Митиров А.Г. Ойраты-калмыки: века и поколения. - Элиста: Калм. кн. изд-во, 1998. - 384 с.: ил..

Аюка-хан

После Мончака во главе калмыцкого народа встал его сын — Аюка. Он был правнуком Хо-Урлюка и внуком Джунгарского хана Эрдени Батур-хун-тайджи по матери.

В утверждении Аюки главным правителем калмыков ему помог¬ли его дяди и другие родственники. Казалось бы, он не нуждался в помощи, так как его отец — Мончак — передал ему власть по наследству. Этот вопрос нуждается в объяснении. По традиции и обычаю власть и улусы переходили в наследство по старшей линии. Старшим сыном Дайчина был рано умерший Даян-Эрки, а Мончак был вторым сыном. Таким образом, после смерти Мончака остались два претендента на главенство: это сын Даян-Эрки — Джалбу (Ялбу) и сын Мончака — Аюка. Джалбу и Аюка — двоюродные братья. Власть и улусы должны были по традиции перейти к Джалбу, но так как Мончак при жизни утвердил на это место своего сына Аюку, то Джалбу мог составить тому сильную конкуренцию. Поэтому Аюка постарался избавиться от своего противника и, обвинив его в измене, отдал в руки русского правительства. В этом и помогли ему его дяди: Дугар с братом Чиметом, Лоузан, Назар-Мамут и др.

Уладив таким образом внутренние дела, Аюка обратил свое внимание на внешние. Хошеутовский Аблай-тайши в последние годы тревожил его деда Дайчина и отца его Мончака своими набегами. Аюка решил наказать престарелого нойона за обиды, причиненные им его предкам.

Как говорят источники того времени, Аюка совершил марш-бросок с Волги на Алтай с небольшими силами по сравнению с войсками Аблая и внезапным ударом разгромил его. Самого Аблая с его сыном он взял в плен и привез к себе и, естественно, присоединил его улус к своим. Эта блестящая победа молодого правителя торгоутов сделала его имя известным в ойратском мире, а у себя он окончательно утвердился главным правителем. В походе на Аблая Аюке помогали опять-таки его дяди. Все те же источники сохранили сведения о том, что "в благодарность" за помощь в утверждении его во власти и уничтожении соперников он погубил своего дядю Дугара, выдав его с сыном Цереном российским властям в Астрахань как изменников, а улус дяди забрал себе. Дугар умер в Астрахани, а Церен был отвезен в Москву. Приняв крещение, он был наречен князем Василием Дугаровым и находился при дворе царя Алексея Михайловича стольником. Умер он во время крымского похода русских войск в 1689 году. Аюка выдал Аблая правительству, которое держало его в Царицыне под караулом, "впоследствии Аюка выпросил к себе в улус Аблая, который тревожную жизнь свою кончил на Яру Могойту-Улан, при речке Сале".

Ю. Лыткин, говоря об Аюке, писал, что он "поселяя раздор и междоусобие между своими родственниками, обессиливал их и забирал их улусы; даже хошоутовские и дербетовские нойоны мало-помалу должны были подчиниться его власти, особенно когда Джунгарскому Галдан-хун-тайчжию удалось уничтожить могущество Хошоутовского Дома и взять в 1676 году в плен Цецен-хана. Тогда из Джунгарии перекочевали к торгоутам: в 1676 году Дорчжи - Рабтан, сестра Аюки, жена Цецен-хана, с 1000 подвластных кибиток; потом дербетовские владельцы Даян, Баамбуш и другие, а в 1687 году Цаган-Батур; вскоре подчинились его влиянию и дети дербетовского Солом-Церена. Аюка достиг своей цели: стал могущественным владыкою приволжских ойратов, делил между владельцами улусы, давал кому что хотел; при ставке его были послы от владетелей улусов, в присутствии которых весною и осенью определяемы были места, где, какому нойону с его улусом летовать и зимовать — и споров о том не смел подымать ни один владелец". Василий Бакунин же уточняет, что "в 1673 или 1674 году из Зенгории на Волгу прибыл Дербетев владелец — зенгорских владельцев родственник — Солом-Серень-Тайши с сыном своим Менко-Темирем в четырех тысячах кибиток улусных своих калмык и поддался торгоутскому владельцу Аюке".

