Одна из глав книги И. Я. Златкина о Джунгарском ханстве так и называется. Он говорил, что в годы правления Цеван-Рабтана и Галдан-Церена Джунгарское ханство стало играть заметную роль в Восточной и Центральной Азии, заняв видное место в истории и внешней политике Китая, России, Казахстана и Средней Азии. Оно превратилось в относительно высокоорганизованное объединенное феодальное государство с твердой центральной властью, успешно преодолевавшей проявления сепаратизма местных князей. Главной целью внешней политики Цеван-Рабтана и Галдан-Церена было присоединение Халхи к Джунгарскому ханству и образование на этой основе объединенного монгольского государства под властью чоросской династии. Цели и действия джунгарских ханов, естественно, встречали противодействие со стороны Цинской и Российской империй. Один из исследователей этого вопроса Э. Хэниш писал: "Дело заключалось в том, достанется ли Центральная Азия маньчжурскому, иначе говоря, китайскому государству, или же она превратится в новое великое монгольское государство".

Но ранняя смерть последнего великого хана Джунгарии — Галдан-Церена — прервала эту деятельность. После его смерти в 1745 году остались три сына: Лама-Доржи 19 лет, Цеван-Доржи-Аджа-Намжил 13 лет, а младшему — Цеван-Даши минуло только семь лет, а также несколько дочерей.

Согласно завещания Галдан-Церена, в 1746 году ханом был провозглашен средний сын, Аджа-хан. Через три года он был убит в результате заговора, и в 1749 году ханом Джунгарии стал Лама-Доржи, принявший титул Эрдэни-Лама-Батур-хунтайджи. Новый заговор с целью свержения Лама-Доржи был раскрыт, а участники его жестоко наказаны.

О последних событиях в Джунгарии канцлер А. П. Бестужев-Рюмин сообщил Дондук-Даши в 1756 году. Он писал, что Цеван-Доржи "зайсанги зенгорские, присутствующие в зарге, сперва низложили, а потом умертвили, а на его место, обойдя ближнего наследника — внука большого Черен-Дондука и Намджилова сына — Дебачу, избрали в главные владельцы Галдан же Черенева сына, рожденного от подложницы, Ламу-Доржу и назвали его при том случае Эрдени Лама Батур хонтайджи". Дебачи же (Даваци), опасаясь за свою жизнь, бежал в Средний казахский жуз к Аблаю, "туда же ушел хошоутовой фамилии нойон Амур Санан". Когда они ушли к Аблаю, из Петербурга пришел указ. В нем было предписано, чтобы "крайнее старание возиметь: первого (Даваци), яко настоящего к овладению всего зенгорского народа претендента, а с ним и другого, яко тогдашнему зенгорскому владельцу двоюродного брата, для будущих впредь случаев, а особливо в рассуждении неотступной претензии зенгорских владельцев к себе приласкать и в Оренбург призвать".

В борьбе против Лама-Доржи они, Дебачи (Даваци) и Амур-Санан, действовали совместно. Лама-Доржи был ими убит в начале 1753 года. Даваци стал повелителем Джунгарского ханства. Он был законным наследником своих предков на джунгарском троне. Но после гибели сыновей Галдан-Церена стали появляться новые претенденты. Так например, группа нойонов и зайсангов провозгласили ханом своего ставленника — Немеху-Жиргала, которого Даваци низложил и убил. За всеми этими событиями в Джунгарии следила Цинская империя. Во время джунгарских междоусобиц многие бежали в Халху.

Перебежчиков цинские власти щедро одаривали, предоставляли льготы, награждали титулами и званиями. Осенью 1753 года в Китай из Джунгарии перешло более трех тысяч кибиток во главе с двумя внуками Галдан-Церена. Пришедшим ойратам была отведена территория Дариганги, расположенная на юго-востоке Халхи.

В это время российские пограничные войска получили указание не принимать выходивших на границы ойратов, так как за ними могут появиться цинские войска.

