Митиров А.Г. Ойраты-калмыки: века и поколения. - Элиста: Калм. кн. изд-во, 1998. - 384 с.: ил..

В это время складывались тесные отношения калмыков с ханом Кучумом. Было замечено, что в 1597 году калмыцкие отряды находились в войсках сыновей Кучума. Хо-Урлюк одну из своих дочерей выдал замуж за сына Кучума. Такое родство считалось знаком установления дружбы и сотрудничества. Но впоследствии между калмыками и татарами произошли большие ссоры, и они закончились военными действиями. Дочь Хо-Урлюка ушла к отцу.

В конце XVI века русские построили в Сибири крепости Тюмень, Тобольск, Верхотурье, Березов, Нарым и другие. Центром Сибири стал Тобольск. В 1598 году Кучум был окончательно разгромлен и вскоре погиб. И с этого времени русско-калмыцкие отношения стали непрерывными, хотя временами обострялись и происходили крупные столкновения.

Абуль-Гази отметил, что в 1603 году калмыки совершили набег в Хиву и Ургенч числом в тысячу человек. А в сентябре 1606 года, как писал С. К. Богоявленский, "один из самых видных калмыцких князей, или тайш, Хо-Урлюк, глава торгоутов, отправил в Тару посла с предложением мира". Но в ответ "из Тары были отправлены послами казах и татарин, которые должны были передать тайше, что его люди отнимают у ясачных татар под Тарой угодья, грабят и уводят в плен жителей и объявить, что (если) он не примет подданство царю, то пусть уходит подальше от русских волостей и от соленых озер". Нужно заметить, что на первых порах незнание обычаев и истории народа приводило к недоразумениям, которые имели непредсказуемые последствия. Например, томский воевода Писемский вызвал к себе теленгитского князя Абака и предложил ему принять российское подданство, "но Абак, наслышавшись о вероломствах, содеянных казаками в Сибири, долго не решался явиться к нему лично", только спустя четыре года "убежденный клятвами посланных к нему, он прибыл в Томск со своими родовичами и учинил присягу в верности на подданство". Узнав о теленгитском подданстве России, киргизский князь Немча отправил в Томск свою жену "в полном уверении через ее сиятельное и настойчивое красноречие получить более подарков, но на сей раз случилось противное ожиданиям его. Княгиню оскорбили томские воеводы одним неблагоразумным поступком, и она возвратилась к мужу в большом неудовольствии". Этим обстоятельством киргизские князья до такой степени были озлоблены, что впоследствии несколько раз бесчеловечно грабили Тарский и Томский уезды.

Так получилось, что не поняли и предложение о мире Хо-Урлюка. Послы, отправленные к нему, чуть ли не с ультиматумом о подданстве, не вернулись. Только впоследствии в кочевьях Хо-Урлюка "нашли обрывки одежды, седла, сумки и фляжку послов". Поэтому военные столкновения продолжались. Все-таки, как писал С. К. Богоявленский, "страх московского правительства перед нашествием многочисленных и воинственных калмыков, которые к тому же начали вести переговоры с сыновьями Кучума, побудили обе стороны сделать попытку на чем-нибудь договориться". На этот раз "инициатива принадлежала тарским воеводам, которые в январе 1607 года послали калмыцким тайшам предложение принять подданство Москвы". На этот раз в Тару приехал "один из старейших тайш Кугонай Тубиев, который шертовал за себя и за своих товарищей, 49 тайш, и за их улусов в том, что калмыки принимают русское подданство". Кугонай при том сообщил, что 50 тайш стоят во главе 120 тысяч человек, "объединенных под руководством пяти старших тайш".

В числе этих пяти были названы зюнгарский Батур Хун-тайчжи, дербетевский Далай-Батур и Юрикта — брат торгоутского Хо-Урлюка. Кугонай добавил, что он не шертует за тайш Урлюка и Курсугана, которые отошли и кочевали вверх по Иртышу.