Юрий Лыткин, говоря, что "Дербетовский владелец Солом-Церен-тайши в году модон-барс (1674) прибыл на Волгу с 4000 кибиток подвластных и, подчинившись Аюке-тайчжию, увеличил его силу", заметил, что "в 1672 году Солом-Церен вместе с Аюки-тайчжием войною ходил на Крымские улусы". И действительно в то время, "князь Каспулат Муцалович Черкасский писал государю, что калмыцкий Аюки-тайши да Солом-Церен-тайши с сыном посылали их людей 10000 человек на крымские улусы, они под Перекопом повоевали татар, побили многие тысячи, всякую животину угнали и улусы и села громили и что сам крымский хан для помочи Турецкому султану удержан в Крыму".

Пока Аюка был занят укреплением своей власти и увеличением улусов, произошли большие перемены у ногайцев. В 1670 году произошло сражение джетысан с "Большим и Малым ногаем", вследствие чего Малого ногая Ямгурчей-мурза с детьми и улусными людьми, захватив еще астраханских юртовских татар, с баями ушел на Кубань, под власть крымского хана. Аюка в это время находился в походе на Аблая. По возвращении из этого похода, он вернул к себе татар и Малого ногая. "А Большой ногай и джетысан, бывших тогда при вершинах реки Кубани, держал в атаке с два месяца и забрал по-прежнему к себе на Волгу, и в то время Малый Ногай оставил кочевать на том же месте, близ Кабарды, при реке Терке, откуда оный обще с кабардинцами и аманатов своих давали в Терскую крепость".

В том же году Аюка вместе с боярином Иваном Богдановичем Милославским, присланным из Москвы, принимал участие в подавлении восстания во главе со Степаном Разиным. В следующем году в Астрахань приехал боярин и воевода, князь Яков Никитич Одоевский, который "съезжался с калмыцким торгоутским владельцем Аюкой против города Астрахани на нагорной стороне реки Волги у речки Соляной, которая по-калмыцки называется Харсаин Саман". На этой встрече, кроме Одоевского, присутствовали стольник, князь Иван Михайлович Коркодинов, Василий Лаврентьевич Пушечников и дьяк Петр Самойлов. В условиях шерти Аюка подтвердил обязательства своего деда и отца и сам обязался: 1) ходить войною на недругов России, где будет повеление; 2) не приходить войной на города России; 3) "дурна никакого и задоров не чинить"; в общем статьи повторялись, но есть очень интересные, например, статья 12: "если русские люди, грузинцы, белорусцы, волохи и мултяне православной христианской веры будут уходить в города великого государя из улусов, то мне за тех полоненников велеть своим улусным людям по росписям иметь окуп по указу..."

В договоре было 29 статей. В статье 27 говорится: "Я, Аюкай-тайши Мончаков, шертую великому государю за себя, за братьев, племянников, родственников, за всех улусных людей, за ногайских, едисанских, енбулуцких, малибашских, келечинских мурз, их детей, племянников и улусных людей, которые с нами кочуют, на том всем, как написано в этой шертовальной записи". В статье 28: "Если мы не будем служить и радеть великому государю, будем ссылаться с турецким султаном и другим и чем-нибудь шерть свою нарушим, то да будет на нас Божий гнев и огненный меч и тою саблею, которую я, вынув из ножен, на голову и к горлу прикладывал, от неприятеля своего да буду зарезан по горлу своему и в сем и в будущем веке да будем прокляты по своей калмыцкой вере".

Согласно условиям шерти, калмыки в 1675 году должны были идти на Крым. Аюка посылал Солом-Церена-тайшу и своего младшего брата Большого Замсу (Йеке Замсо), но они вернулись с Дона. В поход тогда пошел Мазан-батыр с тысячью человек из разных улусов. Хотя он еще был молодым, но "перелез Дон и вместе с князем Каспулатом Черкасским, с атаманом Серко Иваном и с запорожским войском ходил на промысел на крымские юрты через Гнилое море за Перекоп. В этом походе были они у Каменного моста, сбили заставы, которые были поставлены крымскими султанами, побили многих крымских людей, пожгли села и деревни и взяли шатры и бунчуки, а на обратном пути, на Перекопе, был у них бой с тремя султанами, желавшими пресечь их дорогу; тогда они взяли в плен батыршу мурзу Мансурова и иных татар".

За эту службу калмыкам была выдана грамота от 27 декабря 1675 года, в которой говорилось: "Калмыки в прежних походах с боярином и воеводами всегда бывали вместе до схода с неприятелями и до удара, а в отводе от неприятелей и до совершения службы никогда и не бывали". Тогда же был прислан указ, чтобы калмыки в следующем году тоже пошли в поход на Крым.

