Златкин И.Я. История Джунгарского ханства (1635-1758). Издательство «Наука», Москва, 1964.

Ксении Михайловне Златкиной — жене, другу и товарищу — посвящаю

ВВЕДЕНИЕ

Джунгарское ханство, сложившееся в 30-х годах XVII в. и существовавшее до 1758 г., играло в свое время крупную роль в международных отношениях в Средней, Центральной и Восточной Азии. Это ханство оставило заметный след в истории соседних с ним больших и малых государств и народов — Китая с Тибетом и Кашгарией, России, Монголии, казахов, узбеков, туркмен, киргизов и каракалпаков.

Вопросы истории Джунгарского ханства, его внутреннего устройства и внешней политики, а также характеристика его роли и влияния на исторические судьбы других стран и народов прямо или косвенно затронуты во многих книгах и статьях на азиатских и европейских языках. На одном лишь русском языке опубликовано свыше 150 подобных работ, что отражает особый характер и интенсивность связей, существовавших между ханством и Россией. Трудно определить число таких работ на китайском языке, но по всем данным оно также значительно. Немало упоминаний о Джунгарском ханстве и его народе содержится в произведениях среднеазиатских тюркоязычных авторов. До сих пор остается почти неизвестной посвященная этой теме литература на тибетском языке. О ее богатстве и научной ценности мы можем лишь догадываться по тем данным, которые сообщены монгольским ученым Ш. Бира в его труде о тибетоязычной монгольской исторической литературе . Ряд исследований по истории Джунгарского ханства опубликован на немецком, английском и французском языках. Меньше всего, к сожалению, издано работ по этому вопросу на монгольском языке — родном для основной массы населений Джунгарского ханства.

Имеющаяся и продолжающая расти литература свидетельствует, что интерес к истории Джунгарского ханства, немалый в прошлом, не ослабевает и в наши дни. В этом смысле Джунгарскому ханству, если можно так выразиться, «повезло» значительно больше, чем, скажем, Хивинскому, Бухарскому, Кокандскому и многим другим государственным образованиям Средней и Центральной Азии, существовавшим в тот же период, что и Джунгарское ханство. Но если ему «повезло» в отношении числа посвященных ему исследований, то никак нельзя сказать того же в отношении их полноты и достоверности. Большая часть литературы о Джунгарском ханстве являет собой яркий пример одного из немногих в наше время разделов истории народов Востока, где продолжают господствовать концепции, характерные для буржуазной историографии. Типичным для этой литературы является некритическое отношение к источникам, отказ от объективного анализа исторических событий, неспособность разобраться в подлинном содержании исторического процесса. Указанные пороки объясняются, с одной стороны, сравнительной бедностью источниковедческой базы, а с другой — методологической беспомощностью исследователей.

Каковы же те источники, на базе которых выросла вся многоязычная литература о Джунгарском ханстве и его основном населении — западных монголах, известных под именем ойратов, как они называли себя сами? Каковы те новые источники, которые могут быть использованы для создания научной истории Джунгарского ханства?

Длительное время единственным источником сведений об ойратах были китайские исторические сочинения и династийные хроники, излагавшие историю династий Мин (1368—1644) и Цин (1644—1912). Известный русский монголовед и тибетолог акад. И. Я. Шмидт в докладе о монгольских племенах, прочитанном в декабре 1833 г. на заседании Академии наук, говорил: «Что только знаем доселе о судьбе сих племен, о их кочевьях, постановлениях и образе управления, всем сим мы почти исключительно обязаны изданным ныне царствующей в Китае династией сведениям, большей частью еще неизвестным в Европе; ибо все, что упоминается об них в путешествиях разных миссий и посольств, в очинениях пекинских иезуитов, у Дегиня и у новейших парижских синологов, слишком отрывочно, скудно, исполнено ошибок и потому не может служить достоверным источником». И. Шмидт, как видим, полагал, что достоверным источником по истории монголов могут служить только китайские исторические сочинения.

Такого же, если не более высокого, мнения о китайских источниках придерживался и основоположник русской синологии Н. Бичурин (Иакинф), Важнейшим достоинством китайских источников Н. Бичурин считал то, что их авторы, «при описании соседних народов, имевших непосредственные связи с Китаем, единственно основывались на фактах правительства, а факты сии были писаны во время самих событий».

