29-го хан пригласил в свою ставку губернатора.

Когда приехал губернатор, то "поставлена была вместо сеней от кибиточных дверей его, ханская зеленая ставка". Хан встретил губернатора у дверей и по прошению его гость шел впереди, а за ним — хан. В кибитке сидели супруга хана и сын Убаша с зайсангскими женами, которые при появлении губернатора и хана встали. Хан посадил губернатора в кресло по правую от себя сторону, около него сели Бакунин и Юнгер. Из владельцев дербетев Галдан-Церен, хошеутов Замьян, ханские зайсанги и их дети в богатом парчевом платье сели по левую сторону на пол.

На этой встрече была согласована церемония официального провозглашения Дондук-Даши действительным ханом. На вопрос, какой день для этого наиболее подходит, хан сказал, что для этого 30-е число является счастливым. Губернатор просил, чтобы на церемонии присутствовали все приглашенные владельцы и ханша Дарма-Бала. День прошел в разговорах и угощениях.

30 апреля Бакунин и Даши-Дондук передали, что хан будет во втором часу по полудни. Бодокчей Басан сообщил, что старая ханша Дарма-Бала из-за болезни не сможет присутствовать.

В первом часу пополудни за ханом был послан берлин, при котором верхами поехали сын губернатора — Михаил Жилин и унтер-офицер с шестью гренадерами. Приехали так: хан в берлине, ханша — в коляске, Убаша верхом на лошади, также владельцы: дербетев — ханский зять Галдан-Церен, торгоутский — Емеген-Убаша, хошеутовские Замьян и Тукчи, ханские зайсанги Абу-Намсо, Даши-Дондук, жены зайсангские и всего калмыков приехало около десяти тысяч человек.

Когда хан вышел из берлина, "то стоящие в строю при офицерах гренадеры и солдаты всего сто пятьдесят человек учинили ко отданию ему чести поднятием ружья на караул, без барабанного боя и музыки".

Затем губернатор через регистратора Самсонова объявил указ Елизаветы Петровны. По объявлении указа хан и сын его встали, благодарили императрицу, "на колени поклонились к востоку в землю". Потом губернатор предложил формы присяги, которую "пред бурханом Шакджи Муни прочли, и бурхана, взяв на чело свое клали, и под присягами каждой подписался и печать свою приложил". Затем указ и присяга были объявлены присутствующим. При этом хан и сын его, также знатные зайсанги и другие, "на колени кланялись троекратно в землю на восток". Хан отдал грамоту своего зайсанга Бордона сыну Бичачи-гецулю, который вместе с капитаном Шильниковым и дворянином Андреем Ворониным на калмыцком языке народу в четырех местах читали.

Затем хану вручили знаки власти: "саблю опоясал на него асессор Бакунин, шубу надел губернаторский сын — порутчик Михаило Жилин, шапку на него надел полковник Юнгер, знамя же распущенное держал его, губернатора, племянник, артиллерии штык-юнкер Василей Киндяков". Знамя это по приказу хана было передано зайсангу Тае, которому хан приказал вынести и держать распущенным за "кибиткою, ради показания калмыцкому народу".
Сохранилось описание этого знамени.

"Знамя гарнитуровое белое, кругом его по краям на обоих сторонах рамки золотые, на том же гарнитуре...

На оном знамени знаки: на одной стороне наверху прописан золотыми российскими литеры титул е.и.в. со окончанием.

Под ним герб российской черной двоеглавой под коронами золотыми. В средине герба изображение святого великомученика Георгия на коне с победою змия, под ним на том же гербе нощене кавалерия со изображением же распятия святого апостола Андрея Первозванного под короною золотою. Около знамени на древке три герба под коронами золотыми: Киевской, Астраханской, Казанской и Сибирской губерний.

Внизу под всем том надпись калмыцким письмом золотом, вышеозначенного е.и.в титула, а на другой стороне того знамя наверху надпись золотыми российскими литеры с прописанием титула е.и.в. со окончанием. А под титулом написано, что оное знамя повелением е.и.в. дано Дондук-Даше при пожаловании его ханом калмыцким 1757 года.

Под тою надписью вензель золотой со изображением е.и.в. высочайшего имя.

У того знамя древка деревянная под золотом".

Тут же хан "в показание же своему народу, скинув с себя пожалованную шубу, саблю и шапку, отдал ему же, Тае, вынести из кибитки и держать оные, что все то отдав, он, Тая, имеющим при себе зайсангам, и учинил".

Потом губернатор поздравил хана и сына его. Поднимали тосты и за здравие императрицы. "...И учинена всею имеющеюся при губернаторе командою, поставленною в параде в ружье, в честь ему, хану, поднятием ружья на караул с барабанным боем и музыкою, и троекратно и с трех пушек выстрелом, а команда из ружья беглым огнем".

Затем губернатор вручал жалованья и подарки владельцам и зайсангам, "а именно: Шикиру, Ондону, Цойджапу, Хашнаю, Замь-янгу, Цагалаю, Балдану, Джажу, Чоштору, Гюмбе-Череню, Шарапу, Тае, Дорже-гецулю, Нима-гелюнгу, Ибану, Ибухе, Даши-Дондуковым сыновьям, Бичачи-гецулю, Марге, бодокчею Басану и Бек-Болоту — всего двадцати человекам".

