Златкин И.Я. История Джунгарского ханства (1635-1758). Издательство «Наука», Москва, 1964.

ГЛАВА ВТОРАЯ
ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ОБРАЗОВАНИЯ ДЖУНГАРСКОГО ХАНСТВА

1. ЗАПАДНАЯ МОНГОЛИЯ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИКЕ XVI

Середина и особенно вторая половина XVI в. характерны значительными передвижениями монгольских кочевий, приведшими к общему расширению занимаемой ими территории. Начало этим передвижениям положил упоминавшийся выше восточномонгольский Ибири-тайджи, который в начале XVI в. восстал против Даян-хана, но потерпел поражение и бежал на запад, в район Кукунора. В это время монголы прочно обосновались в степях к югу от Гоби. К середине XVI в. восточномонгольские феодалы стали хозяевами Ордоса, откуда туметский Алтан-хан в 1559 г. проник в Кукунор и Амдо, которые он передал в наследственное владение своим сыновьям. Сюда же на свободные пастбищные территории вслед за ними прибывали и другие восточномонгольские князья.

Какова причина этих передвижений? Китайские источники объясняют их тем, что ханы и князья искали новых пастбищ, богатых травой и водой. Почему же они покинули старые кочевья, кормовые и водные ресурсы, которые до этого их удовлетворяли? Прямого ответа ни китайские, ни монгольские источники не дают. Мы находим в них лишь косвенные данные, свидетельствующие, что старые пастбищные территории оказались недостаточными вследствие роста стад, что ограниченность кормовых ресурсов стала лимитировать рост скотоводства, особенно в крупных феодальных хозяйствах. Рост поголовья скота требовал дополнительных кормовых угодий. Отмечаемые всеми источниками значительные перемещения монгольских кочевий явились, видимо, прямым следствием указанных обстоятельств.

О росте численности стад в Монголии мы можем судить по данным, относящимся к XVI и XVII вв. Об этом, например, говорят упорство и настойчивость, с которыми монгольские владетельные князья добивались открытия Китаем меновых рынков. Лишь острая экономическая потребность в налаженном обмене излишков продукции растущего скотоводческого хозяйства на китайские земледельческие и ремесленные товары может объяснить политику туметского Алтан-хана — могущественнейшего в то время феодала Южной Монголии — по отношению к Минской династии Китая. Алтан-хан неоднократно обращался к китайским властям с предложениями об открытии рынков, подчеркивая, что при этом условии вдоль монголо-китайской границы воцарится устойчивый мир, китайцы смогут беспрепятственно заниматься земледелием, а монголы скотоводством. Заслуживает внимания указание «Мин ши» о том, что к 30-м годам XVI в. Алтан-хан «был весьма богат и силен, управляя многими десятками тысяч войска и обладая огромным количеством скота и другого имущества. Он стал воздерживаться от военных действий и, отделившись от многочисленных племен, пребывавших на северо-западной границе, откочевал на восток». Нам кажется несомненным наличие прямой связи и зависимости между крупными размерами хозяйства Алтан-хана, его отделением от других хозяйств, откочевкой на новые, никем не занятые территории и, наконец, его стремлением к миру и торговле. Вопросы меновой торговли составляли главное содержание переговоров между монгольскими правителями и китайскими властями, причем за неудачным исходом переговоров каждый раз следовало возобновление вооруженных вторжений монгольских феодалов и в первую очередь самого Алтан-хана в пределы Китая. По данным «Мин ши», в 1571 г., когда была легализована монгольская торговля в Китае, на четырех рынках (в Датуне, Синине, Чжанцзякоу и Шанси) в течение двух-трех недель монголы продали казне и частным купцам около 29 тыс. лошадей. Известно также, что в начале XVII в. правительство Китая ежегодно закупало только у наследников Алтан-хана около 52 тыс. лошадей; оно покупало скот и у других монгольских феодалов. Существовали частные закупки монгольского скота и китайскими купцами.

Рост численности стад в Монголии подтверждается и: данными о подношениях ханов и князей иерархам ламаистской церкви. Стада, принадлежавшие последним, в короткое время начинали исчисляться тысячами и десятками тысяч голов. Рост поголовья скота не мог не вызвать потребности в новых пастбищных территориях.

К этому же результату приводил и непрерывно развивавшийся процесс раздела ханств и княжеств между многочисленными потомками правителей, причем каждый из наследников требовал в качестве своей доли наследства особую территорию. Широко известен факт раздела Монголии Даян-ханом между его одиннадцатью сыновьями, которые в свою очередь делили доставшиеся им уделы между своими наследниками. Безостановочное дробление уделов неминуемо вело к их измельчанию, к падению их экономического и политического значения. Габан-Шараб и Батур-Убаши-Тюмен в своих «Сказаниях» приводят данные, свидетельствующие о том, что ханы и князья в XVI—XVII вв. сами были озабочены процессом дробления уделов и по этой причине стремились улучшить порядок наследования. Не имея, однако, возможности изменить древние традиции, зафиксированные в обычном и письменном праве монголов, ханы и князья искали новые территории, видя в этом средство задержать дальнейшее измельчание и ослабление уделов.