В основе главного труда Н. Бичурина об ойратах лежит китайское географическое сочинение, посвященное Синьцзяну. В этом труде Н. Бичурин писал: «Предлагаемое мною историческое обозрение ойратов, показывая происшествия, относящиеся к сему народу, в истинном их виде и порядке, доставит читателям возможность безошибочно судить о разных по сему предмету мнениях писателей». Как видим, автор исторического обозрения ойратов видел в трудах китайских авторов эталон истины. Имея этот эталон, читатели получают, по мнению Н. Бичурина, возможность безошибочно судить о позициях других писателей.

Отдавая должное великим научным заслугам II. Бичурина, впервые познакомившего мир с обильными фактическими данными по истории западных монголов, почерпнутыми из китайской феодальной историографии, нельзя в то же время не отметить, что вследствие некритического отношения его к источникам в литературе надолго утвердилась та версия истории как монголов вообще, так и ойратов в частности, которая представлена официальными хронистами и историографами китайских императорских династий.

Линия Н. Бичурина была продолжена русскими учеными Д. Покотиловым и П. Поповым, обогатившими науку о монголах новыми ереводами и изложениями китайских хроник и исторических сочинений. В этих трудах содержится немало ценных сведений об ойратах, но даваемая ими интерпретация исторических событий свидетельствует о некритическом отношении авторов к источникам. Это обусловило тенденциозную направленность их произведений. Д. Покотилов, например, писал, что в двух монгольских летописях — «Эрдэнийн Тобчи» Саган-Сэцэна и «Алтан Тобчи» — имеется лишь «перечисление имен быстро сменявшихся монгольских владельцев, к которым приурочено несколько рассказов в форме легенд, исторический смысл коих, по непосредственному изучению их из монгольских источников, угадать довольно трудно, а частью и совсем невозможно. Не подлежит никакому сомнению, что названными выше двумя памятниками далеко не исчерпывается запас монгольской исторической литературы за указанный период, но сколько бы ни открывали новых летописей и сказаний, все они, несомненно, будут отличаться тем же эпизодическим, легендарным характером. Связать все подобные легенды и составить таким образом хотя сколько-нибудь полную картину исторических событий за время Минской династии можно только путем тщательного изучения всех имеющихся по этому предмету сведений в китайских источниках; они одни могут дать нам прочную историческую основу и ряд достоверных фактов, красноречивой иллюстрацией коих могут служить монгольские рассказы».

Общеизвестно огромное значение, которое имеют китайские летописи и отдельные исторические сочинения для изучения истории народов Восточной и Центральной Азии. И все же в полной мере китайские источники могут быть использованы лишь при условии объективно научного, критического к ним подхода, а не путем простого их пересказа. Между тем некритическое отношение к источникам составляет основной недостаток трудов по истории монголов как самого Н. Бичурина, так и его продолжателей, игнорировавших историческую, политическую и социальную обусловленность китайских династийных хроник и отдельных сочинений по истории сопредельных Китаю народов.

Б. Я. Владимирцов имел все основания отмечать, что работы Н. Бичурина внесли в литературу много ошибочных представлений об историческом прошлом Монголии и монголов. Он писал: «Многие, совершенно неверные взгляды на ойратов... начались с известной книги... Бичурина "Историческое обозрение ойратов или калмыков...", кишащей неточными и ошибочными указаниями».

Известный ориенталист Э. Бретшнейдер по этой же причине также довольно критически относился к исследованиям Н. Бичурина о монголах и ойратах. В частности, наиболее слабым местом описания Джунгарии и Восточного Туркестана Э. Бретшнейдер считал то, что в основе его лежит пересказ китайского источника «Си ю дун вэнь чжи» («Географический и исторический словарь Центральной Азии»), написанного и опубликованного по указу императора Хун Ли в 1763 г. Аналогичная работа В. Успенского «Страна Кукэ-нор, или Цин-хай» оценивалась Э. Бретшнейдером значительно выше труда Н. Бичурина потому, что В. Успенский положил в основу своего исследования не один, а целый ряд китайских источников и критически подходил к ним. Следует, между тем, отметить, что труды Н. Бичурина оказали решающее влияние на многочисленных русских ученых XIX в., писавших по истории Сибири, Средней Азии, Казахстана, Калмыкии и т. д., а также на ученых-правоведов, изучавших право степных народов. Эти авторы в той мере, в какой им приходилось затрагивать историю монголов, неуклонно следовали за Н. Бичуриным, вновь и вновь излагая официальную китайскую версию этой истории.

