Эрдниев У.Э. Калмыки: Историко-этнографические очерки. - 3-е изд., перераб. и доп. - Элиста: Калм. кн. изд-во. 1985. - 282 с., ил.

По некоторым опубликованным данным, в России—в степи Нижней Волги, Дона и Предкавказья - насчитывалось около 12800 кибиток калмыков (по другим сведениям — не более 13—14 тыс.). Положение их резко ухудшилось. Указом царя от 19 октября 1771 г. Калмыцкое ханство было ликвидировано, звание ханов и наместников отменено, астраханскому губернатору было приказано: «...держать всех калмыков на нагорной стороне Волги во все четыре времена года, а на луговую не перепущать». С этим приказом был связан перевод калмыков, живших на левом берегу Волги, на ее правый берег. Владельцы улусов и зайсанги были прикомандированы к отрядам русских и калмыцких войск, действовавших на Кубани против татар. Трех наиболее влиятельных владельцев — дербетовского Цебек-Убуши и яндыковских Яндыка и Асарху отозвали в Петербург, и они больше в степи не возвратились. Астраханская губернская администрация организовала сторожевые отряды из калмыков и русских казаков, призванные охранять калмыков.

Так калмыки были поставлены под строгий надзор царской администрации. Между тем их продолжали использовать в качестве военной силы. На это указывает то, что в 1774 г. 2500 калмыков были размещены на кизлярской линии в районах станиц Шадринской и Червленой. Подобные принудительные переселения вызывали недовольство среди калмыков. Этим объясняется присоединение угнетенных калмыков к Крестьянской войне, развернувшейся в 1773—1775 гг. под руководством Емельяна Пугачева. По мере продвижения восставших в районы, где жили национальные меньшинства, Калмыки приходили в движение. В работе М. Жижки сообщается, что в конце 1773 г. «бунтующих калмыков было более 5 тысяч человек». Установлено, что в командном составе восставших насчитывалось не менее 12 калмыков. Среди них известны Федор Дербетев, Кашиитов, Царемджал и др. В районе Царицына к ним присоединилось более трех тысяч калмыков под командой Цендена. Одновременно с этим произошло волнение среди калмыцкого населения, жившего на левом берегу Волги. Они остались верными Пугачеву до конца восстания. По мнению М. Жижки, после того как восставшие переправились на левый берег Волги, у Пугачева была большая группа из ...крепостных и заводских крестьян, работных людей, башкир, татар и калмыков».

После ликвидации Калмыцкого ханства и подавления восстания под руководством Пугачева царское правительство последовательно ограничивало права калмыцкой знати и шло по линии постепенного подчинения калмыков царской власти. В 1786 г. был закрыт калмыцкий суд (зарго), разбор гражданских и уголовных дел передавался уездным судам. В Астрахани создается калмыцкое правление во главе с царским чиновником, который называется впоследствии главным приставом калмыцкого народа. Улусами руководили улусные приставы. Таким образом, фактическая власть по управлению калмыцким народом оказалась в руках русских чиновников.

Эта административная реформа в значительной степени ущемила права калмыцкой знати. Царские чиновники не сумели установить необходимый порядок. Это видно из того, что в ответ на волнение, которое произошло в Эркетеневском улусе, часть его населения была расселена по другим улусам.

После смерти нойона Ценден-Дорджи Дербетовский улус разделился на два. Большая часть населения этого улуса перекочевала на Дон, а меньшая - Осталась на Волге. В 1788 г. распад этого улуса на два был признан царским правительством. Правителем Большедербетовского улуса стал Екрем Хапчуков. Малодербетовский улус своим владельцем избрал сына Цендена-Дорджи Бабула, которого царизм вынужден был утвердить в этой должности, боясь дальнейших осложнений. Население улуса несколько успокоилось, тем более что в мае 1800 г. калмыки Большедербетовского улуса возвратились в пределы Астраханской губернии в район прежнего кочевья.

