Об участии калмыков в Отечественной войне 1812 года

В связи с военными действиями в Европе, 30 ноября 1806 года Александр I выпустил манифест о созыве народного ополчения.

Главный пристав А. И. Ахвердов обратился к калмыцким владельцам и духовенству, чтобы собрались они в улусе Му-Кукена на почтовой станции Шуралинской Кизлярского почтового тракта.

Уже в марте Ахвердов докладывал графу Гудовичу, что отправил три отряда в 3300 человек. Калмыки выступили в поход под командою: 1-й отряд Сербеджапа Тюменя в 1250 человек, 2-й отряд — Торгоутовского владельца Санжи-Убаши в 1150 человек.

Как писал Г. Прозрителев "К Подпольной пристани ополчение прибыло в следующем составе: 1 -й отряд в числе 1250 человек под командой Сербеджапа Тюменя... Отряд сопровождал пристав Амельченков. В отряде было 2500 лошадей и 125 верблюдов". В этот отряд входили 750 человек Багацохуровского улуса. Второй отряд был под командой Санжи-Убаши в числе 900 человек. Племянник Санжи-Убаши — Эрдени Цаган-Кичиков командовал отрядом в 1150 человек, а Габун-Шарап Хапчуков — в 230 человек. Владельцы улусов были на правах пятисотенных начальников, а зайсанги состояли в должностях есаулов, сотников и хорунжих. Каждый отряд и сотни имели свои значки и знамена.

Заметим, что отряд Багацохуровского улуса находился в составе войска под командой Тюменя, а отряд в 400 человек из Эркетеневского улуса, под командой зайсангов Мирзы и Мацака, находился в войске Эрдени Цаган-Кичикова.

В виду обострения международной обстановки 7 апреля 1811 года последовал указ о формировании двух калмыцких пятисотенных полков. Формирование этих полков было возложено на Сербеджапа Тюменя и Эрдени-тайши Тундутова, как на особо отличившихся в предыдущей кампании, под общим надзором пристава подполковника Халчинского. Из последующих материалов известно, что в составе 2-го калмыцкого полка под командованием С. Тюменя, были калмыки из других улусов, так же как в 1-м полку под командованием Джамбо-тайши Тундутова были калмыки и зайсанги из Большедербетовского улуса.

Боевой путь двух калмыцких полков, героизм их командиров, зайсангов и рядовых калмыков в Отечественной войне 1812 года достаточно хорошо исследован во многих трудах историков, поэтому мы здесь не останавливаемся на описании похода. Когда в 1912 году отмечали столетний юбилей победы в этой войне, выявились многие имена и потомки участников войны, которые были отмечены причислением их к российскому дворянству.

Интересен тот факт, что, например, в кампанию 1807 года калмыки снарядили более пяти тысяч человек, а через пять лет просили снарядить два полка всего в тысячном составе. Это можно объяснить только тем, что в 1812 году возможность защищать Россию получили многие другие народы Империи, которые в предыдущих войнах не принимали участия.

Г. Н. Прозрителев, обозревая вклад калмыков в дело защиты Отечества, имея в виду участие их в войнах России, а также отмечая понесенные калмыцким народом в этих войнах потери, писал:

"Геройство — удел немногих, и война берет именно лучших людей, более крепких душою и телом.

Калмыки понесли тысячи этих потерь. У них кровавой рекой смыта их интеллигенция и без нее народ остается, как без духовных вождей.

На памятнике Кавказской борьбы "Честь героям" и калмыкам должно быть отведено место; так говорят исторические документы".

В 20-х годах XIX века некоторые калмыцкие нойоны и зайсанги — члены калмыцкого суда Зарго были озабочены пересмотром калмыцких действующих законов и отграничением кочевий. Во-первых, законы и наказания не соответствовали изменившимся условиям жизни; во-вторых, калмыцкие кочевья стали сужаться под наплывом крестьян и возникновением их поселений. В 1820 году, после долгого ожидания, Эрдени-тайши Тундутов и Батур-Убуши Тюмень удостоились приема у Александра I. Император дал распоряжение, чтобы просьбы калмыков были удовлетворены. Результатом ходатайств стало принятие так называемого Зинзилинского постановления.