Так обстоит дело с китайскими источниками и их использованием в литературе.

Первым монгольским источником, ставшим известным в Европе, было историческое сочинение «Драгоценный свод (сведений) о происхождении ханов». Автор этого сочинения монгольский владетельный князь Саган-Сэцэн родился в 1604 г. и умер не ранее 1662 г.; историю монгольских ханов он доводит до 1652 г. В летописи Саган-Сэцэна содержится множество сведений по истории ойратов XV и XVI вв. В основу своего труда Саган-Сэцэн положил семь более ранних монгольских исторических произведений (до нас дошли только три). Впервые труд Саган-Сэцэна был переведен на немецкий язык и опубликован в Петербурге в 1829 г. И. Я. Шмидтом. В дальнейшем он неоднократно воспроизводился в отрывках как на русском, так и на западноевропейских языках. Лишь недавно он был в полном виде издан в ФРГ Э. Хэнишем, а затем в США А. Мостартом. Мы пользовались по преимуществу текстом Мостарта. В 1958 г. летопись Саган-Сэцэна была полностью издана в Монгольской Народной Республике по списку, хранящемуся в Государственной библиотеке МНР.

Вторым — по времени публикации — монгольским источником по истории монголов и ойратов является анонимное сочинение «Алтан Тобчи», переведенное на русский язык ученым ламой Галсаном Гомбоевым и впервые опубликованное в трудах ВОРАО в 1858г. Это сочинение было написано неизвестным автором в первой четверти XVII в т. е. на 20—30 лет раньше труда Саган-Сэцэна. Как мы покажем ниже, эти два монгольских сочинения значительно расходятся по ряду важных вопросов истории ойратов. В советской и зарубежной литературе уже отмечалось несовершенство выполненного Гомбоевым перевода, равно как и использованного им списка. В 1955 г. в Висбадене вышел в свет труд Ч. Боудэна, содержащий текст «Алтан Тобчи» в латинской транскрипции и перевод на английский язык, сопровождаемый критическими замечаниями и указанием разночтений с рядом других списков. Стремясь свести к минимуму возможные ошибки, мы пользовались текстами как Гомбоева, так и Боудэна. Наравне с трудом Саган-Сэ-цэна «Алтан Тобчи» имеет важное значение как источник по предыстории Джунгарского ханства.

Третий монгольский источник, известный под сокращенным названием «Эрдэнийн эрихэ» (его полный заголовок «Летопись под названием "Драгоценные четки"», был частично переведен А. Позднеевым и издан в Петербурге в 1883 г. В 1960 г. летопись была полностью опубликована в Улан-Баторе. Автор «Эрдэнийн эрихэ» — тайджи Галдан, занимавший пост тусалакчи (помощника) владетельного князя одного из хошунов Тушетухановского аймака. Время написания «Эрдэнийн эрихэ» точно неизвестно, но, судя по содержанию, летопись была закончена автором в 60-х годах XIX в. В этом сочинении имеются некоторые существенные сведения по истории Джунгарского ханства.

Четвертым монгольским источником, переведенным Н. П. Шастиной и впервые опубликованным в 1957 г. в Москве, является «Шара Туджи» («Великая желтая история происхождения монгольских ханов»). Автор неизвестен; не установлено точно и время создания летописи. Несомненно лишь, что она была известна Саган-Сэцэну, ссылающемуся на «Шара Туджи» как на один из использованных им источников. Следовательно, она могла быть написана не позднее середины XVI в. В «Шара Туджи» имеются данные, относящиеся к истории ойратов до образования Джунгарского ханства.

Этим и ограничивается перечень опубликованных монгольских источников, в той или иной мере освещающих историю ойратов и Джунгарского ханства. Как видим, он невелик, причем публикация памятников производилась с огромными интервалами: первая — в 1829 г., вторая - в 1858 г., третья — в 1883 г. и четвертая — в 1957 г.

