|
Очерки
истории Калмыцкой АССР. Дооктябрьский период. Издательство
«Наука», Москва, 1967.
Глава VI ИЗМЕНЕНИЯ
В ХОЗЯЙСТВЕННОМ И СОЦИАЛЬНОМ СТРОЕ КАЛМЫКОВ В КОНЦЕ XVIII-ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ
XIX в. ПОЛИТИКА ЦАРИЗМА В КАЛМЫКИИ
2.
Политика царизма в Калмыкии и система управления калмыцким народом
Принимая калмыков в русское подданство в XVII в., царское
правительство ставило себе главной целью использовать их для защиты юго-восточных
границ Русского государства. Интересовалось правительство и торговлей
с калмыками, богатыми скотом.
Уход части калмыков в Джунгарию в 1771 г. имел своим
непосредственным следствием то обстоятельство, что оставшиеся калмыки
уже не представляли, по своей малочисленности, внушительной военной силы;
изменилось положение и на границах, не требовавшее, как это было в XVII—XVIII
вв., постоянных мер по защите. Зато у калмыков было много скота. Калмыцкие
лошади могли быть использованы и для конского ремонта в кавалерийских
частях, и для увеличения конского поголовья в русских хозяйствах — помещичьих
и крестьянских. Калмыцкие овцы и рогатый скот представляли значительный
интерес, так как давали большое количество мяса, сала, шерсти, кож. Наконец,
калмыки занимали обширную территорию. Правда, земля их была недостаточно
плодородна, но тем не менее возможность развития земледелия в Калмыцкой
степи и ее колонизации не была исключена. Отсюда царское правительство
делало вывод о необходимости более полного надзора за калмыцкими кочевьями.
Государственных податей в казну калмыки не платили.
С них взималось только по 1 руб. 50 коп. ассигнациями (44 коп. серебром)
с кибитки на содержание Калмыцкого управления.
Вместо уплаты повинностей калмыки были обязаны нести
кордонную и полицейскую службу. Для отбывания кордонной службы ежегодно
назначалось по 205 человек, которые поступали в распоряжение Астраханского
казачьего войска и вместе с казаками распределялись по кордонам в степях
на луговой стороне Волги. Для полицейской службы ежегодно назначалось
240 человек, из которых составлялись внутренние пикеты, на обязанности
которых лежало наблюдение за порядком в степи, в частности, предотвращение
взаимных отгонов скота. Несли калмыки и подводную повинность: они обязаны
были поставлять верблюдов и лошадей, а также кибитки при разъездах чиновников
Калмыцкого управления по улусам. Наряд калмыков на службу и взимание всякого
рода сборов являлись обязанностью аймачных зайсангов. Они же командовали
и внутренними пикетами, отбывавшими полицейскую службу.
Политика подчинения калмыков правительственному надзору
проводилась постепенно. На рубеже XVIII—XIX вв. русское правительство
даже восстановило звание наместника ханства и суд Зарго, уничтоженные
в 1771 г. Указом Павла I от 14 октября 1800 г. владелец Малодербетовского
улуса Чучей Тундутов был сделан наместником ханства, и при нем был восстановлен
суд Зарго из восьми членов — представителей от зайсангов и духовенства.
Александр I 26 октября 1801 г. подтвердил права, данные калмыкам его отцом,
несколько ограничив власть наместника ханства, который был подчинен астраханскому
военному губернатору. Кроме того, при наместнике была учреждена должность
главного пристава, на которую был назначен русский чиновнику Официально
главный пристав считался посредником, руководителем и защитником интересов
калмыцкого народа перед русскими властями. Фактически он был назначен
для повседневного надзора за деятельностью наместника ханства и других
калмыцких владельцев. У главного пристава были помощники — частные приставы,
назначенные в каждый улус для несения полицейских обязанностей. Главный
пристав подчинялся Коллегии иностранных дел.
Таким образом, Чучей Тундутов не получил той власти,
какой пользовались его предшественники — калмыцкие ханы и наместники ханства.
Ни одного более или менее ответственного шага он не мог предпринять без
участия и одобрения царских чиновников. Назначение Чучея наместником не
дало тех результатов, каких ожидало царское правительство. Наместник ханства
не мог явиться проводником политики царизма в Калмыкии, так как не пользовался
авторитетом среди калмыцких владельцев. Нойоны не признавали его власти
над собой, не подчинялись его распоряжениям. Произвольным сбором албана
нойоны разоряли население. Суд Зарго бездействовал.
В мае 1803 г. Чучей Тундутов умер, завещав должность
наместника своему сыну Эрдени-тайши. Кроме него, на должность наместника
ханства претендовали и некоторые другие владельцы. Правительство не утвердило
завещания Чучея Тундутова, оно окончательно ликвидировало ханскую власть
в Калмыкии и подчинило всех калмыков общему управлению главного пристава.