Представители всех улусов несколько раз собирались в урочище Зинзили. Собравшиеся обратились к главному приставу Каханову с тем, что "верховное правительство предоставило исправить старое уложение, сообразно с нынешним положением". "И такое приятное приглашение приняли мы за знаменитое поручение с неизъяснимым восторгом и живейшими чувствами благодарности". "Припадая к стопам нашего монарха, мы, владельцы и зайсанги, по обряду и правил своих, в знак чистого усердия, жертвуем каждой из достояний своих по силе возможности... Хошеутовский полковник Сербеджап Тюмень — 70 лошадей, Дербетовский капитан Эрдени-тайши — 150, Торгоутовский Эрдени Цаган-Кичиков — 20, Яндыкова улуса владелица Надмид — 50, Торгоутовский владелец Очир с братьями — 15, Эркетенова улусного суда Зарго член Джамбо-гелюнг — 10, Багацохурова улуса зайсанг Ирслан — 3, Эркетенева улуса правитель Меме — 10, Багацохурова улуса зайсанги: Далдай — 3, Онкор — 5, Джимбе — 3, Генде-Ракба — 4".

Не успели собравшиеся начать свое совещание, как между ними сразу начались серьезные разногласия не только по пунктам подготовленных проектов, но и по процедуре принятия. Поэтому владельцы, ламы, члены суда Зарго и зайсанги 3 апреля обратились к Каханову.

Они писали, что находятся на урочище Зинзили с 21 марта. После первых обсуждений проектов, они договорились встретиться через три дня, чтобы обсудить свои замечания и предложения. 25 марта собрались снова, ознакомились с исправленными проектами, а в третью встречу "по прочтении всенародно, согласясь, утвердили" с подписанием и приложением печатей. При этом они сделали замечание: "Торгоутовский владелец Церен-Убаши и Дербетовский Очир Занжин-Убаши собрание наше заставили дожидаться их приезда более четырех часов" и за ними дважды посылали, "но Церен-Убаши отозвался больным, а Очир Занжин-Убаши прибыл, и когда мы утвердили подписями и приложением печатей составленное нами Уложение, то и тут он многими неучтивыми отговорками уклонялся от согласия на оное, наконец, убедясь, подписал с своим Бакшою-гелюном и в тот же самый день мы представили оное вам".

3 апреля должны были собраться снова, но узнали, что "владельцы Церен-Убаши и Очир-Занжин-Убаши на то число в ночи укочевали. Владельцы сии по молодости лет своих, будучи еще совершенно неопытны, ктому ж и научаемы от других неблагомыслящих людей, а в особенности непостоянною и распутною в поведении владелицею Бакбушею, которая есть первому из них теща, а последнему родная мать". Церен-Убаши при том со своим зайсангом Джалцан-гелюнгом представил свою редакцию постановления. Собравшиеся писали, что такое "гордое мнение владельца Церен-Убаши по составлению с своими зайсангами особого Уложения и принуждение нас согласиться на оное, мы, Ламы, владельцы и зайсанги, считаем чувствительною обидою, тем более, что он нас, владельцов, по сей манер считает не больше, как будто бы подвластными ему зайсангами и даже самое презрение к дарованной от правительства милости для нас весьма оскорбительно", поэтому сочли нужным просить "представить поступок владельцов Церен-Убаши и Очира Занжин-Убаши на вид главному начальнику...".

Поскольку принятие этого документа имеет историческое значение, считаем нужным привести имена всех, кто подписал его.

"Подписали и приложили печати владельцы: Хошоутовский полковник Сербеджап Тюменев, Дербетовский Эрдени-тайши Тундутов, Торгоутовский Эрдени Цаган-Кичиков, Торгоутовский Очир, Хошоутовский Убаши, Хошоутовского владельца Цагалая Бакши, Яндыкова улуса Лама Эрдени, Дербетовский Цембель-Бакши, Хошоутовский Арши-Бакши; члены суда Зарго: Дербетовский Джамба-гелюнг, Хошоутовский Оргючка, Яндыковский Замба и Торгоутовского владельца Эрдени Цаган-Кичикова Данжин; Эркетенева улуса правитель Меме, оного же улуса зайсанг Джамба; Хошоутова улуса зайсанги: Есаул Цаган-Халга, Тооча и Бюрьга; Дербетовские зайсанги: Басили, Шарап, Порутчик и Ланцан; Бага-цохуровские зайсанги: Джимбе, Генден-Аракба и Ирслан; Яндыкова улуса зайсанги: Батар-Амур, Бадма, Дамба и Замба; Торгоутовские зайсанги Боро-Манжи, Доржи-Габун, Шарап и Боджилик.

