Очерки истории Калмыцкой АССР. Дооктябрьский период. Издательство «Наука», Москва, 1967.

Глава V КАЛМЫЦКОЕ ХАНСТВО В XVIII в.
КРИЗИС 70-х ГОДОВ И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ

3. Земельный вопрос в Калмыкии и политика царского правительства; миссионерская деятельность православной церкви

В первой половине XVIII в. усилилась русская колонизация Нижнего Поволжья. Если в XVII в. русское население жило лишь в немногих поволжских городах или в непосредственной близости от них, то с начала XVIII в. картина постепенно меняется: в этот край устремились русские поселенцы, усилилась вольная крестьянская колонизация, связанная с усилением крепостнического гнета в ранее освоенных помещиками районах империи.

Вольная колонизация была дополнена правительственной. Колониальная политика царизма в национальных районах была гибкой, она учитывала не только интересы русского дворянства, но и купечества. Царское правительство предпринимало ряд важных мер по экономическому и политическому освоению юго-восточных окраин империи, Наиболее значительным из таких мероприятий в первой половине XVIII в. было устройство Царицынской укрепленной линии. В 1731—1732 гг. для охраны этой линии было призвано с Дона более тысячи семей донских казаков и поселено между реками Иловлей и Волгой. Гак было положено начало Волжскому казачьему войску. Устройство Царицынской линии облегчило помещикам колонизацию, главным образом, Правобережья Волги.

Первоначально русские форпосты в Калмыцкой степи мыслились как опорные пункты для обороны от набегов кочевников и как возможные очаги калмыцкой оседлости. В 1742 г. наместник ханства Дондук-Даши был в Петербурге и вел переговоры с канцлером А. М. Черкасским. В частности, он просил построить два городка — один на Яике у Индерских гор, возле которых казахи переправлялись через Яик, когда предпринимали нападения на калмыков, другой в низовьях Волги для зимовки наместника. Городок для наместника русские власти начали строить в том же 1742 г. на правом берегу Волги, между Астраханью и Черным Яром, назвав его Енотаевском или Енотаевской крепостью.

Астраханский губернатор В. Н. Татищев еще в 1743 г. представил правительству проект создания системы укрепленных городков, населенных казаками, для охраны движения по Волге, содействия распространению оседлости и земледелия в Калмыцкой степи.

Большое внимание в этом проекте было уделено Нижней Волге, району основных кочевий калмыков. Здесь намечалось использовать существовавшие города — Черный Яр, Красный Яр и Астрахань, а также вновь строящуюся крепость Енотаевскую. Кроме того, предполагалось построить три новых городка: Каменный Яр между Царицыном и Черным Яром, Калмыковский между Черным Яром и Енотаевском и третий между Енотаевском и Астраханью. В каждой как старой, так и новой крепости предполагалось иметь казачий гарнизон в 200 человек, за исключением Астрахани, гарнизон которой должен был состоять из 600 человек. Всего, таким образом, ниже Царицынской линии нужно было поселить 1800 человек казаков. Всем городам-крепостям следовало отвести земли под пашни, сенокосы и другие угодья, для чего предполагалось отмежевать от калмыцких кочевий и отдать казакам лучшие земли и водопои по Волге.

Проект В. Н. Татищева был осуществлен лишь частично. Сенатский указ 1750 г. учреждал Астраханский казачий конный полк из 500 человек, которому отводились земли для поселения, пастбищ и рыбных ловель.

Представляя свой проект освоения Калмыцкой степи, В. Н. Татищев отмечал, что стихийная колонизация этого края уже началась. Русские опорные пункты на Волге — Саратов, Дмитриевск и Царицын — до постройки Царицынской линии не имели при себе уездов и уездного оседлого населения. Но после устройства укрепленной линии началась крестьянская и помещичья колонизация. Помещики, главным образом Пензенского и Симбирского уездов, стали переводить сюда своих крестьян и основывать новые деревни. Население этих деревень было приписано к Пензенскому и Симбирскому уездам, отстоящим от новых поселений верст на 500 и более, отчего «в росправах тем обывателям великая трудность, а ворам и разбойникам бесстрашие». Вместе с тем В. Н. Татищев указывал, что в непосредственном соседстве с этими русскими поселениями «еще земли многие, к населению удобные, остаются праздны». Поэтому он предлагал приписать уезды к Саратову, Дмитриевску и другим городам по Волге и отмежевать земельные участки городам и их казачьим гарнизонам, а также крестьянам, уже живущим вблизи этих городов и желающим вновь поселиться.