Однако после смерти нойона Большедербетовского улуса Екрема Хапчукова (умер в 1799 г.) и правителя Малодербетовского улуса Бабула (умер в сентябре 1799 г.) произошли новые осложнения в этой части Калмыкии. Владельцем Большедербетовского улуса стал младший брат Екрема Габун-Шарап, а нойоном Малодербетовского улуса — двоюродный брат Бабула Чучей Тундутов. Впоследствии Тундутов был утвержден грамотой Павла I от 14 октября 1800 г. наместником калмыцкого народа и получил от него в дар знамя, саблю, панцирь, соболью шубу. При новом наместнике был восстановлен суд зарго из 8 зайсангов. Ламаистскому духовенству во главе с ламой Собином была дарована свобода деятельности. Формально, таким образом, было восстановлено Калмыцкое ханство. Этой мерой царское правительство хотело успокоить общественное мнение. Однако власть наместника была весьма ограниченной. Это видно хотя бы из речи, которую произнес главный пристав Н. И. Страхов 13 июля 1802 г. на церемонии объявления Чучея Тундутовя наместником калмыцкого народа. Церемония состоялась на речке Зельме, куда собралась вся калмыцкая знать. Текст речи Н. И. Страхова был обнаружен в ноябре 1961 г. в Государственном архиве Саратовской области. В ней говорится, что император, «благоволя» калмыкам, ожидает от них, что «пребудут они верными Его императорского величества подданными, тщательными исполнителями Его воли и послушными законам Всероссийской империи». Далее сказано, что «Чучею Тайши Тундутову дарованы права и обязанности высокопочтенного наместника, которому вручена вся исполнительская власть, вменена обязанность заботиться о нуждах народных и каждого калмыка: следить за поведением обще всех и каждого человека, чтобы никто из зайсангов не выходил из должного повиновения, определять, сколько с каждого улуса поставить должно калмыцкого войска на службу Его императорскому величеству... Надлежит Ему... не приступить ни к каким насильственным законам ни для содержания своего довольствия... довольствоваться доходом с родового своего Дербетовского улуса». Далее Страхов призывал всех владельцев калмыцкого народа, зайсангов и духовенство проявлять «уважение достоинства и власти его», «оставить и предать вечному забвению» все прежние жалобы и ссоры, содействовать укреплению между владельцами и зайсангами «миролюбия и дружества», а между народом «братской друг к другу любви». Обращаясь к духовенству, Страхов просил не вмешиваться в «светские обстоятельства»: «яко дело не только им неприличное, но и предосудительное».

«Следовательно, наместничество Чучея Тундутова,— как пишет Н. Н. Пальмов,— оказалось слабым напоминанием о былом ханском величии». Он был окружен царскими чиновниками, без участия которых не мог решать ни административные, ни политические вопросы.

Однако несмотря на краткость своего правления (с 1800 по 1803 гг.) Чучей Тундутов добился калмыцкому народу известных прав. Н. Н. Пальмов пишет: «При общей хаотичности, какую приняла тогда калмыцкая жизнь, кочевникам трудно было беречь последние крохи того, что оставалось у них от прежних земельных богатств. Но в 1800 году мелкопоместному дербетовскому владельцу Чучёю Тундутову, в бытность его в Петербурге, удалось приобрести расположение Павла I и обрисовать ему печальное положение калмыцкого народа вообще и, в частности, относительно земельной стесненности». В ответ вышел указ Павла I от 27 сентября 1800 г., где сообщалось: «Калмыцким Малого и Большого Дербета владельцам и другим калмыцким владельцам и чиновникам с народом их, в Астраханской губернии кочующим, все же жалуем владение все те земли от Царицына по рекам: Волге, Сарпе, Салу, Манычу, Куме и взморье, и, словом, все те места на коих до ухода за границу калмыки имели свое кочевье, исключая тех, кои по уходе именными указами пожалованы».
23 мая 1803 г. Чучей умер, наместничество было ликвидировано, так как оно не оправдало себя. Наместник, не имея реальной власти, не сумел навести твердый порядок в тогдашней Калмыкии. Калмыки смотрели на Чучея как на простого исполнителя воли «белого царя». Некоторые владельцы даже не признавали его. Например, утвержденный в звании владельца Болыледербетовского улуса Габун-Шарап не явился на торжественное провозглашение Чучея наместником, устроенное 13 июля 1802 г.

В результате в Дербетовском улусе не прекращались волнения. Торгутовские владельцы и знать смотрели на Чучея как на выскочку, так как все прежние калмыцкие ханы и наместники были потомками Хо-Орлюка — предводителя торгутов в период присоединения калмыцкого народа к России.