Апреля 3 дня 1822 года".

Разногласия по составлению нового Уложения имели дальнейшее продолжение. Астраханский губернатор И. И. Попов об этом доложил Кавказскому наместнику А. П. Ермолову. Документы дошли до Азиатского Департамента Коллегии иностранных дел, потом вернулись обратно. Н. Н. Пальмов, детально разбиравший этот вопрос, пришел к выводу, что принятие Зинзилинского постановления не привело к практическим результатам.

Но результат все-таки был — это пожалование калмыцкому суду Зарго Золотой печати. Об этом историческом акте свидетельствует указ, в котором было начертано:

"Нашего императорского величества верноподданным нойонам Торгоутовским, Дербетовским и Хошоутовским, их зайсангам, духовенству и всему калмыцкому народу. Наша императорского величества милость и благоволение, жалованные Августейшими предшественниками нашими, высочайшие грамоты на древние права и преимущества калмыцкому народу, подтверждая во всей их силе и неприкосновенности, оставляем вам, любезноверныя нойоны, Торгоутовы, Дербетевы и Хошоутовы, зайсангам вашим, духовенству и всему калмыцкому народу иметь по-прежнему для судопроизводства Совет, именуемый Зарго, в восьми членах состоящий, под председательством одного из нойонов, который нами назначен будет и с жалованьем, каковое им имеете быть на время пребывания в должности.

Суду сему в знак особенного Нашего благоволения к калмыцкому народу, всемилостивейше жалуем печать с Императорским Нашим Гербом; Духовенству же Ламайскому, позволяя свободное отправление обрядов закона Ламайского, повелеваем все кочующие в Империи Нашей Калмыцкие улусы и людей закона их соблюдать в должном к нам, Великому государю, верном и усердном подданстве и всеми обрядами по закону беспрепятственно довольствовать. В протчем, быв уверены о непоколебимой всех владельцов калмыцкого народа к нам верности и к императорскому престолу Нашему усердие, мы надеемся, что они подвластными им улусами управлять будут с кротостию, а Суд Зарго не оставит поступать во всем по указам Нашим, содержать калмыцкий народ в порядке и что оный найдет в нем правый суд и покойное своим достоянием владение, чем приобретут они императорскую Нашу милость и благоволение.

Сию же Нашу высочайшую Грамоту мы, Великий государь, наше императорское величество, собственноручно подписав, повелели утвердить Государственною печатью.

Дана в Санкт-Петербурге месяца апреля 24 дня в лето от рождения Христова 1828 года, Царствования же Нашего в третие".

"На подлинном собственною е.и.в. рукою написано тако: НИКОЛАЙ".

"Контросигнировал: Вице-канцлер граф Нессельроде.

Сверял Директор М. Михайлов".

Для вручения калмыцкому суду Зарго Золотой печати в футляре с ключом был специально командирован статский советник Путятин. Ему была дана подробнейшая инструкция. Торжество по поводу вручения Золотой печати калмыцкому суду Зарго состоялось 10 августа при стечении большого количества людей. Для угощения приглашенных были приобретены: 10 коров, 30 баранов, 8 кирпичей чая, "сороковая бочка" красного вина, кизлярской водки 15 ведер, меду три пуда, сахар, рис, корица, табак, шампанское.

В хурулах шли торжественные богослужения.

При вручении Золотой печати "в рядах народа раздавался крик "ура", который повторялся троекратно, и воспет гимн на трубах хурула.

Выше в обращении нойонов и зайсангов упоминались Очир-Занджин-Убаши и его мать Бакбуш. Очир Хапчуков, после смерти Габун-Шарапа, стал владельцем Большедербетовского улуса, но на улус предъявил свои права Эрдени-тайши Тундутов на основании завещания Чучея, в котором говорилось, что он оставляет детям своим "Большой и Малый Дербет". Когда умер Габун-Шарап, племянник его Очир был еще малолетним. Поэтому Бакбуш — мать Очира — и была вынуждена вмешаться в тяжебные споры. В это время и некоторые зайсанги со своими аймаками совершали перекочевки из одной части улуса в другую, создавая прецеденты.