В 1676 году русские, калмыцкие и кабардинские войска, стоявшие на Дону, получили указ идти к Киеву, на помощь запорожскому войску. В результате совместных действий было остановлено продвижение турецко-крымских войск на Киев и Чугуев. Мазан-батыр с калмыцкими войсками принял активное участие в сражении под Чугуевом.

Но тем временем отдельные группы калмыков "и подданные татары чинили российских разных чинов людям убийство и грабежи и в полон брали и учуги разоряли".

Вступивший в ту пору на отцовский престол новый царь Федор Алексеевич прислал к Аюке окольничьего и астраханского воеводу князя Константина Осиповича Щербатова. Договаривающиеся стороны сошлись тогда за Волгой, напротив Астрахани. При этом с российской стороны, кроме Щербатова, присутствовали: думный дворянин Кирилл Осипович Хлопов, дьяки Семен Румянцев и Алексей Симонов; с Аюкой были его младший брат Замсо (Джамсо) Меньшой (Норбо Замсо) и Солом-Церен-тайши. Калмыцкие тайши, подтвердив статьи прежних договоров, "обязались быть под государевою высокою рукою в вечном подданстве навеки неотступными". На этом съезде "с тайшами были и шертовали их всех тайшей родственные и владетельные лучшие улусные люди" и к "шертовальной записи Аюка и Солом-Церен-тайши руки приложили по-калмыцки". В этот договор были включены три статьи, которые вносили новые аспекты во взаимоотношения России с калмыками:

"1-е. Чтоб о присылаемых к нему, Аюке, из Крыма и из иных мест давать знать в здешнюю сторону и их без указа не отпускать и на получаемые с ними письма не ответствовать, но те письма, а буде понадобиться, то и самих таких присылаемых к Москве или в Астрахань присылать.

2-е. Буде которые калмыки по своим желательствам в православную христианскую веру крестятся, и тех им, тайшам и улусным их людям, не просить и об них великому государю не бить челом.

3-е. Которые посыльщики присланы будут к нему, Аюке, с Москвы с грамотами великого государя, и ему, Аюке, те грамоты принимать, встав и сняв шапку с великою честию". Этими статьями (была сделана прямая заявка на полное подчинение калмыков и их тайшей российскому государству. Вызывает только недоумение то, что Аюка при тогдашнем его авторитете поставил себя в такое унизительное и подчинительное положение.

В следующем, 1677 году, началась русско-турецкая война, продолжавшаяся почти пять лет. Армия Ибрагим-паши вступила на территорию Украины и осадила Чигирин. Аюка отправил тогда под Чигирин 3000 человек. Крупное сражение под Чигирином закончилось полным разгромом армии Ибрагим-паши. В следующем году калмыцкие отряды воевали в составе армии под командованием князя К. М. Черкасского на Чигиринских высотах.

В 1678 — 1679 годах крымский хан Мурат-Гирей возобновил военные действия на Киевском направлении и напал даже на Запорожскую Сечь. Началась ожесточенная борьба запорожских казаков с крымцами. На помощь запорожцам выступили русские полки, калмыцкие конники и кабардинские воины. Летом 1679 года под Чугуевом, а затем у города Валуйки турецко-крымским войскам было нанесено серьезное поражение. В это время отряды Мазан-батыра и донских казаков пробились в Запорожье, где соединились с местными казаками, которыми командовал атаман Иван Серко. В результате совместных действий русских полков, казаков и калмыков крымско-турецкие войска были отброшены к морю. Тогда турецкий султан и крымский хан сосредоточили в районе Азова крупные силы свежих войск, с помощью которых надеялись нанести удар по Харькову и Чугуеву. Но русские полки совместно с калмыцкими и донскими казаками, с калмыцкими и кабардинскими отрядами еще раз отразили, а затем на реке Биликлейке разбили войска султана и хана.

В это время сам Аюка со своими братьями и другими владельцами, объединившись с башкирцами, ходили на российские города, также "в Казанский и Уфимский уезды, и разоряли села и деревни", как из сел и деревень, так и с промыслов на Волге "российских людей и черемис с женами и с детьми в полон брали, конские и скотские табуны отгоняли, грабежи чинили и учуги разоряли, и, одним словом, тогда с Астраханью не токмо зимою, но и в летние времена коммуникация была весьма трудная, и малолюдными компаниями от Царицына до Астрахани и от Астрахани до Царицына и водяным путем от калмык и ногайцев проезду не было".