В ответ на поступавшие к главному приставу жалобы на
бездеятельность Зарго и нарушения в суде норм Уложения 1640 г. Министерство
иностранных дел в 1821 г. направило главному приставу калмыцкого народа
Каханову копию этого Уложения, поручив ему пересмотреть его в соответствии
с изменившимися условиями жизни калмыков, собрав для этой цели владельцев
и представителей калмыцкого духовенства. 19 марта 1822 г. в урочище Зидзили
было созвано совещание, состоявшее из членов суда Зарго и представителей
нойонов и духовенства. Зинзилинское собрание пересмотрело Уложение 1640
г. и законы Дондук-Даши и дополнило их некоторыми новыми статьями. Решения
Зинзилинского собрания не были единодушными. Основным пунктом расхождения
был вoпрос о системе управления калмыцким народом. Большинство владельцев,
во главе снойонами Эрдени-тайши Тундуковым и Серебджабом Тюменевым считало,
что центром управления должен явиться суд Зарго, состоящий из представителей
нойонов, зайсангов и духовенства и помещающийся вдали от Астрахани в пределах
кочевий Малодербетовского улуса; русские чиновники не должны принимать
никакого участия в работе Зарго. Правительство не утвердило «Зинзилинских
постановлений», так как они шли вразрез с общей линией политики царизма,
стремившегося сосредоточить управление калмыками в руках русских чиновников.
Правительство разработало свою систему управления калмыцким народом. Сущность
этой системы сводилась к дальнейшему ограничению политической самостоятельности
калмыцких феодалов и подчинению их повседневному надзору со стороны царских
чиновников. Такой же, только еще более мелочной административной опеке
было подчинено и все калмыцкое население.
Эти мероприятия проводились постепенно. Первым этапом
на этом пути было издание 10 марта 1825 г. «Правил для управления калмыцкого
народа». По этим правилам управление калмыками было передано из Министерства
иностранных дел в ведомство Министерства внутренних дел; этим подчеркивалось,
«что Калмыцкая степь отныне является одной из внутренних областей империи
Правила 1825 г. усилили роль представителей правительства в управлении
калмыками, которое на две трети было составлено из царских чиновников,
и уточнили административные функции калмыцких владельцев и улусного управления.
Но они не затронули отношений калмыцких владельцев и зайсангов к подвластному
им населению.
Следующим этапом политики правительства было издание
Положения 24 ноября 1834 г., проведенного в жизнь с 1 января 1836 г. Внешне
управление калмыками мало изменилось по сравнению с временными Правилами
1825г. Иногда дело сводилось лишь к переименованию того или иного органа
управления. Учрежденная в 1825 г. в Астрахани «Комиссия калмыцких дел»
была заменена «Управлением калмыцким народом», главный и улусные приставы
— попечителями. Но при внешнем сходстве с Правилами 1825 г. Положение
1834 г., осуществляя систему «попечительства», особенно энергично проводимую
Николаем I с 30-х годов, затрагивало и такие стороны жизни калмыцкого
народа, которых совершенно не касались Правила 1825 г. Так, нойоны и зайсанги
по калмыцкому обычаю имели право дробить свои улусы и аймаки между своими
детьми. В начале XIX в. этот обычай стал исчезать — улус и аймак, как
правило, переходили к старшему сыну. Положение 1834 г. узаконило этот
порядок. Дробление улусов и аймаков было запрещено. Были определены повинности
населения в пользу владельцев, о чем уже упоминалось в другой связи. Денежный
сбор (албан) был назначен в 28 руб. 50 коп. ассигнациями с кибитки. Из
этой суммы 2 руб. поступало в пользу аймачного зайсанга, а остальные 26
руб. 50 коп. в четырех казенных улусах шли на содержание калмыцкого управления.
В пяти владельческих улусах эта сумма распределялась иначе: 25 руб. шло
в пользу нойона—владельца, 2 руб. — аймачному зайсангу и 1 руб. 50 коп.
— на содержание Калмыцкого управления.
Некоторые статьи Положения 1834 г. отражали стремление
правительства ограничить произвол феодалов по отношению к рядовому населению
улусов. Нойонам и зайсангам было запрещено продавать, закладывать и дарить
подвластных им калмыков. Положение 1834 г. провозглашало право калмыков
жаловаться как на своих владельцев, так и на чиновников Калмыцкого управления,
ограничило вмешательство калмыцкого духовенства в светские дела, относя
к его ведению только дела, касающиеся религии, семейной жизни и нравов.
Эти нормы закона были далеки от действительных отношений,
господствовавших в Калмыцкой степи, и в значительной части остались на
бумаге.