Для разбирательства споров между Эрдени-тайши Тундутовым и Очиром Хапчуковым была создана комиссия. На запрос этой комиссии Очир Хапчуков 30 декабря 1824 года дал объяснение, в котором писал: "Сколько же в подвластном мне народе состоит зайсангов и их аймашных калмыков, имею честь пояснить, а именно: у умершего зайсанга Бичхан Манжи, у которого не осталось наследников — 47 кибиток; зайсанг Генде-Арши, у него аймашных 15 кибиток; зайсанг Даба —11; Цоросова рода не имеющие зайсанга 38 кибиток; у зайсанга Дамбы — 18; Туктунова рода Забсор Сага — 13; зайсанг Боро-Манжи, который уже помер, у него брат Церен-гелюнг, аймашных у него 68 кибиток; зайсанг Габун-Норбо — 118; Ходжанкинова рода — 22; зайсанг Дакдан — 84; Барун Забсор Бага-Бурулова рода — 80; Барун-Забсор Шаретова рода — 28; Зюн-Забсорова рода Кебюты — 17; Абганерова рода — 22; Бюдюрмюсова рода — 8; Зюн-Забсорова рода Будульчинеры — 6; Барун-Забсор Бурулова и Будульчинерова рода — 16; а всех вообще — 697 кибиток; после отца моего оставшихся Абганеров 22 кибитки".

Между тем владелец Дербетовского улуса Эрдени-тайши Тундутов умер 3 мая 1823 года. В своем завещании на имя Каханова он писал, что все "касающиеся до меня, как казенные, так и улусные дела, прошу вас поручить меньшему брату моему владельцу капитану Джамбо-тайши, также и впредь когда бы то ни было должны после меня законным родовым наследством моим управлять он, Джамбо-тайши, и сын мой Деджит-Замбо-тайши". Завещание и волю умершего владельца подтвердили зайсанги и духовенство.

К управлению улусом были выбраны восемь человек: "Шабинерова рода Нирба Джамбо-гелюнг, Доржа-гелюнг; Туктунова рода: зайсанги Кюльтюш и Табун-Зун; Бурулова рода зайсанги: Тере-Бату и Окля; Зюнова рода зайсанги: Му-Басанг и Шарап".

В ноябре этого же года Малышев рапортом донес А. П. Ермолову составленную им справку:

"1-е. Большого Дербетовского улуса владельца семейство составляет: владелец Очир Санжин Убаши Хапчуков и жена его Джиджине; ему 22-й, а ей 18-й годы. В семействе Малого Дербетевского владельца находятся: владелец капитан — Джамбо-тайши Тундутов 32 лет, жена его Очира 25 лет, сыновья их: Менко-Очир и Тёре-Менко, первому 7 лет, а последнему два года. Оставшийся после брата его Эрдени Тундутова сын Деджит-Замбо 11 лет.

2-е. У владельца Очира Хапчукова улусных способных к службе 362, неспособных 258 кибиток. Собственных его калмык, Абганерами называемых, способных 33, неспособных 4 кибитки. После умершего владельца Эрдени-тайши Тундутова осталось улусных: способных к службе — 2401, неспособных — 1135 кибиток. Владельческих Абганерами имянуемых у него не имелось; и хотя таковые Абганеры находятся в Малом Дербетовском улусе, но оные всегда управлялись братом его владельцом капитаном Джамбо-тайши Тундутовым, и в ревизской сказке, поданной умершим владельцом Эрдени Тундутовым, отделено, что Абганеры принадлежат брату его Джамбо-тайше; число их: способных к службе 220, а неспособных 80 кибиток".

Джамбо-тайши Тундутов умер в 1828 году.

По всем накопившимся спорным вопросам последовало распоряжение от 17 апреля 1829 года, подписанное Главноуправляющим генерал-адъютантом графом Паскевич-Эриванским. Главному приставу предписывалось: "Объявить мнение Государственного Совета владельцам Икицохурова улуса Церену-Убаши, Дербетовского Очиру Хапчукову и Деджиту Тундутову, за смертию капитана Джамбо Тундутова и по малолетству старшего сына его Менко-Очира, матери сего последнего, Очире, и наконец, по малолетству Яндыковского владельца Церен-Убаши, матери его, владелице Надмит и оповестить о сем калмыкам всех помянутых улусов".