Для урегулирования создавшейся ситуации в отношениях с калмыками в 1683 году приехал к Аюке бывший в Астрахани боярин и воевода, князь Андрей Иванович Голицын. Он представлял молодых царей Иоанна и Петра Алексеевичей. С Голицыным приехали окольничий князь Никита Иванович Примков-Ростовский, думный дворянин и воевода Степан Богданович Ловчиков. Они встретились с Аюкой "под Астраханью за рекой Волгою на прежнем месте". Это место называлось Шара-Цеке. Аюка на этот раз шертовал "на вечное и верное подданство за себя и за брата своего Большого Замсу и за детей своих Чакдор-Чжаба, Раптана, Сан-Джапа, Гунчжаба, а также отдельно Солом-Церен-тайши за себя и за сына своего Мунко-Темира; Меньшой Замса (Норбо-Замсо) за себя; и все эти трое старших тайш шертовали за всех остальных присутствующих."

В статьях договора тайши признали нарушения условий прежних шертей. Они говорили: "Я, Аюкай, и мы, Замсы-тайши, с ратными людьми, с калмыками и татарами прежнюю шерть нарушали и ходили с изменниками башкирами в Казанские и Уфимские уезды, также и под иные украйные города, разоряли села, деревни, и под теми городами и по Волге и на промыслах и на проездах брали в плен русских людей, башкирцев и черемису с женами и детьми, конские и животинные стада отгоняли, грабежи чинили и учуги разоряли, и тех взятых русских людей всем нам, тайшам, собрав в улусах своих, прислать в Астрахань; башкирцев и черемису отпустить на их прежние места, где кто жил; ворам же, которые побрали русских людей по Волге за договором, учинить казнь и разоренье безо всякой поноровки и впредь нам самим отнюдь так не делать и учинить заказ под смертною казнью, чтоб отнюдь наши улусные люди, калмыки и татары, войною не ходили под города..."

Вследствие заключения этих договоров были остановлены частые набеги калмыков на российские города. Аюка тогда обратил свое внимание и энергию на Восток. В. Бакунин писал, что Аюка воевал с казахами за Яиком "и всегда над ними имел авантаж" и туркмен, кочевавших на Мангышлаке, "в свое подданство покорил и так усилился, что и калмыцким народом и бывшим у них в подданстве ногайцами управлять стал самовластнее... При нем же тогда кубанские, хивинские и киргис-касацкие султаны, в том числе и бывший Абулхаир-хан киргис-касацкий во услужении живали". И "в тех странах приобрел себе славу" — заключил Ю. Лыткин.

В эти годы Аюка ходил в поход в Джунгарию и, как сообщают историки, "привел на Волгу тех торгоутов, которые оставались там". Кроме того, он продолжил родственные отношения с джунгарскими ханами, выдав свою дочь Сетер-Джап за Цеван-Рабтана.

Так заканчивается, можно сказать, первый этап правления Аюки калмыцким народом. За двадцать лет своей военно-политической деятельности он стал известен далеко за пределами своего ханства, имел огромный авторитет, с ним считались правители многих восточных стран, и в 1690 году Далай-лама прислал ему ханский титул, печать и грамоту. Он достиг зенита своей славы.

Получив ханский титул от Далай-ламы, Аюка-хан чувствовал себя самостоятельным государем. Он "с дагестанцами, кумыками, кабардинцами и кубанцами войну производил и мир заключал сам собою",— писал В. Бакунин. В 1696 году Петр I ходил в Азовский поход, в котором приняли участие 3000 калмыков. Петр I, отмечая храбрость и мужество, проявленные калмыцкими "ратными людьми при взятии Азова", приказал выдать "Аюкаю и иным тайшам и улусным их людям" из приказа Казанского двора "десять портищ объярей разных цветов, мерою по 5 аршин".

В это время из Джунгарии привезли двоюродную сестру Цеван-Рабтана — Дарма-Балу, сосватанную за младшего сына Аюки — Гунделека, но 55-летний хан сам женился на ней, от которой имел трех сыновей. У Аюки в то время две старшие жены умерли, а Абайхан (Обехана), кабардинка, была отослана в Астрахань, где "до смерти своей жила в астраханских юртах, получая от Аюки свое содержание".

В том же году Петр I, уезжая за границу, официально поручил Аюке-хану охрану южных границ России от недругов. Для этого к Аюке-хану специально приезжал боярин, князь Борис Матвеевич Голицын. Он имел свидание с Аюкой-ханом на реке Шара-Цеке с 13 по 20 июля. Встреча сопровождалась приготовлениями и выбором места. В результате пересылок "Аюка приказал поставить себе ставку близко обоза Голицына и от себя со ставки поехал со всеми ближними людьми на свиданье, о чем вперед послал весть. Князь Голицын выехал к Аюке из половину дороги и с ним, по обыкновению, поздравлялись на лошадях; потом поехали вместе до палаток. Были в палатках. Князь Голицын звал Аюку к себе обедать, но тот, поговоря со своим старшиною, сказал, что ему за рогатками, пушками и многолюдством в обозе ехать невозможно.

