хан Джунгарии".

Но Пекин не мог допустить расширения Джунгарии. Сюань Е двинул свои войска в Тибет и в 1720 году он был освобожден. При описании этого события о. Иакинф сообщил подробности. Гуши-хан, при покорении Тибета, ханом этой страны сделал своего сына Даян-хана, ему наследовал сын — Далай-хан Ладзан — внук Гуши-хана. За сына Ладзана — Даньчжуня Цеван-Рабтан выдал замуж свою дочь Ботолок. Затем Цеван-Рабтан, "узнав, что зять его Даньчжунь занимается таинствами волхования (харалчжада), сжег его (за волхование) между двух раскаленных котлов". Ойраты овладели Тибетом без кровопролития, т. к. "Тибетцы более желали быть под Элютами, нежели под властью Китая, несмотря на то, что Элюты разграбили все сокровища Будамиского дворца".

При этом великий синолог сообщил, что в годы правления Цеван-Рабтана "Аюки, хан Торготский, приходил из России в Чжуньгарию, откуда увел с собою остальных торготов. После сего Хойт, сильнейший из Дурботских родов, возведен на степень ханства, и Элюты посему продолжали по-прежнему называться Четырьмя Ойратами".

Первые годы правления Цеван-Рабтана были сложными в отношениях с Россией. Сложности были связаны с бывшими их подданными, которые кочевали в Сибири. И Цеван-Рабтан "желая ликвидировать очаг конфликтов, направил в киргизские районы Южной Сибири крупный отряд своих войск, с помощью которого все киргизы оттуда выведены и переселены в район Иссык-Куля".

Летом 1713 года Сибирский губернатор М. Гагарин направил к Цеван-Рабтану И. Чередова с требованием, чтобы хан Джунгарии прекратил сбор ясака с населения Барабинской волости. Эта миссия не имела успеха. За этим М. Гагарин подготовил и снарядил экспедицию во главе с подполковником Бухгольцем. Она в Ямышеве заложила острог и послала к Цеван-Рабтану Трубникова, но он попал в плен к казахам.

9 февраля 1716 года десятитысячный отряд ойратских войск во главе с полководцем Церен-Дондобом, который брал столицу Тибета — Лхасу, осадил ямышевскую крепость. Экспедиция Бухгольца вынуждена была отступить вниз по Иртышу, она тогда в устье Оми заложила крепость и город Омск.

Спустя некоторое время упомянутый Чередов оказался в ставке Цеван-Рабтана. С ним хан отправил в Петербург своего посла Борокургана с просьбами к Петру I охранить их от Китая и разрешить его подданным кочевать "по обе стороны Иртыша невозбранно".

Петр I решил воспользоваться приездом Борокургана, чтобы завязать с Джунгарией более тесные дружественные отношения и отправил с ним И. Унковского.

В 1719 году в Китай был отправлен от Петра I Л. Измайлов. Он встретился в Селенгинске с представителем Китая Тулишенем, который приезжал к Аюке-хану. Тулишен говорил Измайлову, что китайские войска одержали победу над джунгарами и чтобы Измайлов посоветовал Цеван-Рабтану прекратить сопротивление. Л. Измайлов, разгадав замыслы Пекина, отказался выполнить просьбу Тулишена. При этом был разыгран целый дипломатический спектакль. Посол Цеван-Рабтана "поехал из города в путь свой, а провожали его честно и для выезду его стреляли у города из стоящих трех пушек", а при выезде людей Измайлова не было оказано такой чести. Измайлов в результате своей поездки в Пекин и переговоров сделал вывод, что главным в политике Китая является уничтожение Джунгарского ханства. И в этой борьбе "Сюань Е и его сановники вынуждены были сочетать вооруженную борьбу против ханства со сложными дипломатическими маневрами, имевшими целью привлечь к участию в этой борьбе Русское государство или, в крайнем случае, Калмыцкое ханство".