Постоянные поселения довольно быстро появились в районах значительно ниже Царицынской линии. Так, например, в начале 40-х годов возник русский поселок на Черной гряде, в урочище, расположенном километрах в 40 к северо-западу от Енотаевска. Под защитой этой крепости русские крестьяне занимались земледелием и рыболовством. К 1746 г. на Черной гряде было уже «немалое число» русских крестьян. В этом году им было разрешено построить церковь, чем было легализовано существование этого населенного пункта. Возникновение оседлых поселений в районе кочевий вызывало раздражение калмыков. Появились случаи открытых столкновений между ними и поселенцами, с течением времени они стали учащаться. Правительство сочло в 1752 г. необходимым учредить в улусах при нойонах и в окраинных городах особые должности дворян «для разбора жалоб, тяжб», а также для наблюдения за калмыками и своевременного оповещения «командующих при калмыцких делах» о положении в степях.

Вопрос о новых оседлых поселениях в Калмыкии получил дальнейшее обострение в 60-х годах XVIII в. Это было связано с просьбой хошоутовского тайши Замьяна разрешить ему поселиться оседло и построить для себя дом. Замьян находился в ссоре с Дондук-Даши. Враждебные отношения сложились у него и с преемником Дондук-Даши, наместником ханства Убаши. Его желание поселиться оседло было продиктовано стремлением уйти из подчинения калмыцкому хану и получить защиту со стороны русской администрации. Просьбу Замьяна поддержал губернатор Н. А. Бекетов, лично докладывавший дело Замьяна в Коллегии иностранных дел в 1764 г. Одновременно был обсужден и общий вопрос о целесообразности перехода калмыков к оседлости. В результате обмена мнениями члены Коллегии иностранных дел высказались против общего перехода калмыков к оседлости, считая такое мероприятие «неполезным» для русского правительства. При этом были высказаны следующие соображения: а) калмыки ценны для русского правительства как легкое подвижное войско, которое охраняет юго-восточные границы империи и участвует в походах против неприятелей; б) то, что калмыки — кочевники, облегчает возможность обороны границ, так как нападают на них тоже кочевники — крымцы, кубанцы и т. д.; опасение натолкнуться на крупный отряд калмыков удерживает их от нападения; в) если же калмыки будут жить оседло, то соседним кочевникам легче будет найти уязвимое место для нападения на границу; г) при оседлом поселении калмыков неизбежно окажутся свободные степные просторы, которые могут занять враждебные России кочевники; д) кроме того, необходимо учитывать приверженность калмыков к их кочевому быту, и настойчивая пропаганда оседлости может породить у них недоброжелательное отношение к русскому государству.

Руководствуясь этими соображениями, Коллегия иностранных дел решила удовлетворить просьбу Замьяна об оседлом его поселении, но от широкой пропаганды оседлости рекомендовала воздержаться. Замьяна с подвластными ему калмыками было решено поселить на правом берегу Волги в урочище Крымский затон, в 60 верстах выше Астрахани. Чтобы обеспечить успех этого мероприятия, Коллегия считала целесообразным поселить по соседству с Замьяном русских, которые должны были оказывать непосредственную помощь оседлым калмыкам в их хозяйственных делах. Она рекомендовала использовать для этой цели 500 человек астраханских казаков, половину которых намечалось поселить у Крымского затона, а другую половину — в урочище Коровья Лука, тоже на правом берегу Волги, в 30 верстах выше Астрахани. Свои соображения Коллегия иностранных дел изложила в специальном докладе Екатерине II, которая и утвердила его 5 июля 1764 г.