Завершение системы «попечительства» было проведено в
жизнь Положением 23 апреля 1847 г. об управлении калмыцким народом. Это
новое Положение было отредактировано в полном соответствии с Положением
30 апреля 1838 г., выработанным министром государственных имуществ графом
П. Д. Киселевым для государственных крестьян, где система «попечительства»
нашла свое наиболее яркое выражение.
По Положению 23 апреля 1847 г. управление калмыками
передавалось из Министерства внутренних дел в ведение Министерства государственных
имуществ. Непосредственное управление калмыками поручалось управляющему
Астраханской палатой государственных имуществ, который вместе с тем получал
звание главного попечителя калмыцкого народа. В Астраханской палате государственных
имуществ было создано специальное управление по калмыцким делам. Оно состояло
из царских чиновников и одного депутата от калмыцкого народа, избираемого
владельцами и аймачными зайсангами сроком на 3 года. Областной суд Зарго
был упразднен, а дела, подлежавшие его компетенции, были переданы Астраханской
губернской палате уголовного и гражданского суда.
Несколько изменился и состав управления в улусах. Вместо
нойона-владельца или правителя и улусного попечителя с его помощником,
наблюдавших за деятельностью владельца или правителя, было создано объединенное
улусное управление, состоящее из тех же лиц, причем главную роль играл
не владелец, а попечитель. Все распоряжения по улусу исходили от него
и только согласовывались с владельцем. Попечитель вместе с тем нес полицейские
обязанности и наблюдал за правильностью сбора албана с подвластных владельцу
калмыков. Попечители улусов давали письменные свидетельства на отлучку
из улусов. Билеты для найма на работы выдавались из улусных управлений
с оплатой 15 коп. серебром в «общественный капитал». В билетах отмечалось
денежное поручительство владельца улуса, правителя или зайсанга за нанимавшегося.
Улусный суд, или Зарго, по Положению 1847 г. был уравнен
в правах с волостными расправами.
Вместе с тем по Положению 1847 г. в калмыцких улусах
и аймаках появились в соответствии с законами для государственных крестьян
улусные и аймачные сходы. Состав и компетенция этих сходов совпадали в
основных своих чертах у улусного с волостным сходом, у аймачного — с сельским.
Калмыки, не имевшие собственного хозяйства, не могли участвовать в сходах.
Положение 1847 г подтвердило те ограничения власти нойоноа
и зайсангов над калмыцким населением, какие были установлены в 1834 г.
Остался без изменения и размер албана, только счет с ассигнаций был переведен
на серебро. Положение 1847 г. отражало и мероприятия правительства по
христианизации калмыков. Калмыки-простолюдины, принимавшие христианство,
имели право перейти в сословие государственных крестьян или казачество,
взяв с собой все свое имущество и скот, в том случае, если их владелец
не обращался в христианство. За такой переход правительство вознаграждало
владельцев и зайсангов выдачей им суммы, равной пятилетнему доходу, получавшемуся
от ушедших от них калмыков.
Такова в общих чертах схема управления калмыцким народом,
введенная в 1847 г. Она является углублением и завершением системы «попечительства»,
которая по принятой Министерством государственных имуществ политике распространялась
на вопросы хозяйствования и быта и должна была осуществляться путем полицейско-бюрократических
мероприятий. По Положению 1847 г. функции царских чиновников были значительно
усложнены. Главный попечитель кроме наблюдения за порядком в управлении
должен был собирать сведения о численности калмыков, заботиться об улучшении
«нравственного и хозяйственного быта» калмыцкого населения, врачебном
благоустройстве калмыцких улусов, обеспечении «народного продовольствия»
в Калмыцкой степи, развитии среди калмыков оседлости, в частности, об
устройстве поселений вдоль больших дорог, проходящих через калмыцкие кочевья.
Положение 1847 г. особенно подчеркивало заботу правительства
о развитии калмыцкой оседлости. Главный попечитель должен был приглашать
к себе нойонов — владельцев и правителей улусов и внушать им необходимость
оседлой жизни и занятия земледелием. Он же был обязан заботиться о назначении
мест под поселение и о хозяйственном устройстве новых поселков. Заботу
о развитии оседлости и земледелия Положение 1847 г. вменяет в обязанность
и нойонам-владельцам и правителям улусов, а улусным попечителям поручает
наблюдать за деятельностью владельцев в этом направлении и оказывать им
всяческое содействие.
Улусные попечители должны были следить и за торговлей
в калмыцких улусах, чтобы она не ускользала от правительственной регламентации
и шла в направлении намеченном правительством, которое было заинтересовано
в поставке калмыцкого скота на русские рынки.
Следствием этих мероприятий были некоторые успехи сенозаготовок
и земледелия в Калмыцкой степи. Часть калмыков — нойоны, зайсанги и наиболее
состоятельные из простолюдинов — заготовляла на зиму сено и камыш. Некоторое
развитие у калмыков получило и земледелие, о чем уже упоминалось.