Посольство И. Унковского имело целью склонить Цеван-Рабтана к подданству России, как это сделал Аюка-хан. Но в это время умер старый китайский император Сюань Е, ему наследовал сын — Инь Чжень. В связи с этими событиями к Цеван-Рабтану пришли послы из Пекина и Хошеутовского ханства, заявившие "жить по-прежнему в дружбе".

Вместе с И. Унковским в Петербург приехал новый джунгарский посол Доржи, миссия которого ограничивалась согласием Петра I поддерживать традиционную дружбу.

В 20-х годах Цеван-Рабтан активизировал свою политику. В Южной Сибири появились его сборщики ясака с населения; его посол в Пекине поставил вопрос о возвращении ханству Хами, Турфаня и части территории Халхи; усилился натиск ойратов на казахские кочевья в Семиречье. В 1723 году, собрав крупные силы, хан нанес удар по владениям Большого и Среднего жузов, подчинив большую их часть и превратив в своих данников.

В том же году в Коко-Норе вспыхнуло крупное восстание хошеутовских князей во главе с внуком Гуши-хана — Лубсан-Даньдзином, направленное против Китая, за восстановление былой самостоятельности хошеутовских владений. Восстание было подавлено. Сам Лубсан-Даньдзин бежал к Цеван-Рабтану, который решительно отклонил требование Пекина о выдаче беглеца.

Цеван-Рабтан умер в конце 1727 года. Смерть хана имела трагические последствия и для других членов его семьи. Они связаны непосредственно и с событиями истории Калмыцкого ханства. На этих событиях стоит остановиться несколько подробнее.

После смерти Чакдорджапа — официально объявленного преемника Аюки-хана, старший из 12 сыновей Чакдорджапа — Дасанг — немедленно прислал посланца к Астраханскому губернатору А. П. Волынскому. Через посланца он передал, что "для нынешнего нашего дела живого мы ничего не режем, и через десять тысяч манжиков поминки мы справляем" и заверил губернатора, что "в услугах е. и. в. ныне и впредь хочет быть верным так, как дед и отец его". То есть Дасанг считал себя наследником отца своего и преемником ханства. У Аюки-хана от последней жены были два сына, а их мать — Дарма-Бала, дочь Цеван-Рабтана, хотела сделать преемником мужа своих сыновей. Она была еще сравнительно молода и склонила Аюку-хана в пользу их сына. Двенадцать сыновей Чакдорджапа и двое сыновей Гунджаба потребовали свои доли и предъявили права на наследство. Создалась сложнейшая ситуация. И уже при жизни престарелого хана начались междоусобные столкновения.

Именно в этот период в Калмыцкие улусы приехал из Джунгарии сын Цеван-Рабтана и сводный брат Галдан-Церена — Лоузанг Шуно. Он же приходился Дарме-Бале братом. Матерью Шуно была дочь Аюки-хана — Сетер-Джап.

Свой приход на Волгу он объяснил так, что войско и улусные люди отца его любили и хотели сделать его преемником ханства, а сводный брат — Галдан-Церен, завидуя его популярности, хотел его "убить до смерти". Младший сын Аюки-хана — Галдан-Данжин говорил, что он послан к Дарме-Бале "со обнадеживанием, что хан-тайша будет к ним, калмыкам, немедленно и их примет в свою протекцию".

Один из самых осведомленных зайсангов — Олдоксон — доносил В. П. Беклемишеву, что приехал к калмыкам "хон-тайшин сын, Лоузанг-Шоно, а сказывают де будто он к нам бежал от брата своего, но калмыки имеют в отношении Лоузанга-Шоно немалое подозрение, и признают де за шпиона".

В 1723 году Цеван-Рабтан направил на Волгу посла сосватать свою дочь за сына Аюки-хана. А через год для продолжения этих переговоров с Волги в Джунгарию прибыл зайсанг Еке-Абугай сватать сыновьям Аюки-хана дочерей Цеван-Рабтана. Эти переговоры не были доведены до конца из-за смерти Аюки-хана.