Князь Голицын приказал откинуть все рогатки и свесть людей, оставив малое число на караулах; посвидетельствовав о том, Аюка поехал в обозе со всеми своими владельцами и ближними людьми во многолюдстве и обедал у Голицына; после обеда, посидев довольно, поехал в свои таборы. В тот день не было никакого договора. 16 июля Аюка приезжал к князю Голицыну и просил его к себе; Голицын, видя его верность к великому государю, поехал только с одним двором в самых малых людей и без служилых. Сын Аюки, Гунджаб, вдали от ставки встретил его во многих людях. Приехав, Голицын с Аюки сидели, веселились и между собою учинили братство с великим душевным подкреплением. По братском подкреплении Аюка взял своего сына Гунджаба, отдал его князю Борису Алексеевичу, отдаючи во всякое соблюдение и учение политики московской и других политик. (Таким образом, Аюка-хан совершил древний обряд побратимства — анда — А. М.) Голицын пробыл у Аюки довольно до ночи. Аюка велел своему сыну Гунджабу и племяннику Замсину с ближними людьми не в больших людях проводить Голицына до стану его и там ночевать; они проводили и ночевали. 17 июля, по присылке князя Голицына, Аюка со всеми своими владельцами и ближними людьми не во многих же людях приехал обедать к Голицыну; после обеда пошли в особые палатки и говорили о надлежащих великому государю делах".

Договорные статьи заключались в следующем: "Если Аюка-хан будет воевать бухар, каракалпаков, хасаков (киргиз), то русские должны дать ему пушки; также давать ему ежегодно по 20 пуд пороху и 10 пуд свинцу. Без согласия (зарлик) хана не крестить калмыков, убежавших к русским; если же окрестят, то взыскивать пеню за тех окрещенных. Аюка-хан, если хочет, может посылать своих подвластных на Крым и на Кубань для добычи и грабежи; если они, будучи побиты неприятелем, убегут к русским городам, то их (калмыков) не преследовать, но оказывать возможное пособие". В шестой статье договора говорилось, "послать государевы указы на Уфу, Яик и в Донские городки, чтоб не было никаких задоров и ссор от казаков и башкир и чтоб жили мирно, о чем учинить заказ под смертною казнью. Договорные статьи закрепил князь Борис Матвеевич Голицын своею рукою и отдал брату своему Аюке, а против того взял Аюка противное письмо за его братнею рукою. Такими заручными белыми письмами разменялись 20 июля". Статьями этого договора Аюке-хану предоставлялась вся полнота власти на южных границах России, что развязывало ему руки для военных действий.

В 1698 году крымские татары и турки "в немалой силе" подошли к Таванской крепости, расположенной в устье Днепра. Русской армией командовал князь Я. Ф. Долгорукий, в его наступлении приняли участие пришедшие на помощь "российские калмыки и многих положа на месте, принудили с. великим страхом оставшихся к бегу". О силе этого набега можно судить по тому, что одних убитых турок и татар было около четырех тысяч человек.

В ответ на набеги Крыма, объединенный отряд донских казаков и калмыков под командованием атамана Максима Фролова предпринял поход против татар Казыевского улуса (малых ногаев). В 1700 году отряд казаков и калмыков в 700 человек настиг и разбил наголову у речки Соляной крупный отряд татар Казыевского улуса, возвращавшийся с богатой добычей после их очередного набега на русские поселения, расположенные близ Камышина.

В 1701 году в семье Аюки-хана произошла ссора, приведшая всех владельцев к разногласию и к откочевкам. Старший сын Аюки, Чакдорджап застал отца в кибитке своей жены Тарбаджи и хотел его заколоть, но не был допущен до этого своими приближенными. Этот случай стал известен всему народу. Братья Чакдорджапа — Санжип и Гунделек, рожденные от одной матери, откочевали со своими улусами за Яик и стали пересылаться письмами с Джунгарским правителем — Цеван-Рабтаном.