В Москве известие о соглашении с калмыками было воспринято с радостью. При этом воеводам было предписано "оказывать новым подданым всякое внимание, брать с них дань, сколько дадут, но соблюдать осторожность и потребовать заложников". Вместе с тем, калмыки должны были быть обнадежены, что царское правительство будет их "ото всех недругов, от казацкие орды и от ногаи и от иных недругов беречи и обороняти".

В сентябре 1607 года в Тару пришли новые послы от калмыков. На этот раз они представляли не только Батура хун -тайджи, Ичинея и Юрикту, но и Улчинея и Урлюка. Послы заявили о готовности калмыцких тайш быть "под высокой царской рукой", и просили разрешения кочевать по Оми, Камышлову к Соленым озерам. С послами прибыли и торговые люди, пригнавшие 550 лошадей. Калмыкам разрешили торговать беспошлинно и кочевать по Оми и Камышлову.

Этих послов отправили в Москву, где они поразили всех простотой своей одежды. Им была выдана нарядная одежда, в которой они были на приеме у царя Василия Шуйского. В числе этой группы тайш не оказалось Хо-Урлюка. Только летом 1608 года он послал от себя на Тару послов бить челом, чтобы русские ратные люди с ним не воевали и чтобы ему быть под высокою царскою рукою. В это время он кочевал на Иртыше — между Тарой и Соленым озером со своими сыновьями.

В 1607—1608 годах калмыки имели крупные военные столкновения с казахами, а также с монгольскими и урянхайскими ханами. Теленгиты были приняты в российское подданство. Отец Иакинф писал: "Калмыков уже нельзя застать на домашних кочевьях, они не токмо с Алтын-ханом и казачьею ордою войну ведут, но и сами между собою в несогласии; некоторые же улусы, коими проходить должно, от них отпали и никого не пропускают, и казаки должны опасаться, чтобы они их не убили". Междоусобные войны были улажены, и калмыки двинули свои войска на казахов, о которых было получено известие, что "ныне в казачьей орде промеж себя люди секутся" — т. е. у них тоже шли междоусобные войны, которыми и воспользовались калмыки. В это время тайши пришли в согласие, и все они прислали послов в Тару. Они заявили, что тайши вследствие обильных снегов к шерти в Тару приехать не могут и вообще в Тару их ждать нечего, а ясака калмыки никому не давали.

Весной 1609 года из Тары в калмыцкие улусы отправились послы Поспелка Голубин "с товарищами", чтобы привести тайш к шерти и потребовать от них ясака. Оказалось, что вследствие происшедших войн, произошли изменения. Послы застали жену умершего за это время Изенея, Кошевчея и Урлюка. Томский воевода сообщал в Москву, что "меж себя черные калмыки воюются, и лучшего князя их Изенея не стало". После смерти мужа, говорили, что "владеет всеми тайшами и улусными людьми" жена Изенея.

На этот раз эти три лица вели себя достаточно независимо. У Голубина отняли платье и деньги, не давали ему корма и велели передать воеводам: ясака никому никогда не давали и сами берут ясак с белых калмыков; "люди они кочевые, а не местные, где похотят, там и кочуют". На приглашение приехать в Тару для шерти и торга, за что получат вознаграждение, тайши отвечали: пускай к ним из Тары приезжают воевода и торговые люди в нарядном платье с дорогими товарами, и тайши отблагодарят их соответственно привезенным ими подаркам. При этом жена Изенея добавила, что "грубны им" татары Барабинской и Тереничской волостей, но жаловаться в Тару они не хотят: управятся сами.

В результате междоусобных войн ойратских тайшей оказалось, что усилились те, которые находились в южных степях Сибири. В 1608 году калмыки появились на реке Эмбе, ногайцы, кочевавшие по реке Яику, пришли в панику, а в 1613 году на берегу Яика появился 4-тысячный отряд калмыков. Ногайцы вынуждены были перейти на Волгу и даже переправиться на крымскую сторону. Нужно заметить, что в продвижении калмыков к Волге им помогли и едисанские татары. Так, в то время, когда ногайцы, переправившись на левый берег Волги, отправили войско против калмыков, на оставшихся напали едисанские татары и разгромили ногайские улусы, это и облегчило калмыкам их продвижение на Астрахань.