Последние годы жизни Аюки-хана были омрачены борьбой его многочисленных потомков за наследство. Уже при нем начались военные столкновения за улусы и ханский трон. В такое смутное время и приехал упомянутый Лоузанг-Шуно. Один из главных зачинщиков смуты — Дондук-Омбо — выдал за него свою дочь. И, по словам Олдоксона, он стал "зело самоволен, так что кого хочет, того бьет и ножом режет и скот отнимает, все калмыки в великом несогласии". Он даже нападал на русского посланника Якова Татаринова, отобрал у него пищаль, хотел застрелить, но не дали ему совершить это преступление зайсанги, тогда он "двух калмык прибил едва не до смерти... и многих лошадей перестрелял".

За посольством Еке-Абугая в Джунгарию приехало другое посольство. И в это время скоропостижно скончался Цеван-Рабтан. Ему наследовал сын Галдан-Церен, по словам о. Иакинфа, "злой, коварный, беспокойный". Он обвинил свою мачеху Сетер-Джан и прибывших туда калмыцких послов в том, что они отравили его отца. Начались расправы. Галдан-Церен казнил четырех и отправил в ссылку двух членов калмыцкого посольства, заключил в тюрьму и держал год в заточении Еке-Абугая, а мачеху свою и трех ее дочерей подверг мучительной казни.

Галдан-Церен отправил посла Боджир в Россию. Тот был 1 февраля 1728 принят Петром I. В письме своем к императору хан объяснял: "Брат мой меньший к калмыкам ушел и с владельцем Дондук-Омбо соединясь, к мачехе моей прислал отраву, чтобы ею меня отравить. И помянутая моя мачеха, убояся тою отравою меня отравливать, рассуждая, что ежели про оное сведает мой отец, то ей не без беды пробудет, вымыслила оною отравить отца моего, что она и учинила, от чего он, отец мой, и преставился".

Выше мы упомянули о втором посольстве, о составе которого ничего неизвестно. Но именно это посольство, по нашему мнению, связано с интригами Лоузанга-Шуно и его тестя Дондук-Омбо. Галдан-Церен прислал письмо и к калмыкам, в котором писал: "А ныне, ежели памятуя предков наших... дружбу, от Орлюка и поныне, и быть чтоб в добром состоянии, то Шону и Дондук-Омбу обоих, поймав, отдайте, а я недружбу взыщу". Джунгарский хан не раз повторял эту просьбу, даже обращался к российскому правительству. Лоузанг-Шуно, находясь в калмыцких степях, умер в 1732 году.

Выезд Шуно в калмыцкие улусы был связан с политическими целями его отца Цеван-Рабтана. Вокруг имени Шуно разыгрывались большие политические интриги, сведения о них противоречат друг другу. Но одно вырисовывается ясно — он должен был склонить калмыцких владельцев к откочевке в Джунгарию. Поэтому он вошел в легенды многих народов как Шуно-батыр — страдалец и герой.

С калмыцкими представителями Галдан-Церен расправился жестоко, а с другой стороной он поступил более дипломатично. Он, желая сблизиться с Тибетом, сыну покойного хана отдал неболь¬шой удел, сестру свою Ботолок выдал за Вэйчжен-Хошоция — хойтского тайшу, а сыну ее Баньчжуру, рожденному от Даньчжуня, также отдал небольшой удел. Ботолок после первого мужа осталась беременной и родила уже по выходе замуж за второго. Это был Амурсана, который, как получается происходил не от хойтского, а от хошеутского рода. Таким образом Галдан-Церен обезопасил свое ханство с юга. Значительный корпус он отправил навстречу китайской армии, которую разбил полностью.

Два полководца хана: Церен-Дондуб старший и Церен-Дондуб младший расположили свои войска в верховьях Иртыша и готовились напасть на Халху.

Осенью 1732 года Галдан-Церен со всеми своими силами напал на Дзасакту-хана и захватил все его имущество, скот, двух сыновей и наложницу. Дзасакту-хан, отправившийся в это время в Пекин, получив известие, "в сильном негодовании отрезал у себя косу и хвосту лошади, на которой ехал, торжественно поклялся над сими вещами продолжать мщение до смерти". И нужно признать, что он жестоко отомстил джунгарам.