Таким образом, рост численности стад и процесс дробления уделов были, по-видимому, главными причинами того, что монгольские феодалы в XVI в. стали продвигаться в обширные северо-западные области застенного Китая, которые в те времена были очень слабо заселены. В середине XVI в. сильнейшим в восточной Монголии было владение туметского Алтан-хана. Естественно поэтому, что именно он стал фактическим собственником земель Ордоса, Кукунора и Амдо, которые он отдал, как мы уже отметили, в наследственное владение своим сыновьям.

Так обстояло дело в Восточной Монголии. Аналогичные процессы протекали и в западной части страны, у ойратских феодалов. Владения ойратов в XV—XVI вв. занимали сравнительно небольшую территорию, ограниченную на западе линией оз. Зайсан — г. Карашар, на востоке—западными склонами Хангайских гор; на юге их кочевья не доходили до Турфана, Баркуля и Хами. Что же касается северных рубежей ойратских владений, то о них в источниках мы не находим точных сведений; можно лишь утверждать, что эти рубежи не заходили за -линию южных границ владений казахов, киргизов и других народностей, кочевавших в верховьях Иртыша и Енисея.

Как мы уже говорили, одной из причин ойратско-казахских войн было стремление ойратских феодалов пробиться к сыр-дарьинским городам, а через них — к среднеазиатским рынкам, нужда в которых была тем более острой, чем большим было поголовье скота у ойратов и чем труднее становился доступ к рынкам Китая. Выше уже сообщалось, что Дженкинсон в 1557 г. не мог продолжить свое путешествие в Пекин из-за ожесточенной войны между ойратами и казахами. В дальнейшем, когда ойратские правители вступили в непосредственные сношения с властями Русского государства, они стали с той же настойчивостью добиваться права продавать скот и скотоводческое сырье на русских рынках в обмен на русские товары, с какой в свое время требовали у китайских властей открытия меновых рынков. И если русско-ойратские отношения развивались в общем в духе мирного соседства, то объясняется это в первую очередь тем, что обе стороны в равной мере были заинтересованы в развитии торгового обмена.

Сведения, сообщаемые биографом Зая-Пандиты, позволяют хотя бы приблизительно представить себе численность стад ойратских феодалов. В 1643г. Зая-Пан-дита получил в дар от дэрбэтского Хундулена-убаши 5 тыс. голов скота. В 1645 г. он и другие ламы получили от князей богатые дары: самому Зае досталось: 10 тыс. лошадей, другим высшим ламам — по 1000 и 500, рядовым — по 100, 60 и 10 лошадей. В 1647г. Эрдэни-хунтайджи подарил Зае 6 тыс. овец, в 1649 г. один из владетельных князей преподнес ему 100 быков, 1. тыс. овец и 40) лошадей. Приведенные цифры позволяют судить о количестве скота, принадлежавшего самим дарителям, т. е. светским феодалам. Источники сообщают, что в 1649 г. Очирту-Цецен-хан отправился в Тибет; для покрытия расходов собрал табун в 10 тыс. лошадей. Жена этого хана владела стадом, насчитывавшим более 20 тыс. голов крупного и мелкого скота.

Неизвестный иностранец, наблюдавший в XVII в. жизнь ойратов, писал: «У них много лошадей, быков, а также буйволов и овец... этим они крупно промышляют, отправляясь, например, в Китай (с табуном) в 8 и 10 тыс. лошадей, не считая овец и быков, которых они меняют на серебро и всякое добро. С подобными же табунами являются они ежегодно в Тобольск и Томск и меняют все это на товары, как, например, на юфть, медные котелки, кружки из желтой меди, железо и выдру, мех которой они предпочитают другим мехам». Мы можем рассматривать это описание как дополнительное свидетельство огромных размеров скотоводческого хозяйства ойратских феодалов. Правда, нельзя не учитывать того, что приведенные цифры относятся не к XVI, а к середине XVII в. Но какие бы поправки мы к ним не сделали, несомненным остается самый факт наличия крупного скотоводческого хозяйства феодалов и рост численности принадлежавших им стад, дававших продукцию, во много раз превышавшую личные потребности владельцев.

Рост численности стад и безостановочное дробление уделов толкали ойратских ханов и князей на путь территориальных захватов. Внутренние взаимоотношения и внешняя политика ханов и князей как Восточной, так и Западной Монголии к середине XVI в. стали определяться уже не только такими стародавними, можно сказать, традиционными, факторами, как борьба за рынки и за господство над торговыми путями, но и новыми — борьбой за пастбищные территории, необходимые для разраставшихся стад и для удовлетворения требований многочисленных наследников владетельных князей.