Хотя в это время многие калмыки разных улусов кочевали на большом пространстве от Джунгарии до Яика, главные тайши сходились на основной территории — на границе Джунгарии, по-видимому, для совета и для выработки стратегии.

В 1618 году из Тобольска в калмыцкие улусы были направлены Петров и Куницын, которые добирались до улуса Далая два месяца. Там они застали трех главных тайш: дербетевского Далай-Батура, зюнгарского Чокура и торгоутовского Хо-Урлюка.

Послы в своих записках назвали Далай-Батура "всею калмыцкою землею царем, а сам он себя царем не пишет..., а думчие ближние тайши Чугур да Урлюк-тайша". При этом послами замечено, что такие тайши, как Хара-Хула и другие независимы, а некоторые не входили ни в какие группировки, а кочевали вдали и не платили дани. В ответ на посольство Петрова и Куницына Далай отправил в Тобольск послов, которые просили разрешить калмыкам кочевать под сибирскими городами. Послам в ответ сказали, чтобы Далай отправил лучших людей в Москву для принесения присяги.

Это ультимативное требование послов смутило Далая, который имел основание беспокоиться за своих послов. Оказалось, что перед этим калмыцкие послы, отправленные в Тюмень, были там задержаны, и воевода их ограбил, отняв у них лошадей, которыми начал тут же спекулировать, а послам не давал еды. И калмыки решили не отправлять послов в русские города. Заявления калмыков привели сибирских воевод в смятение. Беспокойство их дошло до Москвы. Тобольские воеводы вынуждены были возместить убытки калмыкам, а из Москвы пришло предписание, "чтобы они старались не раздражать калмыков и не посылали против них ратных людей".

Из Тобольска выехал в калмыцкие улусы атаман Иван Савельев, которому было поручено предложить Далаю отправить в Москву послов, а в сибирские города — торговых людей. Савельев был принят Далаем, который заявил о своей готовности "быть под царской рукой" и отправил с ним своих послов в Москву.

Еще раз заметим, что и эти послы были приняты недостойным образом. Послов принял дьяк Савва Романчуков очень высокомерно, он приказал им стать на колени во время переговоров. На прием к царю им пришлось идти пешком, а подарки оттайш — барс, лошади и татарчонок — не были приняты, потому что были "худы". Но надо отдать должное послам, несмотря на такой прием, они "держались с достоинством, и на вопрос, зачем их прислали тайши, отвечали: "Ныне у них про Российское государство вести и добрые и худые, и Далай-тайша с товарищи прислали их ныне проведать про Российское государство подлинно и царского величества пресветлое лицо и к себе его государское жалованье видеть. Которые ни буди государства меж себя бывают в брани, и в то время меж ими ссылка саблями, а о мирном постановлении всегда ссылаются людьми". Они заявили также, что если царь примет тайшу Далая "под свою высокую руку", то и все калмыки хотят быть в царском подданстве.

Посольский дьяк выразил удовлетворение тем, что калмыки готовы быть в подданстве царю, но при этом указал, что Алтын - хан уже "принят под высокую царскую руку". Послы выразили сомнение, говоря, что они находятся гораздо дальше своими кочевьями. Это возражение послов вызвало недовольство дьяка. Такой холод¬ный и высокомерный прием калмыцких послов и совершенно, можно сказать, глупое поведение дьяка, наложили свой отпечаток на внешнюю политику России на Востоке.

Послы, получив жалованную грамоту на имя тайши Далая от 14 апреля 1618 года о принятии в подданство и разрешении торговать в русских городах, выехали из Москвы. Такую же грамоту в мае 1620 года получил и Хара-Хула.