Галдан-Церен праздновал победу. В это время Дзасакту-хан, получив помощь войсками от других князей и Китая, устремился на ойратов. Бой произошел недалеко от монастыря Эрдени-Чжао. Галдан-Церен потерпел поражение, войска его были истреблены, сам он спасся бегством. После этого он не мог уже предпринять крупных военных действий. В 1739 году был заключен договор с Китаем по разграничению территорий, согласно которому Галдан-Церен потерял почти половину земель на востоке.

Галдан-Церен продолжал дело своего отца по развитию земледелия и промышленности. Русский посол Л. Угримов, находившийся во владениях хана, оставил интересные сведения и наблюдения. По его словам, пахотные угодья в долине реки Или, у подножия Талкинского перевала, орошали с помощью арыков, в долине реки Гурбульджин землю обрабатывали бухарцы, построившие для себя дома и селившиеся целыми поселками.

Возле ханской ставки располагался сад. "Был я во оном саду,— писал посол,— встретил нас один бухаретин, которой над теми садами имеет по указу своего владельца смотрение". В этих "садах видно было довольно всяких дерев, и величиною оной сад, например, кругом будет версты три, которой огражден стеною из незженого кирпича вышиною выже сажени". По свидетельству Л. Угримова, таких садов в Джунгарии было довольно много.

Один сад Галдан-Церен дал во владение шведскому офицеру Ренату, участнику экспедиции Бухгольца, попавшему в плен в 1716 году, который организовал в Джунгарии производство пушек и мортир.

Л. Угримов посетил еще один сад Галдан-Церена. Он располагался в Илийской долине, на берегу озера Хашатунор. Этот сад был огражден кирпичной стеной в окружности "верст на 5 или больше... где и прочего кирпичного строения имеется довольно, и птичьи покои... А потом показывали оные сады, в которых довольно изобретено разных фруктов и овощей".

Другой русский посол Д. Ильин, вернувшись из Джунгарии, рассказывал, что "там делают ружья, порох, добывают селитру, медь и железо".

Важную роль в развитии литейного и пушечного производства сыграл Ренат. Он говорил Л. Угримову, что для армии Галдан-Церена изготовил 15 пушек четырехфунтовых, 5 пушек малых и 20 мортир десятифунтовых. Дворянин И. Сорокин, тоже находившийся в плену, рассказывал о добыче железной руды. Руду плавили в горнах, а из полученного железа "делали турки, сабли, панцыри, латы, шлемы" и такого дела мастеров было у ойратов около тысячи человек. Галдан-Церен старался развивать различные производства, набирал мастеровых людей, которые б могли "во всем железном мастерстве знать силу", а "также и фабричных мастеров, которые б могли делать всякие материи" и изделия "золотые, серебряные и шелковые".

Галдан-Церен умер в 1745 году. Обозревая историю Джунгарского ханства, можно сказать, что со смертью этого хана закончилось и могущество ойратского государства. И. Я. Златкин, проанализировав историю Джунгарского ханства, пришел к выводу, что "годы правления Цеван-Рабтана и особенно его преемника Галдан-Церена были временем наибольшего могущества Джунгарского ханства, наиболее активной его роли в жизни Восточной и Центральной Азии... Ойратские феодалы сохранили свое государство и опрокинули планы могущественной тогда державы Восточной Азии — Цинской империи и союзных ей группировок восточно-монгольских феодалов. Ойраты сохранили, наконец, свои силы и, следовательно, потенциальную возможность возобновить борьбу как против Цинской династии, так и против других противников".

Галдан-Церен оставил после себя трех сыновей: Лама-Дарчжу, Цеван-Дорчжи-Нямгала и Цеван-Чжаши. Между этими сыновьями и их родственниками начались нескончаемые интриги и соперничество за власть, приведшие государство к уничтожению.