Всех присутствовавших угощали в кибитках и на открытом поле. В кибитке хана угощали всех гостей, при этом, по желанию хана, играла музыка с барабанным боем.

Хан пригласил губернатора к себе в ставку на 2 мая — субботу. При отъезде хана в свою ставку, "пожалованное знамя от е.и.в. везли перед ним, ханом, зайсанг Тая распущенное, а за ханом ехали владельцы, зайсанги, их жены и калмыки к кибиткам своим".

2 мая по приезде губернатора с офицерами продолжались поздравления и угощения. По окончании обеда губернатор и хан со всеми вышли из кибитки и сели "в поставленной против кибитки зеленой ставке на стульях, где приказал хан калмыкам производить между собою борьбу, которая производилась до самого вечера".

А вечером стреляли из пушек, производили фейерверк. В честь знаменательного события, хан награждал своих зайсангов, производил в звании дарханов, освобождал от наказаний, давал льготы.

3-го мая губернатор стал прощаться с ханом, а "как вышли из кибитки, согласился с губернатором, показывая при сем урочище место на высоком бугре для предбудущих времен, в память о получении им, ханом, и сыну его высочайшего е.и.в. всемилостивейшего на достоинство их награждения, поставить каменный столп с вырезанием на камне подписи по-русски и по-калмыцки, которое все к строению того он, хан, приказал, находящимся при Черном Яру своим бодокчеям в том старание иметь и чтоб им вспоможение учинил Черноярской комендант Иван Племянников, которого он, хан, о том и просил, и губернатор, чтоб то ко угодности его исполнено было ему, Племянникову, приказал". Губернатор только 5 мая уехал в Астрахань.

В эти дни торжественных встреч, губернатор обговаривал и уточнял с ханом отправку калмыцких войск в Европу. При исследовании этого вопроса, оказалось, что сохранились некоторые документы об участии калмыков в Семилетней войне. Одно из этих дел называется "Записка о калмыцких войсках, сочиненная в Коллегии иностранных дел (КИД) в октябре 1756 года". В ней говорится, что 10 апреля 1756 года по именному е.и.в. указу "повелено нарядить волжских калмыков 4000 человек двуконных для введения оных в Малороссию". Согласно этому указу калмыцкому хану Дондук-Даши предписывалось, чтобы "он немедленно в тот поход нарядил и приготовил 4000 калмыцкого войска лутчих людей и чтоб оные имели по две лошади и ружьем были исправные, которых и к действительному выступлению в поход во всякой готовности содержать, а командиром определить к ним одного из лутчих владельцев, а к нему в товарищи придать из лутчих же зайсангов двух человек".

16 июня генерал-майор Н. Г. Спицын из Царицына докладывал, что "четырехтысячное калмыцкое войско для действительного в поход выступления по прежнему указу с луговой на нагорную сторону реки Волги между тем действительно переправлено было при калмыцком владельце Бахан Лаванге, а сверх того и другие четыре ж тысячи человек при улусах калмыцких в готовности содержаны и ко оным командиром определен был другой калмыцкий Икицохуров владелец Асарху".

В указе уточнялось, что "сей наряд делается для немецких краев, а именно против короля Прусского". Всего было снаряжено пятитысячное войско во главе с Лавангом — племянником хана Дондук-Даши.

О военных действиях калмыцкого войска в этом походе и об отдельных его участниках говорится в приведенных ниже документах. Так, например, 9 марта 1758 года императрица Елизавета I прислала хану Дондук-Даши милостивую грамоту. В ней говорилось, что "доносил наш генерал и Королевства Прусского генерал-губернатор Фермер, что начальник обретающегося при Армии нашей калмыцкого войска владелец Лаванг пред некоторым вре¬менем оспою умре". Далее в грамоте говорилось, что "особливо всемилостивейше повелели оставшейся фамилии умершего вла¬дельца Лаванга за его отличные службы учинить высочайшее наше награждение". И "повелеваем,— писала императрица,— на место возвращающегося в улусы калмыцкого войска нарядить ныне вновь тысячу человек самых лутчих и доброконных и оных к походу в готовности содержать" и над ними "выбираемым такой же исправной и надежной, как Лаванг, из владельцов калмыцких определен был".

Эта грамота была послана из КИДа через упомянутого генерал-майора Н. Г. Спицына. Ему предписывалось вручить ее хану "немедленно надлежащим образом". Кроме того было повелено узнать кто, каких лет остался из семьи Лаванга. Также сообщалось, что подполковник Гак, бывший при калмыцком войске в Пруссии, рапортовал, что бывший в калмыцком войске тысячником — зайсанг Бирюн Санг 19 февраля умер, "да так чаятельно и сверх того из зайсангов и знатных калмык побитые и умершие есть такие, которые особливую службу оказали, после которых оставшим женам и детям также хотя некоторое награждение для приохочивания впредь других к таким дальним походам учинить заблагорас-суждается, того ради имеете вы от подполковника Гака по прибы¬тии оного с тем войском в улусы, взять рапорт, сколько таковых умерших и побитых по именам находится и кто из них особливо какую службу оказал и оной с присовокуплением известия, об оставшихся женах и детях их прислать сюда в КИД".