Еще в 1846 г. правительство решило приступить к устройству
поселений вдоль дорог через Калмыцкую степь, с целью сделать безопасным
проезд торговых караванов. Было предположено основать в калмыцких кочевьях
44 станицы с отводом поселенцам по 30 дес. земли на душу м. п. По инструкции
1846 г. тем из калмыков, которые пожелали бы поселиться в станицах, было
намечено отвести земли: нойонам по 1500 дес., аймачным зайсангам по 400
дес., безаймачным зайсангам по 200 дес. на семейство, калмыкам-простолюдинам
по 30 дес. на душу м. п. За поселенцами, кроме того, сохранялось право
выпаса скота на общих калмыцких пастбищах. Насколько важно было это мероприятие
в глазах правительства, можно видеть из того, что главный попечитель калмыцкого
народа должен был уделять особое внимание этому вопросу. По Положению
1847 г., у него был особый помощник «для дел о заселении дорог, через
калмыцкие земли пролегающих».
Но это мероприятие не привело к широкому внедрению оседлости
среди калмыков. Предоставленными льготами воспользовалась лишь незначительная
часть привилегированной верхушки калмыцкого общества. Большинство же калмыков
отказалось от поселения, так как по условиям своего быта калмыки не могли
сразу перейти к земледельческому хозяйству. Дороги были заселены русскими
и украинскими крестьянами.
Мероприятия в области обеспечения народного продовольствия
выражались в следующем: после издания Положения 1834 г. часть покибиточного
сбора, поступавшего в казну, стала отчисляться в так называемый общественный
капитал. Он пополнялся также штрафными деньгами, сбором за билеты и суммами,
поступавшими от сдачи на оброк части калмыцких земель. По Положению 1847
г., Астраханская палата государственных имуществ по мере роста общественного
капитала должна была заготовлять в улусах некоторые запасы хлеба «для
удержания на оной умеренных цен и для отпуска нуждающимся калмыкам за
ту же цену, в какую обошелся при заготовлении».
Система «попечительства» предусматривала организацию
медицинской помощи населению. В калмыцкой степи лечением больных занималось
калмыцкое духовенство, так называемые гелюнги — эмчи (медики), которые
пользовались большим авторитетом у калмыков. Однако эта медицинская помощь,
использовавшая и некоторые приемы тибетской медицины, редко достигала
положительных результатов.
Страшным бичом для калмыцкого населения являлась оспа.
Боязнь этой болезни была настолько велика, что калмыки обычно оставляли
больных на произвол судьбы, а сами откочевывали в другое место. Русское
правительство не могло равнодушно смотреть на развитие эпидемий в Калмыцкой
степи, так как они проникали и в другие районы страны. Поэтому еще в конце
XVI I в. правительство начало пропагандировать оспопрививание среди калмыков.
8 июля 1839 г. были утверждены правила оспопрививания у калмыков, из их
среды были созданы постоянные кадры оспопрививателей. После 1839 г. число
прививок оспы стало расти. В 1840 г. оспа была привита 6217 калмыкам,
в 1843 г. количество калмыков, прививших себе оспу, возросло до 11 тыс.
человек. Все же оспопрививание охватило лишь незначительную часть калмыцкого
населения.
В степи появились первые русские врачи, которые пытались
бороться с различными болезнями, распространенными среди калмыков. Деятельность
врачей осложнялась антисанитарными условиями калмыцкого быта и недоверием
масс к русским врачам. К тому же врачей было явно недостаточно.
Правительство обратило внимание на развитие грамотности
среди калмыков, преследуя здесь узко-практические цели. Задача устройства
калмыцких школ сводилась лишь к тому, чтобы «приобрести искусных переводчиков,
толмачей и вообще чиновников, которые, владея инородческим и русским языком,
могли бы впоследствии с меньшими затруднениями ознакомиться с бытом калмыков
и тем оказать значительную услугу правительству». Первоначально в калмыцкие
школы принимались только русские мальчики, которые изучали калмыцкий язык,
чтобы со временем сделаться переводчиками. Одновременно с изданием Положения
1847 г. было утверждено и Положение об Астраханском училище для калмыков
на 50 человек. В училище принимались по преимуществу дети нойонов, зайсангов
и тех из калмыков, которые были на военной службе. Учреждение училища
преследовало ту же цель подготовки переводчиков. На время обучения учащиеся
изолировались от своих семей. Первый год обучения дал очень незначительные
результаты. Некоторые из учеников даже не научились читать по-русски.
Положения 1834 и 1847 гг. подчинили все управление калмыками
последовательно проводимой системе административной опеки. Официально
оправдываемые заботой о благосостоянии калмыцкого народа, они стесняли
инициативу этого народа и очень мало содействовали улучшению его хозяйства
и быта.
|