И. Я. Златкин, говоря о происхождении и правомочности их претензий на джуигарский трон, отметил, что Даваци был прямым потомком Батур-хунтайджи и имел все основания претендовать на ханский трон. Что касается происхождения Амур-Санана, историк, как и многие другие дал ошибочные сведения. Выше мы говорили, что Галдан-Церен выдал свою сестру Ботолок за хойтского тайшу Вэйчжен-Хошоция. Но она, будучи замужем за хошеутским тайши Даньчжунем родила сына по имени Баньчжур, а по выходе замуж за Хошоция, будучи беременной от первого мужа, родила сына. Отец Иакинф ясно говорил: " Ботолок после первого мужа осталась беременною и родила уже по выходе за второго. Это был Амурса-на, который по сему самому происходил не от линии Хойтского Дома, а собственно был так, как Баньчжур, сын Даньчжунов", т. е. хошеут. И. Я. Златкин писал, что Амурсана "не принадлежал к влиятельным слоям ойратов, хотя и происходил из аристократического рода "цаган туг хойт" ("хойт белого знамени")". Эти сведения относятся к действительно хойтскому нойону Деджиту, к Амурсане не имеют отношения. "Предки Амурсаны,— продолжает И. Я. Златкин,— в начале XVII века вместе с торгоутами Хо-Урлюка покинули Джунгарию и до начала XVIII века жили на Волге. Его дед в 1701 году вместе с Санжибом прибыл с Волги в Джунгарию и был там задержан. Отец Амурсаны, Уйзен-Хошучи, был женат на дочери Галдан-Церена, от брака с которой в 1722 году и родился Амурсана. Первой женой Амурсаны была Делег-Доржи, дочь одного из дербетских князей, от которой он имел сына и двух дочерей. Второй его женой была Битей, вдова его старшего брата, умершего от оспы, у которой был сын Пунцук".

Когда ханом был объявлен его недавний товарищ, Амурсана понял, что ему предстоит длительная борьба за власть, а для этого необходимо собрать войска. Он призвал на помощь казахских ханов, которые ждали удобного случая для нападения и приняли участие в сражении. Амурсана был разбит Даваци, а казахи, захватив богатую добычу, ушли к себе.

Разбитый Амурсана через Халху пробрался в Пекин, где его встретили с радостью. Император Хун Ли пожаловал ему титул князя первой степени (цин вана) и обещал помощь в овладении джунгарским троном. "Цинская династия,— писал Златкин,— увидела в Амурсане удобное орудие в борьбе за осуществление своей заветной цели — уничтожение Джунгарского ханства".

Поэтому просьба Амурсаны встретила в Пекине полное понимание и поддержку. Огромная армия Китая в 1755 году была готова к походу. Хун Ли издал указ, обязывавший всех халхаских владетельных князей со всеми подчиненными им "военными или хотя невоенными, а годными к военному делу людьми в немедленном времени ехать на контайшинскую границу в мунгальское войско".

Даваци посылал в Пекин посольство с предложением "мира и дружбы". Неоднократные обращения хана к Богдыхану остались без ответа. "Цинскому правительству нужен был не мир с ханством, а его полное уничтожение".

"14 мая авангард цинской армии во главе с Амурсаной вступил в долину реки Текес, где встретился с немногочисленными отрядами Даваци". Хан, не приняв боя, бросив жену и детей, бежал. Он был пойман и передан Амурсане, который проводил его в Пекин. Джунгарское ханство перестало существовать. Огромная маньчжуро-китайско-монгольская армия оказалась не у дел. Ойратские нойоны со своими семьями, зайсангами сами сдавались и просили подданства Цинской империи. Ойратский народ, деморализованный бесконечными княжескими распрями, разоренный и измученный, не противился завоевателям.

"Захватив ойратское государство, цинские власти коренным образом перестроили его управление, распространив на Джунгарию административную систему, введенную ими в ранее завоеванных частях Монголии. Власть все ойратского хана была упразднена, что уничтожало и ханство как единое государство. На обломках ханства цинские власти образовали четыре самостоятельных княжества: Хойт, Дербет, Хошоут и Чорос, правители которых были подчинены непосредственно Пекину".

Преобразования, произведенные в Джунгарии китайцами, разочаровали Амурсану в его ожиданиях стать ойратским ханом. Он стал готовить теперь антиизмену, т. е. из предателя джунгарского хана решил стать его защитником и патриотом. Он сумел подговорить некоторых нойонов принять его сторону, обмануть бдительность цинских командиров, бежать в Тарбагатай. Здесь он стал собирать войска. В начале 1756 года его сторонниками он был провозглашен ханом.