Восстановленный Павлом I калмыцкий суд не оправдал своего назначения. Судьи зайсанги фактически выполняли волю владельцев, не опираясь на объективные данные, полученные в результате следствия. К тому же калмыцкие законы, которые служили руководством в судебном процессе, устарели, не соответствовали той обстановке, в какой жили калмыки XIX в. Поэтому царская администрация добилась того, чтобы суд (зарго) рассматривал с 1818 г. только одни гражданские дела по искам не свыше 25 рублей, а с 1821 г. — не свыше 5 рублей. Все уголовные и крупные гражданские процессы проходили в уездных и губернском русских судах, что было, несомненно, положительным явлением. Неписаные нормы обычного права, произвольно толковавшиеся в интересах калмыцкой феодальной верхушки, заменялись более совершенным и более разработанным правом. Но в то же время царское право носило ярко выраженный колониальный характер и было направлено на усиление колониального управления в Калмыкии.

В 1805 г. на основании свободного народного волеизъявления был произведен окончательный раздел Дербетовского улуса, на Большедербетовский и Малодербетовский. К владельцу Малодербетовского улуса Эрдени-тайше отошло 3302 кибитки (семьи), а к владельцу Большедербетовского улуса Габун-Шарапу - 603. Этот раздел был утвержден Петербургом 14 июня 1809 г. Однако после смерти Габун-Шарапа (1809г.) вновь обострились отношения между владельцем Малодербетовского улуса Эрдени-тайшой и претендовавшим на владение Большедербетовским улусом Очиром-Занджин-Убуши Хапчуковым, малолетним племянником покойного — сыном его брата.

Калмыки продолжали принимать посильное участие в борьбе России с ее внешними врагами. В начале XIX в. Россия оказалась во враждебных отношениях с наполеоновской Францией. Борьба была тяжелая и потребовала от Русского государства больших жертв. По требованию Российского правительства в 1807 г. «калмыцкие владельцы и зайсанги поставили 5200 подвластных им калмыков, объединенных в 10 пятисотенных команд...» Владелец Хошеутовекого улуса Сербеджаб Тюмень выставил 506 чел., к ним присоединился багацохуровокий отряд в количестве 760 чел., торгутовские улусы снарядили отряд из 910 чел., во главе с Санджи-Убаши. Третий отряд состоял из 1154 чел. Торгутовского и Эркетеневского улусов под командованием владельца Эрдени. Четвертым отрядом численностью 1615 чел. командовал Эрдени-тайша Тундутов. Каждый человек имел по 2 лошади. Всего было выставлено 5129 рядовых калмыков во главе с 5 владельцами улусов и 52 зайсангами, которые участвовали во многих боях русской армии.

В Отечественной войне 1812 г. калмыки выставили три полка: два астраханских и один ставропольский. Первым астраханским калмыцким полком в составе 1054 человек из двух дербетовских улусов командовал Джамба-тайша Тундутов. Второй астраханский калмыцкий полк, состоявший из 1054 человек Торгутовского и Хошеутовского улусов, возглавлял хошеутовский владелец Сербеджаб Тюмень. Третий калмыцкий полк был выставлен ставропольскими калмыками в составе 1132 человек. Кроме того, калмыки Области Войска Донского участвовали в борьбе против французских захватчиков в составе казачьих частей Дона. Несомненно, они внесли существенный вклад в общее дело борьбы против наполеоновских захватчиков, участвуя в крупнейших военных сражениях и в заграничных походах русской армии. Вместе с ней калмыцкие полки вступили в столицу Франции - город Париж. Этот факт нашел свое отражение в художественной литературе тех лет. Поэт Ф. Глинка писал:

Я видел, как коня степного
На Сену пить водил калмык,
И в Тюльери у часового
Сиял, как дома, русский штык.

Как отмечалось выше, феодальным правам нойонов и зайсангов был нанесен серьезный удар. Правда, нойоны сохраняли свои права на владение улусами, но сами они находились под контролем царских чиновников. Калмыцкая феодальная верхушка стремилась вернуть утраченные права и привилегии. Они начали подавать в Петербург жалобы и прошения. Особенно энергично действовали владелец Малодербетовского улуса Эрдени-тайша Тундутов и хошеутовский нойон Сербеджаб Тюмень, которые жаловались на жестокость русских чиновников и на то, что они (калмыки) лишены возможности судиться на основании своих древних законов, указывали на бедственное - положение калмыцкого народа. В дополнение к этим жалобам в марте 1822 г. было созвано совещание владельцев улусов, зайсангов и представителей духовенства. Зензелинское постановление, принятое на этом совещании, оставляло в компетенции местных судебных органов разбор уголовных дел и военных преступлений. Однако это куцое постановление царское правительство отклонило 10 марта 1825г. были изданы «Правила для управления калмыцким народом», согласно которым управление последним передавалось из ведения Министерства иностранных дел в распоряжение Министерства внутренних дел. Следовательно, Калмыкия теперь рассматривалась царизмом как одна из внутренних областей Российской империи: ода управлялась царскими чиновниками, а трудящиеся массы остались во власти нойонов и зайсангов, власть последних была несколько ограничена.