Указанные обстоятельства, как нам кажется, проливают свет на события, непосредственно предшествовавшие образованию Джунгарского ханства и обусловившие его рождение.

Монгольские источники «Алтан Тобчи» и «Эрдэнийн Тобчи» свидетельствуют, что в середине XVI в. началась новая серия вооруженных столкновений между ойратскими и восточномонгольскими феодалами. Первое из них произошло в 1552 г., когда против ойратов выступил туметский Алтан-хан. Важно отметить, что этому столкновению предшествовало целое столетие мирных и бесконфликтных отношений между феодалами востока и запада Монголии. Годы правления Даян-хана, как мы видели, характеризовались тесным военным и политическим сотрудничеством этих феодалов, причем ойратские ханы и князья служили всемонгольскому правителю как верные вассалы своему сюзерену.

Что же явилось причиной конфликта 1552 г. и ряда последующих войн между восточными и западными монголами?

Есть все основания полагать, что это было связано главным образом с той своеобразной земельной теснотой, которая возникла и обострилась вследствие роста численности стад, необходимости удовлетворить притязания растущего числа наследников и, наконец, как результат военных неудач ойратских феодалов в борьбе против Могулистана и других противников.

Китайские источники говорят, что после разгрома, учиненного могулистанским Мансур-ханом в 1530 г., ойратские правители все чаще и чаще проникали в долины Ганьсу и Кукунора, что не могло не вызвать опасений у восточномонгольских ханов, уже привыкших рассматривать указанные области как свою территорию. Стремление ойратов обосноваться в этих областях и нежелание восточных монголов допустить их туда и явились теми главными причинами, которые привели к срыву мирных отношений и к возобновлению вооруженной борьбы.

Новое столкновение между ойратами и восточными монголами произошло через десять лет, в году черной собаки (1562), когда правнук Даян-хана Хутухтай-Сэцэн-хунтайджи напал на торгоутов, принудил их к бегству и преследовал до берегов Иртыша. Еще через 12 лет, в году синей собаки (1574), развернулись военные действия между правителем Ордоса Буян-Батур-хунтайджи и ойратским Эсельбейн-хя, властвовавшим над хойтами. Последние потерпели поражение, а Эсельбейн-хя был взят в плен. В это же время Хутухтай-Сэцэн-хунтайджи, приходившийся двоюродным братом Буян-Батуру, вместе со своим сыном громил отоки батутов и чоросов. Вскоре, однако, Эсельбейн-хя освободился из плена; собрав силы, он напал на Буян-Батура, разбил его войско, а его самого убил.

О дальнейших вооруженных конфликтах между восточными и западными монголами повествуют летопись «Эрдэнийн эрихэ», оба ойратских «Сказания» и русские архивные материалы. Указанные источники единодушно свидетельствуют, что в этих конфликтах на стороне восточных монголов уже не участвовали ханы и князья Кукунора, Ордоса и других владений южнее Гоби. Место южногобийских феодалов заняли в 70-х годах XVI в. ханы и князья Халхи, до этого не участвовавшие в борьбе с ойратами.

Монгольская летопись «Эрдэнийн эрихэ» сообщает, что правнук Даян-хана и внук Гэрэсэндзэ — родоначальника династии правителей Халхи - Абатай (1534—1586) дал бой ойратам в местности Кубкэр-гэрийн, нанес им поражение и навязал им в правители своего сына Субагатая. Точная дата этого события неизвестна; по данным А. Позднеева, оно не могло произойти позже 1577 г. В эти же годы против ойратов выступил другой халхаский правитель — Сайн-Лайхор-хан (основатель династии Дзасакту-ханов), который дал им бой в устье р. Эмель, но победы не одержал. В 1586 г. умер Абатай. Этим воспользовались ойраты, которые подняли восстание, убили навязанного им в правители Субагатая и восстановили свою самостоятельность.

Характерной чертой перечисленных здесь конфликтов является то, что во всех случаях против ойратов выступали те восточномонгольские феодалы, владения которых непосредственно соприкасались с кочевьями того или иного ойратского правителя. Все эти конфликты были локальными, пограничными, их участниками чаще всего были одно какое-либо восточномонгольское и одно ойратское феодальное владение. Такие столкновения имели место не только в той пограничной зоне, где кочевали ойраты и их восточномонгольские соседи, но и на территории всей Монголии. Естественно, что при таких локальных конфликтах решались только локальные задачи. Они сводились к захвату пастбищ, скота и крепостных, принадлежавших соседнему владетельному князю. Многочисленные показания восточномонгольских, ойратских, калмыцких и русских источников не оставляют места сомнениям в том, что подавляющее большинство междоусобиц, которых в рассматриваемое время было так много по всей Монголии, были в своей основе такими же локальными и преследовали такие же местные, ограниченные цели.