Другой сын Аюки — Гунджаб, рожденный от другой его жены, "во время того смятения подсылал нарочного зайсанга Некея, который, в ночное время подъехав к Чакдорджаповой кибитке, и сквозь оную по нем, Чакдорджапе, из ружья выстрелил и его ранил двумя пулями". Этими выстрелами было положено начало многолетней борьбе между братьями и их потомками, закончившейся откочевкой калмыков в 1771 году. Нужно заметить, что Чакдорджап являлся не только старшим сыном Аюки-хана и его прямым наследником, но и командующим всеми войсками ханства. В его руках были сосредоточены войска, ему подчинялись старшие нойоны и зайсанги. И так как покушением на его жизнь ему был брошен прямой вызов, то он собрал войска и готов был к решительным действиям. Аюка-хан вынужден был бежать в Яицкий городок, а сын его Гунджаб ушел "на нагорную сторону реки Волги и жил в Саратове (Шара-туу) у воеводы Никифора Беклемишева", "а дербетев владелец Менко-Темир со своим улусом, в то время, не приставая ни к которой стороне, отлучался на Дон".

Для примирения отца с сыновьями от имени Петра I приехал снова князь Борис Алексеевич Голицын. По приглашению князя, Чакдорджап "с братом своим Гунделеком, с другими торгоутскими и хошоутскими владельцами, перешел всеми улусами на здешнюю реки Яика сторону, сам приезжал в Самару к князю Голицыну и при присутствии его пред отцом своим, Аюкою-ханом, который пред тем привезен был на Самару ж, стоя на коленях кланялся, и им был прощен". Также Чакдорджап и брата своего Гунджаба, который подсылал к нему убийцу, простил.

При этой встрече Голицын и Аюка-хан обменялись некоторыми пунктами договора, "чтоб за каждого калмыка, вышедшего для крещения, платить денег по тридцать рублев". Этот пункт, наверное, был очень важен в той обстановке, так как сделано заключение, что Чакдорджапа "из-за Яика-реки со всеми улусами без особливых кондиций призвать было невозможно".

Ссора в семье хана вызвала большое движение в калмыцких улусах. Брат Чакдорджапа — Санжип с 15-тысячами кибиток улус¬ных своих людей откочевал в Джунгарию к Цеван-Рабтану. Хотя по пути его хотел завоевать очень энергичный казахский хан Тявка (Тауке), но Санжип пробился с боями и достиг Джунгарии. Судьба Санжипа была печальной. Цеван-Рабтан отобрал у него улус, а самого прогнал назад. В. Бакунин писал, что Цеван-Рабтан "Санжипа с семью человеками отпустил к хану Аюке, который дал ему на пропитание из убогих калмык двести кибиток, и потом он, Санжип, и с женою своею, будучи при Волге, нечаянно и в ночное время сгорел от пороху, бывшего в его кибитке". В ссоре были обвинены "из Чакдорджаповых знатных зайсангов пять человек, которые его противу Аюки возмущали, были арестованы и сосланы в Астрахань, где из них некоторые померли, а иные из-под караула бежали в калмыцкие улусы".

По примирении с сыновьями Аюка-хан за сына Менко-Темиря — Четеря отдал "в замужество дочь свою" по имени Бунтар "и тем всех дербетев перевел с Дону к себе на Волгу".

"В то же калмыцкое междоусобие заведено было выше Саратова на речке Терешке село-поселение крещеных калмык из собственного Аюкина Эркетенева улуса, и построена была и церковь, и то село вскоре, по соединении калмыцких улусов, по приказу Аюки первого Эркетенева зайсанга Ямана брат разорил и выжег и всех крещеных калмык увел к себе, и когда о том хану Аюке учинен был выговор, он ответствовал, что тот зайсанг учинил сие будто без его воли, и яко он штрафовать не может, объявляя, что тот зайсанг холопей своих забрать имел право".

Петр I, по возвращении из-за границы, подписал мир с Турцией и все внимание обратил на север, начав борьбу за выход к Балтийскому морю со Швецией. Калмыки и в Северной войне России принимали активное участие. В конце января 1701 года Петр I "смотрел экзерциции (учения) прибывшего в Москву калмыцкого и татарского войска, в 30000 состоящего, и все сие войско отправил к границам шведским". Калмыки часто действовали не только в составе русских регулярных войск, но и как самостоятельные боевые единицы. Один такой калмыцкий отряд 15 августа, встретив противника, атаковал его и в ожесточенной схватке наголову разбил сильный шведский корпус, и привезли они в лагерь 300 шведских ружей. Калмыки были премированы деньгами.