Особый комитет высочайше утвержденный по делам калмыцкого народа полагал: 1. Улус Яндыковский до совершеннолетия Церена-Убаши оставить в опекунском управлении матери его, но мнением Государственного Совета повелено местному начальству вверить оный опеке — под сим словом разумеется не одно лицо и из дел прежнего времени видно, что одно лицо никогда у калмыков не составляло попечительства; 2. После умершего владельца капитана Джамбо Тундутова, остались трое сыновей: Менко-Очир 10 лет, Тере-Менко-Убуши 5 лет и Сенатор 1 года, а калмыки Абганерова рода по положению Государственного Совета должны поступить в исключительное заведывание первого из них".

При этом оставались неразрешимые вопросы. Например, Абганерами должен владеть Менко-Очир, а когда вырастут Тере-Менко-Убуши и Сенатор и у них будут наследники, то как они должны будут делить наследство и пользоваться доходами.

Поэтому "Комиссия доносила, что впредь до разрешения недоумений, Яндыковский улус оставлен ею в опекунском управлении одной владелицы Надмит, а Абганеры в таком же заведывании вдовы умершего владельца Джамбо-тайши, владелицы Очиры".

Продолжение свое история о принадлежности этих улусов получила, когда подросли наследники.

Между тем такие же процессы происходили в Икицохуровском улусе. Они тоже были связаны с тяжбами наследников.

Процитируем один документ, поданный торгоутовским нойоном Эрдени Цаган-Кичиковым губернатору Осипову. Он писал:

"Пятнадцать поколений предки мои владели калмыков три рода Ангучинов, Гурбутов и Сатхалов, состоящих в 200-х кибитках. В 1801 году, когда с детьми владельца Цебек-Убаши тремя малолетними сиротами моими племянниками — владельцами Джиргалом, Очиром и Сетер-Убушею, разделяли мы подвластных калмыков, сверх харахусов и те три рода поступили в удел их, после чего в 1813 году Харахусы избрали в свою часть владельцом среднего Цебек-Убаши сына — Очира, которого утвердив повелениями калмыцкого суда Зарго и главного пристава, приняли управляющим себя владельцом. Племянникам же моим — владельцам Джиргалу и Сетер-Убуши кинули в удел три рода бедных и должных калмык 200 кибиток, от коих Харахусы отошли особливо могущественною силою денег. Племянник мой — владелец Джиргал уклонился в распутство, пьянство и во всякие гнусные пороки. Когда время наступило платить за него долги 30 тысяч рублей россиянам и татарам, тогда племянник мой — владелец Джиргал принужден был отказаться от владения, его примеру последовал... Сетер-Убуши". Обрисовав бедственное положение этих трех родов, нойон говорил образно: "Кобылица укушением умертвившая жеребца и бежавшая к другому, есть ли обыкновению может она собирать табун и приносить плод хозяину, то пожалуйте калмык тех утвердите за владелицею Улюмджею; есть ли в табунах мерины приносят плод, то пожалуйте их утвердите распутному Джиргалу и больному Сетер-Убуше; есть ли по правилам хозяева благоволят давать табун тем, кои благотворят, то соблаговолите без прекословия утвердить их за мною. Состоит только в том отличие, что мы, братья, учинили раздел своим подвластным. Владельцы Джиргал и Сетер-Убуша часть удельного владения своего опять отдали мне и просили утвердить с тем, что жить мне с ними как отцу с детьми и давать законное им содержание.Торгоутовский владелец Эрдени Цаган-Кичиков. 22 августа 1827г."

Упомянутая "владелица Улюмджи" была женой Очира, а Очир — владелец Харахусовского улуса при загадочных обстоятельствах "в 1825 году в ночи на 27 июня неизвестно кем убит в собственной его кибитке". Исследование этого дела затянулось на годы, и Улюмджи была в подозрении в убийстве мужа, на что и намекает Эрдени.

Владелец отдельной части Икицохуровского улуса Эрдени Цаган-Кичиков умер в 1828 году и все части улуса перешли к одному владельцу — Церен-Убаше.