Наместник Калмыцкого ханства Убаши и другие калмыцкие нойоны враждебно встретили переход Замьяна к оседлости. Не помогла делу и специальная грамота императрицы от 21 августа 1764 г., разъяснявшая, что Замьян, обитая оседло, по-прежнему остается в подчинении наместника ханства. Последний отнял у Замьяна большую часть его улуса. Когда в 1770 г. была закончена постройка дома для Замьяна, с ним поселились только 63 кибитки подвластных ему калмыков и астраханские казаки. Новое поселение Н. А. Бекетов назвал Замьян - городок.

Но это было не единственное мероприятие правительства по подготовке широкой колонизации Калмыцкой степи. 19 сентября 1765 г. был опубликован Манифест о генеральном размежевании земель во всей России. Предполагалось, что генеральное межевание позволит выяснить количество свободных земель, не введенных еще в хозяйственный оборот. Одновременно с Манифестом были опубликованы утвержденные правительством цены на землю. В частности, для Астраханской губ. назначались следующие цены: степи и площади, поросшие мелким лесом,— по 1 руб. за десятину, участки, где 'рос строевой лес, — по 2 руб. за десятину. 8 декабря 1765 г. был издан именной указ «Об обмежевании земель под поселение иностранных колонистов», а 25 мая 1766 г. Екатерина II утвердила «Инструкцию межевым губернским канцеляриям и провинциальным конторам», в которой были специальные указания о порядке выделения земли под поселения иностранцев. Вопросы о размежевании земель оседлых владельцев и земель кочевых народов, подданных империи, были изъяты из ведения межевых комиссий и подлежали рассмотрению в Межевой экспедиции Сената.

В Инструкции были специально оговорены земельные права волжских казаков, поселенных около г. Дмитриевска. Им следовало «земли с угодьями отмежевать по точной силе жалованных им грамот, а о других казаках, поселенных в степных местах Астраханской губернии, рассмотреть астраханскому губернатору, остаться ли им на прежних местах, или куда переселить». Если губернатор найдет нужным оставить казаков на местах существующих поселений, то им нужно отвести земли по 15 дес. на душу 108. В 1750—1760 гг. на левом берегу Волги в нескольких селах поселились крестьяне-украинцы, возившие соль с озера Эльтон к волжским пристаням.

Разумеется, все эти мероприятия не остались незамеченными калмыками.

20 сентября 1765 г. наместник ханства Убаши приехал в Астрахань и жаловался губернатору, что «выше Саратова в Луговой стороне по Иргизу и другим рекам начались новые поселения от русских людей, от которых чинятся калмыкам крайние обиды: захватывают без всякой причины скот их и самих людей», тогда как эти места «с самого прихода калмыцкого народа в Россию никогда заселяемы не были, и всегда тамо кочевали калмыки без всякого препятствия и притеснения». Наместник просил Н. А. Бекетова выяснить, по правительственному ли распоряжению или самовольно появились эти поселения в Калмыцкой степи. Он обращал внимание губернатора на то, что если русские поселения будут разрастаться, то калмыцкое скотоводство неизбежно погибнет из-за недостатка кормов. Н. А. Бекетов разъяснил наместнику, что русские поселения появились по распоряжению правительства и уничтожать их нельзя, но если дальнейшее их расширение будет угрожать калмыцкому скотоводству, то этому будет положен предел. Чтобы ликвидировать взаимные ссоры и обиды, будет проведено размежевание земель между оседлыми поселениями и калмыками. Вместе с тем Н. А. Бекетов послал распоряжения воеводам Саратова и других приволжских городов о немедленном и справедливом разрешении всех споров.