Хун Ли для поимки и наказания Амурсаны послал еще большую по численности армию, которая буквально наводнила Джунгарию. Они подвергли поголовному уничтожению все население ханства. Об этом много и подробно писали многие исследователи и очевидцы. Некоторая часть населения бежала к казахам и в сибирские города, они просили принять их в российское подданство и проводить в Калмыцкое ханство к их родственникам. Сам Амурсана бежал к казахам. Цинские войска разбили казахов и потребовали выдачи изменника. Зимой 1756 года Амурсана появился в Джунгарии, надеясь собрать войско и поднять восстание. Действия повстанцев имели эпизодические успехи, но цинские войска методично подавляли их и уничтожали уже поголовно. Амурсана, бежав к казахам, посылал в Петербург посла, просил российского подданства. Пока согласовывали эти вопросы, он жил в Тобольске, где умер от оспы 21 сентября 1757 года.

О личности и замыслах Амурсаны о. Иакинф писал, что он "снедаемый властолюбием, убил старшего своего брата Шакдора и овладел его уделом. После сего он простер свои замыслы далее и начал под видом доброжелательства убеждать Давация к похищению ханского престола в намерении после самому завладеть оным". И когда ханом ойратским был провозглашен Даваци, "у Амурсаны, как пишут китайские историки, слюни текли изо рта, столько хотелось ему ханского престола". Заканчивая историю падения и гибели Джунгарского ханства, о. Иакинф говорил, что таков был конец Джунгарского "Ойратства, угрожавшего оковами целой половине Азии. Кто не видит, что оно пало от безрассудного властолюбия своего". Мы можем добавить, что пало оно от чрезмерного властолюбия, коварства и измены Амурсаны.

Канцлер Бестужев-Рюмин из Петербурга и полковник Спицын из Царицына информировали Дондук-Даши о желании прикочевать к калмыкам группы джунгарцев. От Дондук-Даши были командированы в сибирские пределы зайсанги Нуугута и известный нам Джимба-Джамсо с переводчиком Девятияровским для приема джунгарцев и препровождения их на Волгу.

Хан согласовывал будущее положение джунгарцев в составе калмыцких улусов. Поэтому он интересовался тем, кто у них главный командир, оставить ли их потом при их нойонах и зайсангах или они могут быть разобраны по улусам.

Он резонно рассуждал, что "зюнгарцы перешли оттуда не с прямым намерением, чтоб им вовсе остаться" при Волге, "но чтоб им спасти живот свой". Поэтому если их всех допустить жить вместе, то "они прежних их тамошних жилищ и вод никогда не забудут". В виду этих соображений он просил разрешения "о раскосовании их врознь".

Другой канцлер М. И. Воронцов писал, если выходящим сюда джунгарцам будет объявлено, что они будут отняты у их зайсангов, то они могут уйти в другие пределы. Поэтому, говорил канцлер, "ныне их врознь и совершенно без всякого изъятия раскосовать невозможно, дабы оное обещание в своей силе осталось, и чтоб тем могущих и впредь выходить в подданство е.и.в. зенгорцев не отвратить".

Согласились на таких условиях: если владельцы и зайсанги придут со своими подданными, то им их и оставить, а если отдельные группы выйдут без зайсангов, свободными, то таких можно и раскосовать по своим аймакам.

Одной из первых в сибирские пределы вышла жена Амурсаны — Битея с сыном от первого мужа, брата Амурсаны, Пунцуком (Бунцук). Ее обращения к императрице Елизавете Петровне вызвало переполох, оказывается, она в письме употребляла такие выражения — "большой своей сестре", "приятельница", обычно применявшиеся в традиционных обращениях. Воронцов приказал Спицыну, пригласив к себе нойоншу, объяснить ей непристойность применения таких слов к высочайшей особе, "разодрать и уничтожить" те письма. Но письмо все-таки сохранилось, оно приведено в "Этюдах по истории приволжских калмыков" профессора Н. Н. Пальмова. Битея вышла с тремя зайсангами, всего в десяти человеках. О ее приходе и препровождении шли письма по всей границе до Петербурга и Калмыцкого ханства.

Астраханскому губернатору сообщали, что 15 февраля из Оренбурга от губернатора И. И. Неплюева получен ордер, что сибирским губернатором Соймоновым по указу из Коллегии "присланная при том в Оренбург Зюнгарского калмыцкого народа последнего хана Галдан-Церена дочь, а умершего знатного нойона Амурсанана жена Битея с сыном ее Бунцуком и при них два зайсанга, албачи три калмыка, да две калмычки итого десять человек, отправлены из Оренбурга чрез Самару и Сызрань, Саратов и Царицын до Енотаевской крепости при письме к вашему превосходительству для соединения с волжскими торгоуцкими калмыками". Дондук-Даши принял Битею с сыном и ее людьми в Енотаевской крепости 8 марта 1758 года.