В последующие годы царское правительство продолжало урезывать права калмыцкой знати, сосредоточив управление калмыками в своих руках. 24 ноября 1834 г. было издано новое положение, согласно которому в управление калмыцким народом была введена система «попечительства». Суть этой системы заключалась в том, что нойонам и зайсангам запрещалось дробить подвластные им улусы и аймаки между своими наследниками. Владельцы лишались права продавать и дарить подчиненных им калмыков, хотя последние обязаны были платить повинность в пользу владельцев и зайсангов. Несколько иначе обстояло дело в казенных Багацохуровском и Эркетеневском улусах, здесь сбор с населения поступал на содержание управления калмыцким народом. Ламаистское духовенство, как и прежде, не имело права вмешиваться в светские дела, хотя были сохранены его права в отношении семейной жизни и нравов калмыцкого населения. Был утвержден твердый штат для каждого хурула.

23 апреля 1847 г. «Положение об управлении калмыцким народом» было вновь изменено. Управление калмыками переходило от Министерства внутренних дел в ведомство Министерства государственных имуществ, т.е. Калмыцкая степь отдавалась во власть управляющего Астраханской губернской палатой государственных имуществ, который стал называться главным попечителем калмыцкого народа. Калмыцкий суд (зарго) был ликвидирован, все гражданские и уголовные дела должны были разбираться в русских судебных органах.

Улусами фактически управляли улусные попечители, наделенные административными и полицейскими функциями. Правда, в улусах и аймаках созывались улусные и аймачные сходы, которые соответствовали волостным и сельским сходам русских губерний. Владельцы реальной власти не имели, но сохраняли право взимать с населения налоги.

Попечители обязаны были заботиться о снабжении населения продовольствием, о расширении торговли, о медицинской помощи, а также наблюдать за его нравственным состоянием и бытовыми условиями. Им также надлежало насаждать среди калмыков оседлость и земледелие путем предоставления льгот. Нойонам, желавшим жить оседло, отводилось по 1500 десятин земли; зайсангам, имевшим аймаки, — 400, не имевшим аймаков — 200, простым калмыкам — по 30 десятин земли.

Таким образом, царизм, русские помещики и капиталисты проводили в Калмыкии политику жестокого колониального угнетения и эксплуатации, рассматривали калмыцкий народ как объект порабощения. Совершенно другое отношение было у русского народа, всей прогрессивной России к свободолюбивым степнякам. Представители передовой русской интеллигенции внимательно и сочувственно относились к их нуждам, тщательно изучали их культуру, нравы, обычаи, свободолюбивые устремления. Великий русский поэт А. С. Пушкин писал в своем сочинении «История Пугачева», что калмыки «...верно служили России, охраняя южные ее границы. Русские приставы, пользуясь их простотою и отдаленностью от средоточения правления, начали их угнетать. Жалобы сего смирного и доброго народа не доходили до высшего начальства...». В своем труде о восстании Е. И. Пугачева и в повести «Капитанская дочка» он также отмечал активное участие калмыков и башкиров в крестьянской войне. Знаменитыми стали его обращение к калмыкам в стихотворении «Памятник», проникновенные строки стихотворного послания «Калмычке».

С большим сочувствием относился к калмыкам Н. В. Гоголь, посвятивший им специальное сочинение, где он рассказывает о географическом положении, численности населения, сословиях, в том числе о простолюдинах, образе жизни, материальной и духовной культуре, религии, фольклоре, о нравах и обычаях. Он отмечал: «Нравом калмык гостеприимен и подельчив. В обращении ровен и с богатым и с бедным. Бедный может зайти в любую кибитку и подсесть к хозяйскому котлу, ему поднесут чашку наравне с другими... Не мстителен... Калмык способен верить чудесному и охотник до сказок. Иногда дня по три сряду слушает предания о подвигах сказочных героев, которых очень любит».