Оседлые поселения продолжали расти. Укрепленные линии по берегам Волги, Яика и Терека служили опорными пунктами колонизации. К началу 60-х годов XVIII в. русская и украинская колонизация охватила и левый берег Волги от Самары до Царицына. Ширились казачьи станицы от Камышина и Дубовки вниз по Волге, а по обоим берегам этой реки, выше и ниже Саратова, стали появляться иностранные колонии. Земельная теснота все ощутимее сказывалась на кочевом скотоводческом хозяйстве калмыков. Увеличение пастбищных территорий за счет соседей было невозможно, поскольку казахские жузы в 30—40-е годы XVIII в. приняли русское подданство и пользовались защитой России. Царское правительство строго запретило казахам и калмыкам переходить р. Яик, превращенную в границу, отделявшую владения тех и других, и вступать в какие-либо взаимные отношения. При этом оно имело в виду: «Ежели калмыки какую противность окажут, то можно на них киргизов обратить, а напротив того, буде киргиз -кайсаки что сделают, то по них калмык и башкирцев послать, и так друг друга смирять и к лучшему послушанию приводить без движения русских войск; калмыков, башкирцев и киргиз-кайсаков, несогласных между собой, и впредь всегда в том содержать надобно».

Колонизационная политика царизма вела к тому, что район калмыцких кочевий постепенно суживался. Больше всего это ударяло по интересам крупных феодальных хозяйств, обладавших многотысячными собственными табунами и стадами, владевших, кроме того, большими многонаселенными улусами. Сокращение пастбищных территорий обостряло внутренние отношения в ханстве, стимулируя межфеодальную борьбу за пастбищные угодия. Наместник ханства Убаши в конце 1766 г. подал письменный протест астраханскому губернатору и одновременно обратился к верховной власти с просьбой о защите, так как захватываются калмыцкие кочевья по Волге, а они «к кочевью в летнее время, кроме волжских мест, (других) не имеют».

Справедливость претензий Убаши поддерживал и подполковник И.А. Кишенской, состоявший при наместнике Калмыцкого ханства. В своем докладе Коллегии иностранных дел он писал: «По луговой стороне реки Волги, где прежде калмыки кочевали, от самой Самары до Царицына, едва не все места заняты селениями, и в близости оных калмык не допускают; и происходят с обеих сторон непрестанные ссоры, грабежи и драки; и захватывают друг у друга людей и скот, а иногда делается смертное убийство и в скоте утрата».

Выход из создавшегося положения И.А. Кишенской видел в размежевании калмыцких кочевий и земель оседлых поселений, проведенном с участием представителей Калмыцкого ханства, «дабы калмыки, будучи сведомы о точных границах тех жительств, впредь кочевьем во оные не входили, а и российские калмыкам под видом их дач за потраву сенных покосов и прочих угодий так, как ныне, претензий делать не могли». Если межевание не будет проведено, считал И.А. Кишенской, то «для кочевания калмыкам летом при Волге места останется весьма мало». Правительство, не желая доводить дело до крайнего обострения, решило начать межевание калмыцких кочевий и земель, занятых русскими селениями и колониями иностранных поселенцев, и отдало распоряжение составить карту спорных районов. Но было уже поздно. 5 января 1771 г. большая часть тайшей подняла свои улусы и начала откочевку из пределов России в Джунгарию.

Колонизация Калмыцкой степи несла с собой значительное ухудшение условий жизни обитателей Калмыкии. Было бы вместе с тем ошибкой думать, что в основе колонизационной политики царского правительства лежала забота об интересах русского крестьянства. От его политики выигрывали в первую очередь и главным образом русские помещики, в руки которых попадала колонизуемая земля вместе с беглыми крестьянами, пополнявшими собой число «душ», принадлежавших этим помещикам.

Но наряду с этим следует отметить и некоторые положительные элементы русской крестьянской колонизации. Крестьяне-поселенцы, общаясь с калмыками-тружениками, знакомили их с техникой обработки земли и с оседлой культурой. Общение русских и калмыцких трудящихся обогащало их опыт и закладывало основу для солидарной борьбы против эксплуататоров.
Крупную роль в жизни калмыцкого общества в описываемое время играла православная церковь, исправно служившая интересам правящих классов России. Начав в XVII в. миссионерскую деятельность в Калмыкии, она достигла в XVIII в. значительных успехов. Количество крестившихся калмыков и выразивших желание принять православие было настолько значительно, что русское правительство стало отводить особые места для поселения крещеных. При выборе этих мест правительство руководствовалось соображениями о наилучшем использовании калмыков в качестве военной силы, охраняющей рубежи империи от нападений извне. Свидетельством этому может служить история образования поселений донских и Чугуевских калмыков, о чем было сказано выше. Об этом же свидетельствует история новых калмыцких поселений, возникших в XVIII в. на левом берегу Волги, на Тереке и Урале.