Самая большая группа из Джунгарии вышла с нойоном Шеаренгом. О своем приходе он подробно изложил в письме, которое содержит много деталей, способных объяснить наше последующее повествование, поэтому приводим письмо полностью. Оно было прислано в Оренбургскую губернскую канцелярию 3 мая 1759 года, в нем говорится: "...е.и.в. дела управляющему генерал-майору Алексею Ивановичу Тевкелеву, верному и большому моему брату.

По выезде моем из отечества моего прошлого году, в летнем первом месяце не доезжая с улусами моими до российских границ, сперва посылал я от себя в Семиполатную крепость шесть человек со объявлением, что желаю я выехать с теми моими улусами в Россию и быть в подданстве и защищении е.и.в. и кочевание иметь, соединя улусных моих калмык с подвластными калмыками большого моего брата Дондук-Даши между Волгою и Яиком, и что я родственник реченного хана Дондук-Даши, как же в среднем летнем месяце приближились к Семиполатной крепости, против которой переправясь на внутреннюю сторону как в следование наше сюда с сибирских линей командирам, а имянно и полковнику в Омской крепостях бригадиру и протчим объявлял, что намерен я от себя ко двору е.и.в. посланцов послать, а улусных моих калмык с волжскими калмыками соединить, так не хотя пред ними в том лживцом быть, по приезде моем в Оренбург и вам, большому моему брату, о том доносил, почему находившиеся при нас Дондук-Даши посланцы Ахаш и Намсу реченному брату моему Дондук-Даши обнесли меня, что я без совету их ко двору е.и.в. посланцов от себя послать хочу, и якобы я с ним, Дондук-Дашею равенство приемлю и по такому обнесению, выслав хан, Дондук-Даши, встречу мне владельца Еремпеля в числе тысячи человек по сю сторону Узеней, остановясь, отколь я намерен был с зайсангом Ахашем ехать наперед к хану, Дондук-Даши, но токмо помянутой Еремпель, захватя меня, отослал под караулом в Яицкой городок, улусные же мои калмыки после меня в каком состоянии остались, того не знаю.

В бытность же мою в Зюнгорском владении не взирая на оставшия народ, яко то мунгальцов, китайцов, тибетцов и протчих яко единозаконцов мне, а сверх оных и бывших во владении Зюнгарском Еркенцов, Кашкарцов, Хивинцов, Бурутов, Ташкенцов, Самарханцов, Туркестанцов, Энжианцов, Наманганцов, Эз-бекцов и Киргисцов, оставя всех, но выбрав за лучшей, чтоб мне, соединясь с родственниками моими торгоуцкими калмыками и быть в подданстве и защищении е.и.в., и тако я винности своей ни в чем не признаваю, но токмо по обнесению людскому не изыскав в том правды так со мною учинено, и тако вашего превосходительства покорно прошу для славы и имени вашего о сей моей прискорбной жалости как ко двору е.и.в., так и к большому моему брату, Дондук-Даше, отписать, дабы я с теми меня обносителями персонально в правде и в винности моей допущен и разобран был, чем я довольным быть могу. Из Зюнгорской же земли для меня выехало со мною тысяч до семи или до осьми душ, кои находятся при мне, а вслед мои и оставшие в киргисцах два брата мои и протчие Зюнгорские калмыки выехать намерены были, что же взведено на меня яко б я с полторы тысячю душ продал и то напрасно, но токмо сведав я что претерпевая голод и неимущество калмыки сто душ русским татарам и калмыкам распродано, за известие как к Яицкому атаману писал, так и к протчим моей братье осьми человекам владельцам, чтоб они более того не продавали, подтвердил.

Планета года песчаной заяц, третьего месяца, т. е. апреля 15 числа писано".

Отец Иакинф говорил, что Шеаренг ушел в Россию с 10000 кибиток. Но вместо "кибиток", нужно считать "семей", т. к. сам нойон говорил, что он вывел до семи-восьми тысяч душ, около 2,5 тысяч кибиток, о чем доносил и полковник Спицын. Из последующих документов видно, что эти данные соответствовали действительности.