Высокая маневренность и стремительность калмыцкой конницы позволяла ей появляться неожиданно для противника. Так, в конце 1701 года действовавший в Лифляндии русский отряд генерала Шереметева неожиданно встретил усиленный корпус шведов. Русских от шведов отделяла водная преграда. Создав видимость подготовки к переправе и обратив тем самым на себя всю силу неприятельских войск, Шереметев послал в обход противника русскую и калмыцкую конницу, которая скрытно подошла к шведам и атаковала их. Удар настолько был стремительным и неожиданным, что противник дрогнул и обратился в бегство.

Высокие боевые качества калмыцкой конницы снискали себе заслуженную славу и среди союзников России. В 1706 году польский король Август II прислал к Петру I представителя с просьбой "дать конницы 8 полков и 4000 калмыков", на что царь ответил согласием, но Август был вскоре низложен.

В начале 1708 года шведский король Карл XII вторгся в пределы России. В этой ситуации особенно эффективными были действия калмыков и казаков, о чем можно судить из письма русского посла в Дании князя В. Л. Долгорукова. Он 12 октября 1708 года писал Г. И. Головкину: "И все приезжие офицеры из обозу швецкого в Стокгольм единогласно сказывают, что превеликую терпят обиду от партий, которые посылаютца от войска царского величества, а особливо от калмык и от казаков, которые им выспатца не дадут". Особенно показательными были действия калмыцкой конницы в битве неподалеку от Белина 22 сентября 1708 года между русским корпусом генерала Боура, состоявшим из 10 тысяч регулярных войск и 6 тысяч калмыков и шведскими войсками в составе 6 полков конницы и 4 тысяч пехоты. Первым на русских напал Остроградский королевский полк, возглавляемый самим Карлом XII. Русские, не сдержав натиска, начали отступать. Шведы бросились в погоню, но налетели на засаду конницы калмыков. Завязалась жестокая битва. Остроградский королевский полк был окружен калмыками и полностью уничтожен, а сам Карл XII чудом спасся от плена. Участвовали калмыки и в битве под деревней Лесной, когда были разгромлены войска Левенгаупта, причем и здесь калмыки проявили "отменную храбрость".

Пока часть калмыцких войск действовала на севере, на юге разыгрывались события не менее важные.

В Астрахани 30 июля 1705 года началось восстание стрельцов и солдат, продолжавшееся восемь месяцев. После этого, через год, на Дону вспыхнуло мощное движение казаков во главе с Кондратием Булавиным. С 1705 года по 1711 год продолжалось восстание в Башкирии.

На участие калмыков в этих народных волнениях можно смотреть по-разному. Астраханский бунт охватил ближние города: Черный Яр, Красный Яр, Гурьев и Терский городок, которые непосредственно соприкасались с кочевьями калмыков. Стрельцы сделали предложение Аюке-хану принять участие в их движении. Можно сказать, что косвенно Аюка-хан воспользовался этим. Когда генерал-фельдмаршал Борис Петрович Шереметев "с войсками шел к Астрахани для усмирения бунтовщиков, и тогда он, Аюка, пристал к нему со многими калмыцкими войсками и при городе Астрахани слободы разорял".

Русское правительство, конечно, было заинтересовано в том, чтобы Аюка-хан не принимал участия в народных движениях, поэтому старалось обходиться с ним ласково, похвалять его дейcтвия. Так, 30 сентября 1708 года ближний министр и Казанский и Астраханский губернатор Петр Матвеевич Апраксин плыл по Волге из Астрахани в Казань и по пути встретился с Аюка-ханом в двухстах километрах от Астрахани в урочище речки Даниловки на Ахтубе, в трех верстах от Волги. Они говорили обо всех текущих государственных делах обстоятельно, это был не простой договор. В ходе беседы обсуждалось следующее:

I. Апраксин хвалил службу Аюки-хана России, на что "Аюка-хан обещал... служить до смерти своей во всякой верности непременно и не отходить кочевьем своих улусов от реки Волги".

II. Апраксин говорил, что указом царя ему поручены все низовые города, и если возникнут надобности, будет писать из Казани или Астрахани, "чтоб он (Аюка) послал на неприятелей ратных людей, то бы его люди верно служили и с русскими людьми друг друга оберегали за одно".

III. Апраксин требовал, чтоб Аюка-хан имел тайшей — калмыцких владельцев и улусных их людей — во всяком послушании и страхе, чтоб тайши и владельцы (нойоны) сами не ходили на нагорную сторону, где есть города, села и деревни, и не посылали своих людей для разорения; если же кто явится в русских уездах своевольством и учинит разоренье, тем ворам учинить казнь, а разоренье велеть платить их владельцам. Аюка-хан все это довел до сведения владельцев, бывших при нем, и хотел немедленно послать указы во все дальние улусы: к торгоутовскому Чимету (сыну Сюнке-Батура, младшего брата Дугара) и дербетовскому Менко-Темиру (сыну Солом-Церена), чтоб под смертным страхом сами владельцы отнюдь не отходили на нагорную сторону реки Волги и людей своих не посылали.