Согласно этим указаниям были выяснены семейные положения наиболее выдающихся участников похода. Переводчик при калмыцких делах Савва Везелев писал Н. Г. Спицыну, что отцом Лаванга является владелец Данжин Доржи — брат хана Дондук-Даши. После смерти отца Лаванга, мать его, по калмыцкому обычаю, вышла замуж за сводного брата Данжин Доржи — владельца Бату, от которого родился Канчик, поэтому сообщалось, что после Лаванга остались: мать, жена и брат Канчик.

Подполковник Гак, получивший предписание о доставке сведений по прибытии калмыцкого войска в свои улусы, доносил, что кроме умерших главного командира — владельца Лаванга и тысячника — зайсанга Бирюн Санга, "из зайсангов во время с неприятелем сражения убит Дербетев зайсанг в должности сотника — Джал, да при всех над неприятелем поисках, Дербетев же калмыченин Конголик оказывал немалую храбрость, почему и весьма изранен и отпущен с первым пятисотенным числом, и ныне жив или нет, о том неизвестно, однако по оказанным его храбрым поступкам особливого для поощрения к таковой же поступке милостивейшего награждения достоин, да умре в пути Дербетев же зайсанг Чодот".

Рапорт Гака дополнил Савва Везелев, он писал, что в бытность "калмыцкого двухтысячного войска в Пруссии при Армии во время сражения с неприятелем у убитого Дербетева зайсанга бывшего в должности сотника Джала, да умершего Дербетева зайсанга Чодота сколько после их настоящих родственников яко то жена и дети и братьев осталось, тако же при всех над неприятелем поисках оказавшей немалую храбрость Дербетев ж калмыченин Конголик, которой изранен и отпущен в улусы, ныне жив ли, а к тому ж у бывшего предписанным калмыцким войскам умершего тысячника владения хана Дондук-Даши, от которого приказано его, Конголика, их калмыцким лекарям пользовать, только еще и по сие время не излечился, владения ж хана Дондук-Даши у умершего зайсанга Бюрюн Санга осталась жена, один сын и две дочери".

Эти сведения дополнил Дербетев владелец Галдан-Церен. Он в своем письме, поданном в Енотаевской крепости 9 ноября 1758 года писал, что "при Армии е.и.в. в двутысячном числе калмыцкого войска находилися в должности сотника лутчие мои два зайсанга, после которых кто из ближних их родственников о том бы вас уведомить. На оное объявляю, что после убитого Джала остался отец его Адогиин Даржа, который объявляет, что многократно находился в службах е.и.в. и оказывал себя храбро, да жена с сыном и с дочерью, из ближних же родственников старшие его, Джала, три брата родных, после же умершего в походе зайсанга, имянуемого Чодота, осталась жена с сыном, которой, будучи в службах е.и.в. тако же ревностные поступки оказывал, сверх же оных мой один человек, имянуемой Кунгил (Конголик), будучи во оной же е.и.в. службе на баталии, противу неприятеля, как слышно, что до пяти раз знатным себя оказывал, из которых две его знатные поступки многим видимы были, о чем и вы известны, да и прежде, будучи во многих е.и.в. службах и многократно ранен и противу неприятеля храбро оказывался оной Кунгель (Конголик) пользуется и ныне приходит во исцеление".

Современник и участник Семилетней войны А. Т. Болотов писал: "Говорили тогда, что калмыки наши оказывали при сем случае довольные знаки своего проворства и свойственной таким легким народам храбрости. Семь человек из них, у смотря человек двад¬цать прусских гусар, удалившихся от прочих, переплыв нагие и без седел, с одними только дротиками через Прегель, ударили с такою жестокостью на них, обративши их в бегство, гнали до самого их стана и, как выше упомянуто, трех убили, а одного в плен взяли". Бывший командующий русской армией фельдмаршал Апраксин также отмечал "отменную храбрость" калмыков во многих сражениях этой войны. Описывая битву на берегу Прегеля, он констатировал, что неприятель напал "с такою фуриею сперва на левое крыло, а потом на правое, что писать нельзя... Несмотря на то, неприятель разбит, рассеян и прогнат легкими войсками через реку Прегель до прежнего его лагеря под Велау. Такой жестокой битвы не бывало в Европе, по свидетельству иностранных волонтеров, особенно австрийского фельдмаршала лейтенанта С. Андрэ..." "Легкие войска", о которых писал Апраксин — это так называемые нерегулярные войска, в числе которых и действовали калмыки. Канцлер граф Воронцов в "Письме путешественника из Риги", анализируя успехи и неудачи русской армии в той войне, отмечал: "Калмыки лучше всех из нерегулярных войск", "Между казаками донские почитаются лучшими по искусству и храбрости", которыми тогда командовал атаман Краснощеков.

Именно в это время, когда Дондук-Даши был объявлен действительным ханом калмыцким, Джунгарское ханство перестало существовать.