Кроме опубликованных имеется ряд ценных монгольских источников, которые еще ждут своего издания. Многие из них хранятся в Ленинграде, в Рукописном отделе филиала Института народов Азии АН СССР. Из этих источников отметим в первую очередь биографию Зая-Пандиты, одного из видных деятелей ламаистской, церкви в Западной Монголии, игравшего в первой и начале второй половины XVII в. важную роль в общественно-политической жизни Халхи и Джунгарии. Дошедшая до нас биография Зая-Пандиты принадлежит перу одного из его учеников и почитателей — Ратнабхадры. В нашем распоряжении была фотокопия ойратского текста биографии Зая-Пандиты из фондов Института народов Азии АН СССР. В 1961 г. мы получили из Улан-Батора изданный по списку Государственной библиотеки МНР в 1959г. монгольский текст этой биографии. В предлагаемой книге мы пользовались, как правило, текстом улан-баторского издания.

Характерными особенностями всех перечисленных выше монгольских источников является то, что они принадлежат перу крупных феодалов или выходцев из их среды; все они носят следы влияния ламаистской церкви и ее идеологии. Произведения, написанные в период господства в Монголии Цинской династии, отражают интересы маньчжурских и китайских феодалов не в меньшей, если не в большей мере, чем интересы феодалов монгольских.
Следует отметить, что монгольские источники в течение длительного времени игнорировались специалистами и не получали должного признания в науке. Востоковеды XIX в. полагали бесполезным обращаться к монгольским произведениям как к источникам по истории монголов и в лучшем случае видели в них материал, пригодный только для этнографов и археологов. Так рассуждал, например, выдающийся русский востоковед XIX в. П. Савельев.

Редким, если не единственным исключением в этом отношении является русский ученый конца XIX в. А. М. Позднеев. Его многочисленные и интересные труды по истории Монголии и монголов основаны, как правило, на монгольских источниках. Исследованиям А. Позднеева, однако, свойственно немало недостатков, существенно снижающих их научную ценность. Главными из них являются пренебрежительное, в известной мере великодержавно-шовинистическое отношение к монголам вообще и не всегда объективная интерпретация исторических событий. Некоторые из указанных недостатков подвергались критике еще в XIX в.

Только в наше время монгольская дореволюционная историография стала объектом пристального изучения с методологических позиций марксизма-ленинизма. Это открыло богатые возможности для познания исторического прошлого монгольского народа, его общественного строя и культуры. Труды Б. Я. Владимирцова служат тому убедительным свидетельством. Само собой разумеется, однако, что к монгольским источникам необходимо подходить так же критически, как и к любым другим.

Близко к охарактеризованной категории источников подходят калмыцкие исторические произведения, авторы которых являются выходцами из калмыцкой феодальной аристократии, обосновавшейся в XVII в. в низовьях Волги. Мы имеем в виду прежде всего «Сказание об ойратах», написанное 1739г. эмчи (врачом) Габан-Шарабом, и "Сказание о дэрбэн-ойратах", написанное в 1819г. калмыцким владетельным князем Батур-Убаши-Тюменом. Автор первого "Сказания" сообщает, что его сведения почерпнуты из бесед с главой церкви Гоман-ламой, ученым ламой Алдар-габжи, вдовой известного ойратского правителя Очирту-Цецен-хана Доржи-Рабдан, правителем калмыков Аюка-ханом и сановником Табын-Уханом. Всех их Габан-Шараб расспрашивал о событиях прошлого, а их рассказы записал, по возможности проверяя и снабжая иногда своими оценками и комментариями. Излагая легенду о происхождении торгоутов, согласно которой их родоначальник был в XIII в. придворным правителя кереитов Ван-хана, Габан-Шараб пишет, что не может сообщить, когда и отчего тот ушел от Ван-хана, ибо не имеет точных данных, но возможно, что надежные письменные сведения об этом имеются в Халхе. Важно отметить, что такого рода оговорки калмыцкий летописец делает не один раз. Утверждая, например, что ойратские князья фамилий дэрбэтов и чоросов имеют общее происхождение, он вместе с тем пишет, что отсутствие точных данных не позволяет ему сказать, когда именно первые отделились от вторых. По этой же причине он отказался от освещения деятельности правителей торгоутского дома до Хо-Урлюка и т. д. Оговорки Габан-Шараба дают известное основание сделать вывод, что автор «Сказания об ойратах» пользовался некоторыми письменными источниками и что он сознательно не останавливался на таких событиях ойратской истории, подтверждения которым не находил. Это обстоятельство повышает значение «Сказания об ойратах» как одного из источников ойратской истории.