Глубоко проник в Калмыцкую степь А. Ф. Писемский, который описывает степную природу, образ жизни, нравы, обычаи калмыцкого народа с гуманистических и реалистических позиций. Он пишет: «В пору юности моей, я, часто глядя на карту, представлял себе Саратов рубежом нашего обыденного, человеческого мира... а там, дальше, мне казалось, идет раздолье и приволье, среди которого кочуют дикие и воинственные племена... Теперь я сам уже несколько дней в этих степях, и — боже мой! — хоть бы на миллионную долю действительность походила на мое представление. Эти плодоносные степи, начинаясь с Каспийского моря и простираясь далее, представляют солончаковые бугры, на которых местами нет совсем никакой зелени, а если и есть, так лучше бы и не смотреть на нее: тощая, сухая, красноватая и, по пословице, трава травинку кличет... Вместо привольных вод, за исключением Волги и Кумы, текут речонки: Сарпа, Егорлыш, Маныш и другие, с солоноватой и горьковатой водой, которую пить даже невозможно... Посреди такого рода бедной обстановки природы живет и кочует целый народ, привязанный к своему быту, малознающий и не желающий другой жизни — народ этот калмыки. Монголы по происхождению, из союза четырех родов (дербен-ойратов), отделившиеся от своих соплеменников...». Устами и возчика А. Ф. Писемский отмечает что «народ дикий... а сердцем так прост... Прост: приезжай к нему теперь в кибитку хошь барин, хошь наш брат мужик, какое ни на есть у него наилучшее кушанье, сейчас тебе все поставит». И далее Писемский заключает: «...Как ни скудна и печальна жизнь этого народа, однако он... терпеливо сносит и свои нужды, и своего нойона, и своего попа, любит свой кочевой быт и склонен даже веселиться».

Уважение к так называемым инородцам, правдивое изображение их жизни было традицией передового русского искусства и культуры. Оно находило свое выражение не только в произведениях поэтов и писателей, но и в сочинениях русских революционных демократов В. Г. Белинского, Н. А. Добролюбова, Н. Г. Чернышевского и др.

Калмыки привлекали внимание не только литераторов, но и русских художников-живописцев. Начиная со второй половины XVII в., к калмыцкой теме обращались такие выдающиеся представители русской живописи, как И. Аргунов, Ф. Рокотов, Д. Левицкий, И. Репин, В. Верещагин, О. Кипренский, Г. и Н. Чернецовы, И. Прянишников, П. Грузинский, Н. Дмитриев-Оренбургский и др. Они изображали женщин и мужчин разных возрастов, детей, представителей разных сословий, простых тружеников и воинов, бытовые сцены. Русские художники воспитали выдающихся художников, калмыков по происхождению - всемирно известного А. Е. Егорова, впоследствии ставшего профессором русской Академии художеств, и Ф. И. Калмыка, Известно также имя художника-калмыка Н. Н. Аберды, воспитанника Академии художеств.

Много сделано русской наукой по изучению истории и культуры калмыцкого народа, особенно в XIX — начале XX в. Вспомним имена А. А. Бобровникова, К. Ф. Голстунского, В. Я. Котвича, А. М. Позднеева, И. И. Попова, Б. Я. Владимирцова и др. Они собрали и опубликовали произведения устного народного творчества, памятники права, писали историю калмыцкого народа, составляли программы, учебники, хрестоматии для калмыцких народных школ. Нельзя обойти имена многих русских учителей и врачей, которые посвятили всю свою жизнь обучению и воспитанию калмыцкой молодежи и охране здоровья народа, среди них особенно дороги имена учителей Т. Д. Юрковой, Е. Ф. Дубянской и др., врачей С. Р. Залкинда, А. П. Цветкова, С. И. Цапко. Известный русский ученый И. И. Мечников в 1911 г. руководил экспедицией то изучению заболеваемости туберкулезом среди калмыков Астраханской губернии. Калмыки оказывали всем им посильную помощь. Например, степняки переправили А. Ф. Писемского через Волгу в период весеннего разлива, они сообщали путешественникам ценные исторические, этнографические и географические сведения. Вое это способствовало расширению и укреплению русско-калмыцких культурных связей, духовному сближению народов России.