Процесс крещения калмыков нашел отражение уже в первых шертных грамотах Аюки-тайши, данных им в 1673, 1677, 1683 и 1697 гг. Ими устанавливалось, что калмыки имеют право переходить в христианство, покидать своих правителей и переселяться в русские города и села. Что касается некрещеных калмыков, бежавших от их нойонов, то они подлежали возвращению в свои улусы и задерживать их в русских пределах запрещалось. В этих условиях самовольная откочевка эксплуатируемых калмыков от их нойонов, беспощадно каравшаяся старыми феодальными законами и потому, как правило, безуспешная, получила известную легальную форму. Стоило этим откочевщикам заявить об их желании сменить ламаизм на православие, как они немедленно попадали под покровительство русских властей и становились недосягаемыми для нойонов. Так перед трудящимися калмыками открылся путь к избавлению от наиболее жестоко их эксплуатировавших владык. Побеги настолько участились и приняли такой массовый характер, что обеспокоили Аюку, поставившего этот вопрос перед Петром I. Правительство оказалось в затруднительном положении. С одной стороны, нуждаясь в калмыцкой военной силе, оно было заинтересовано в дальнейшем распространении православия среди калмыков, с другой, опасаясь вызвать недовольство тайшей и их отказ высылать войска против недругов России, оно не могло форсировать христианизацию. Выход был найден в компромиссе, выразившемся в указе Петра I от 25 января 1717 г., который обязывал русские власти вернуть бежавших калмыков и запрещал их прием в дальнейшем. Но эти мероприятия не распространялись на калмыков, изъявивших желание принять христианство. Желая устранить поводы к конфликтам, правительство приняло решение изолировать крещеных калмыков от некрещеных и направить первых на усиление гарнизона пограничного г. Чугуева. Впредь же, гласил указ, «отсылать их для крещения и поселения в иные русские места».

В 1719 г. в Синоде обсуждался вопрос о дальнейшей, более активной, христианизации нерусских народов и был намечен ряд мер в этом направлении. В 1731 г. в г. Свияжске была создана комиссия для крещения поволжских народов, в 1740 г. ее преобразовали в «Новокрещенскую контору» с многочисленным штатом чиновников, проповедников и воинской командой. Контора распространила свою деятельность и на калмыков.

Православие принимали не только рядовые калмыки, но иногда и тайши. Одним из первых на этот путь встал Баксадай-Доржи, внук Аюки, сын его старшего сына Чакдоржаба. Весной 1724 г. он крестился в Петербурге, превратившись в князя Петра Петровича Тайшина. Его восприемником был Петр I. Принимая обряд крещения, Баксадай-Доржи обратился к императору, обещавшему выполнить любую его просьбу, с тем «чтоб мне на место умершего деда моего Аюки хана быть ханом». Петр осторожно ответил: «Как могу, то сделаю». Об этом сам П. П. Тайшин писал 6 июня 1731 г. царице Анне Ивановне. Таковы были планы, которые он лелеял, сменив ламаизм на православие.