IV. Апраксин говорил, что "в нынешнем году люди Чимета и других владельцев учинили в Пензенском, Козловском, Тамбовском и иных уездах много разорения, сожгли более 100 сел и деревень и побрали много мужчин и женщин и конские и скотские стада". Он сделал также замечание, что захваченные "русские ясыри распроданы в Кизильбашию (Персию), на Кубань, в Хиву и Бухарию и еще много находится в калмыцких улусах русских ясырей". Аюка-хан отвечал, что это воровство учинено без его ведома калмыками Чимета, Менко-Темира и других и что они своими кочевьями отдалены от него, поэтому нельзя вовремя узнать и предупредить, и если они не вернут русских людей, то он пойдет на них войной. При этом он сделал предложение, чтобы государь "для осмотра верного тех русских ясырей в хановых калмыцких, едисанских и енбулуцких улусах оставил бы губернаторам доброго человека из своих, которые явятся, тех всех бы тотчас собрать и отослать в Астрахань". Для этого был оставлен астраханский дворянин Михаило Керейтов.

V. Апраксин говорил, чтоб Чимет-тайша был во всяком послушании у Аюки-хана, как и другие: если же тот по-прежнему будет непослушен, то б хан с ним управился и взял его в крепость; хан же не будет оставлен ни милостью великого государя, ни береженьем ратным людям. Аюка-хан отвечал, что он "будет унимать Чимета, наказывать его со страхом и прошением, чтоб тот верно служил и не чинил разоренья жилецким людям русских городов, не посылал своих людей в русские города и без его ведома ничего не делал, иначе же хан будет беречь того, чтоб поймать Чимета и идти на него войною". (Чимет был одним из сильнейших противников Аюки после своего брата Дугара, которого Аюка выдал русскому правительству, но сам он вскоре погибнет геройской смертью в битве с турками — А. М.)

VI. Апраксин сделал упрек Аюке-хану за то, что он обещал послать войска против султана Мурата, но не послал. По этому вопросу Ю. Лыткин писал, что "когда в году гал-гахай (1707) чеченцы, кумыки и ногайцы сделали нападение на русских, Аюка-хан не дал русским требуемого войска".

VII. Аюка-хан просил Апраксина послать указы во все города от Астрахани до Саратова, чтоб города, куда хан будет присылать "оберегали и давали ему ратных людей и пушки, когда ему, хану, от каких неприятелей будет насилие". Апраксин отвечал, что все будет сделано и, в свою очередь, попросил: "Если же этим городам будет какое неприятельское наступление и насилие и воеводы будут писать и присылать к Аюке-хану о присылке ратных людей в оборону себе, то хан, по обещанному своему слову и верной службе, должен посылать ратных своих калмыков на всяких неприятелей и оберегать те города".

VIII. Аюка-хан говорил, что он желает иметь также верную и правдивую дружбу и названое братство с ним, Петром Матвеевичем, какое у него учинено было крепкое братство с боярином князем Борисом Алексеевичем (Голицыным), что Петр Матвеевич, по великого государя указу, учинен правительным губернатором над Казанью, Астраханью и всеми Низовой земли городами и всякие дела вручены ему полным его великого государя указам, как прежде сего никому так не было. Апраксин отвечал, что он желает верного названого братства и крепкой дружбы с Аюки-ханом "для всяких лучших царского величества, общего их государя дел".

В 1708 году Чакдорджап с саратовским воеводой Иваном Бахметевым ходил на башкир. Тогда же калмыцкие войска освобождали Саратов от осады бунтовщиков: донских казаков, булавинцев и некрасовцев.

Иван Бахметев и Чакдорджап с калмыцкими войсками ходили и под Полтаву. Но калмыки прибыли 4 июля. В этот же день Головкин писал Петру I: "Сего, государь, часа получил я Ивана Бахметева письмо, в котором он пишет, что по письму моему, оставя они все коши, поспешали с калмыками, сколько могли и пришли за три мили от Полтавы, а иттить ли им далее и куды, о том просит указу". Но в Полтавской битве участвовали другие группы калмыков, о чем говорилось в указе Петра I. Царь благодарил их и пожаловал им и донским казакам 20 тысяч рублей.