Подсчитав всех вышедших из Джунгарии калмыков, профессор Н. Н. Пальмов говорил, что "трудно допустить, чтобы их было 10 тысяч кибиток, как утверждают некоторые авторы". Сам же Шеаренг был одним из последних героев из джунгарских нойонов. Находясь в окружении цинских войск, в сложнейшей ситуации предательства своих, он сумел вырваться, вывести свой улус, убив при этом китайского полководца Танкалу и предателя — князя Хошоци. У него было восемь братьев, которые почти все тоже вырвались из того ада, в который превратилась Джунгария. По пути в Россию ему приходилось подвергаться нападениям со стороны казахов. В одном из писем Дондук-Даши, для отправления русскому правительству, он писал: "Как передние наши улусные люди стали уже чрез Иртыш переправляться, то на задний наш улус, состоящий в пятистах кибитках, в котором сестра моя, девка имянуемая Киргес находилась... касаки напали и их разбили и со оною моею сестрою всех забрали к себе, а та моя сестра и поныне в улусе Аблай Солтана у касака, имянуемого Найман Цортоинбая находится". Граф Воронцов по этому поводу просил оренбургского губернатора Давыдова, чтобы он возымел старание удовлетворить просьбу Шеаренга вернуть ему сестру, а также разграбленное имущество.

Заметим, что имя нойона в различных документах и публикациях пишется по-разному: Шеаренг, Шерен, Серен, Церен, Серынь и т. д., но как "торгоутской природы", "торгоутский нойон". Цинское правительство требовало от России выдачи Шеаренга. Двумя заседаниями Сенат решил, что выдача владельца была бы "весьма несходна с тем примером, каков доныне уже показан и наблюдаем был в дозволении прибежища и покровительства всем, выходящим под скипетр российский зенгорцам, и что из них поныне никто еще выдан не был в китайскую сторону", тем более, что Шеаренг "хотя и выходец из Зенгории, но яко торгоутовской природы, коей вся нация в российском подданстве, должен быть от россиян принят. А что от них китайские войска побиты, сие неосторожности и слабости начальника войск, давшего себя в обман, приписать должно".

По пути следования к Волге, Шеаренг не только собирал вышедших из Джунгарии калмыков, но и вступал в переговоры с казахами, а при случае и давал соответствующий отпор, даже захватывал людей и скот. Это вызывало опасение, что он может произвести переполох в Калмыцком ханстве. Почему Дондук-Даши и послал навстречу Шеаренгу Бамбара с трехтысячным войском, но присоединил к нему Еремпеля с 1500 калмыков, от яицких казаков было снаряжено 600 человек. Еремпель схватил Шеаренга и представил казачьему старшине.

При личном представлении хану Дондук-Даши Шеаренг развеял все опасения и представления, распространяемые о нем. Он был любезно принят ханом, а людям его, находящимся в бедственном положении, была оказана помощь. Спицын посоветовал хану распределить их "для прокормления чрез одну зиму по некоторым улусам до того времени, пока они хотя мало б в исправность притти и потом по-прежнему соединены быть могли".

Из видных знатных джунгарских нойонов в Россию вышел Деджит. Впоследствии его внук Батур-Убуши Тюмень писал, что "когда пал Зюнгарский нутук, Деджит, нойон хойтского анги Йеке-Минган, сын Бата-нойона из рода Йобогон-Мергена, с супругою Ельзе-Орошиху и приближенными кетчинерами (слугами) прибыл в г. Семипалатинск... он получил, как милость государыни, корм и жалованье и был препровожден в г. Тюмень, назначенный местом его пребывания. По прибытии в этот город супруга его, Ельзе-Орошиху, родила сына, которого счастливые родители назвали Тюмен-Чжиргалан". Находясь в сибирских пределах, Деджит собрал вокруг себя несколько семей, вышедших из Джунгарии, присоединился к калмыкам, "испросив предварительно дозволения у торгоутовского хана Дондук-Даши". По прибытии на Волгу, Деджит скончался, оставив трехлетнего сына. На Ельзе-Орошиху женился хошеутовский нойон Замьян, усыновив Тюмен-Джиргалана, "на что от Дондук-Даши-хана и получена грамота".

Дальнейшая история пришельцев тесно связана с жизнью и бытом калмыков.