Но в массе своей калмыцкая знать оставалась верной религии отцов и сопротивлялась христианизации улусов. Так возникло одно из противоречий между калмыцкими нойонами и правительством царской России, для которого распространение христианства было важным звеном его политики в Калмыкии. Об известных успехах этой 'политики можно судить по тому, что к середине 30-х годов XVIII в. вышло в города только Астраханской губ. и было крещено 1446 калмыцких семей, насчитывавших 5282 души. Переход калмыков в христианство продолжался и позже, вызывая растущее недовольство тайшей. Хан Дондук-Омбо настойчиво требовал возвращения в улусы ново-крещеных или, в крайнем случае, передачи их в управление его двоюродного брата православного князя Петра Тайшина. Правительство ответило, что и впредь будет поступать согласно шертовальным грамотам Акжи-хана, но согласилось передать крещеных калмыков под управление П. П. Тайшина. Последнее, однако, выполнено не было. В 1736 г. Дондук-Омбо вновь потребовал возвращения всех крещеных калмыков и запрещения перехода в христианство в будущем. «Ежели ж те крещеные в его улусы не отдадутся, — писал он, — то б их всех от Волги отвести в дальные российские места и тамо, яко сущих россиян, поселить и употребить бы в службу». В этих словах ясно чувствуется страх калмыцких правителей остаться без подданных, среди которых нарастала тяга к изменению тяжелых условий жизни путем отказа от ламаизма и перехода в православие.
В ответ на требование Дондук-Омбо правительство России сообщило, что не может ни отдать крещеных в улусы тайшей, ни запретить переход калмыков в христианскую веру. Оно согласилось изолировать крещеных от некрещеных калмыков и подтвердило свое обещание передать первых под власть Тайшина. Впредь, если калмыки будут просить о крещении с целью избавиться от наказания за совершенные преступления, то им будет отказано в крещении и их возвратят в калмыцкие улусы. Вместе с тем будет запрещено проживание калмыков в русских городах без соответствующего письменного разрешения их тайшей.

В том же 1736 г. П. П. Тайшин сам обратился к правительству с просьбой передать в его ведение всех крещеных калмыков, построить для него город и выделить ему отдельную территорию для кочевания. Правительство решило удовлетворить эту просьбу. Но воспользоваться данным решением П. П. Тайшин не успел. В начале 1737 г. он умер. Правительство издало указ, повелевавший передать управление крещеными калмыками вдове умершего князя княгине Анне Тайшиной. Для нее на левом берегу Волги выше Самары была построена крепость, названная в 1739 г. Ставрополем. Сюда было доставлено около 700 крещеных семей, насчитывавших всего 2104 души обоего пола. К 1754 г. это число увеличилось до 8695 душ. Так возникло Ставропольское калмыцкое поселение.

Из других представителей калмыцкой знати приняла христианство вдова Дондук-Омбо ханша Джан, о чем уже говорилось выше. Вместе с ней в 1744 г. крестились четыре ее сына и две дочери. Ханше Джан и ее потомству была при этом присвоена фамилия князей Дондуковых.
Однако, несмотря на активную поддержку царского правительства, в общем успехи в распространении христианства среди калмыков в XVIII в. были довольно скромными. Это объяснялось решительным противодействием со стороны калмыцких ханов и нойонов, не говоря уже о ламах. Уход крестьян калмыков из под нойонской власти задевал коренные интересы калмыцких феодалов, которые теряли улусных людей, а вместе с ними и доходы, составлявшие главный источник их силы и могущества. Когда же крещение принимал какой-нибудь тайша или зайсанг, то его уход из-под власти старших представителей класса феодалов постепенно ослаблял экономические и политические позиции последних, сокращая численность их войск и массу их феодальных доходов. Когда хошоутский нойон Ончик задумал в 40-х годах креститься, правитель ханства Дондук-Даши захватил его семью и имущество. Астраханский губернатор В. Н. Татищев выступил было в защиту Ончика. Но Дондук-Даши отверг его вмешательство, заявив: «Когда кто уже крестился, мы не требуем, а хотя кто креститься желает, и о том мы уведаем, и от того удержим, или хотя и побьем до смерти, за то на нас штрафа не взыскивалось, для того что они еще в наших руках». Дондук-Даши, как видим, не стесняясь, говорил, что нойоны не остановятся перед убийством желающих креститься. Многочисленные данные источников приводят к выводу, что главными причинами некоторого успеха христианизации в Калмыкии было, во-первых, стремление трудящихся калмыков освободиться от гнета феодальной эксплуатации, во-вторых, стремление царского правительства получить в лице крещеных калмыков послушное войско, в мирное время охраняющее границы империи, а во время войны участвующее в ней наравне с русскими армиями.