Текст «Сказания о дэрбэн-ойратах» Батур-Убаши-Тюмена был впервые литографским способом издан в 1885г. А. М. Позднеевым. Еще раньше оно было переведено на русский язык Ю. Лыткиным и опубликовано в «Астраханских губернских ведомостях». Превосходное знание Ю. Лыткиным калмыцкого языка обусловило высокое качество перевода, благодаря чему можно уверенно им пользоваться.

В распоряжении Батур-Убаши-Тюмена были, по-видимому, какие-то монгольские источники, но они часто ставили его в тупик, не давая возможности распутать узлы и внести ясность и порядок в изложение хода исторических событий. Он писал: «Говорят, что монгольские летописцы вели сказание о своих кочевьях от самых древних времен, но нынешним летописцам, которые отдалены временем от самих событий, трудно распутать беспорядок в их, быть может, тогда ясных рассказах о происшествиях.

Как и Габан-Шараб, Батур-Убаши-Тюмен оговаривает случаи, когда он не имел возможности подкрепить сообщаемые сведения и соображения ссылкой на авторитетный источник, вследствие чего, по его мнению, были возможны ошибки. Так, излагая генеалогию князей из дома хошоутов, он в примечании писал: «Здесь и дальше, кажется, есть ошибки в исчислении преемств и имен, но исправить их теперь не можем, потому что при себе нет источников, для того необходимых».

Впрочем, один источник вполне определенно выясняется из текста «Сказания» самого Батур-Убаши-Тюмена: в одном из примечаний последний прямо ссылается на летопись Унзат-Алдар-Габжи. Возможно, что этот Унзат-Алдар-Габжи и Алдар-Габжи Габан-Шараба — одно и то же лицо, автор неизвестной нам летописи, которой пользовался Батур-Убаши-Тюмен.

Указанные калмыцкие источники в русской и тем более зарубежной литературе по истории монголов и ойратов вплоть до настоящего времени почти совершенно не использовались, что объясняется и тем, что их мало, и общей недооценкой многими востоковедами значения монгольских источников. Нам известна только одна попытка использования калмыцких «Сказаний» как источников по истории Монголии. Ю. Лыткин в тех же «Астраханских губернских ведомостях» опубликовал в 1860 и 1861 гг. обстоятельный и весьма интересный исторический очерк, озаглавленный им «Материалы для истории ойратов». Помимо упомянутых «Сказаний» автор использовал биографию Зая-Пандиты, сочинение Саган-Сэцэна, эпические сказания калмыков о разгроме ойратами в конце XVI в. войск халхаского Шолой-убаши-хунтайджи и «Джангариаду», а также личные беседы со многими «почтенными» калмыками. На основе этих материалов Ю. Лыткину удалось составить довольно обстоятельный очерк истории ойратов конца XVI и первой половины XVII в. Недостатком очерка является то, что его автор не вышел за рамки политических, религиозных и военных событий в жизни владетельных князей, полностью игнорировал социально-экономические факторы, дал мало сведений по внешнеполитической истории ойратов и об их экономических связях с соседними странами.

Тюркоязычная литература по истории ойратов недостаточно хорошо известна и еще менее изучена. Между тем, учитывая многовековое соседство и разносторонние связи ойратов с тюркоязычными народами Восточного Туркестана и Средней Азии, можно предполагать, что в литературе этих народов содержится немало важных сведений об ойратах, их жизни, быте и истории. Мы можем судить об этом главным образом по трудам В. В. Бар-тольда и Ч. Валиханова. Но как бы ни были немногочисленны почерпнутые нами из этой литературы сведения об ойратах, они тем не менее существенно дополняют китайские и монгольские источники, особенно в отношении второй половины XV и первой половины XVI в., о которых как те, так и другие говорят очень мало. В этой связи нельзя не пожалеть о том, что до сих пор не изучена история улуса Джагатая, которому в этом отношении повезло гораздо меньше, чем улусу Джучи. Между тем раскрытие исторической эволюции державы джагатаидов весьма облегчило бы заполнение многочисленных белых пятен в истории ойратов XV и XVI вв. Об этом лишний раз свидетельствуют недавние публикации Института истории, археологии и этнографии АН Казахской ССР.