Но с этого времени сношения с калмыками были отданы на усмотрение сибирских воевод, которые полагались только на силу оружия и продолжали военные действия, вследствие чего группа калмыков снова двинулась на запад. В 1619 году калмыки, воспользовавшись внутренними разногласиями ногайцев, захватили их. В этой обстановке астраханские воеводы вели политику разжигания страстей между этими племенами и народами. Сообщая в Москву о ссорах между ногайцами и едисанами, они откровенно писали: "Мы, видя у них такую многую недружбу меж их на обе стороны, ссорим порознь, таясь от них друг от друга, чтоб та наша ссора была им не явна, а недружбу им подкрепляем всякими обычаи, а приводим к тому, что ту их рознь и войну привести к конечному их разорению". Это сконцентрированная формула так называемой политики "разделяй и властвуй".

В 1620 году ойратские владельцы имели несколько военных действий: с одной стороны с казахами, а с другой — монголами, потеряли много людей. Именно поэтому, может быть, состоялось совещание, на котором присутствовали хошеутовский Байбагас, дербетевский Далай, торгоутовский Урлюк и зюнгарский Чокур. Они решили "быть под царской рукой". Совещание проходило под руководством Байбагаса. Решено было послать послов в Уфу, сначала туда прибыли Урлюк и Чокур, затем сибирский царевич Ишим, женатый на дочери Урлюка. Послы шертовали от имени всех тайш.

Посол от Байбагаса был отправлен в Москву, который там заявил, что Байбагас бьет челом за всех калмыцких людей о принятии "под высокую царскую руку".

В Москве у посла спросили, какой обряд шерти практикуется у калмыков. Он ответил: "Лижут нож да кладут на голову стрелу и прикладывают к сердцу, то у них в клятвы место, и нынешний их Байбагас-тайша государю шертовал тем же обычаем". На этот раз послы в подарок царю привели лошадей разных мастей.

В следующем году один из братьев Байбагаса и царевич Ишим предприняли набег на ногайские улусы, перешли Яик и углубились в глубь степей, но затем повернули назад. Эти внезапные появления и уходы калмыков носили разведывательный характер.

Весной 1623 года к упомянутым тайшам: Далаю, Урлюку, Чокуру и Байбагасу был послан боярский сын Василий Волков с выговором, что тайши не соблюдают условия шерти и нападают на уфимские волости. Но этих тайш не оказалось в улусах, они были на войне с Алтын-ханом. Волкова принял брат Далая — Мангит, который шертовал только от имени дербетевских тайш и Урлюка.

В это время ойратские нойоны воевали не только с Алтын-ханом, от которого Хара-Хула потерпел поражение, но и с казахами, нарушались мирные отношения с ногайцами и башкирами.

В 1625 году произошли крупные разногласия между нойонами. Крупнейшие из тайш разбились на две партии, между которыми происходили настоящие кровопролитные сражения. Летом 1625 года умер один из сыновей Хара-Хулы — Чин, его улусы хотел захватить его брат Байбагас — тезка хошеутовского Байбагаса. Против него поднялись братья Батур и Чокур, а на сторону Байбагаса встал Хара-Хула; Чокура поддержали Далай, Батур (Хун-тайчжи) и Урлюк; более мелкие или имеющие небольшие улусы тоже разделились на две партии.

Бои происходили на левом берегу Иртыша, ниже Ямыш-озера. О результатах сражений доходили разные слухи. Одни говорили, что Байбагас и Хара-Хула были разбиты и бежали за Иртыш, другие говорили наоборот, что Чокур бежал за Кара-Кум. Русский пленный, бежавший из улуса Урлюка, сообщил: "Бьется Урлюк с Чокуром, идут великие бои". Впоследствии Чокур оказался в кочевьях Далая и Батура, а Урлюк ушел на север. Бои на этом не кончились. В Таре было получено известие, что между Табутаем, бывшим в числе зюнгаров, и Далаем с Урлюком идет бой и что летом 1627 года брат Далая — тайша Мангит собирается занять земли между озером Чаны и рекою Омью, а жена Мангита уже перекочевала на один из островов озера Чаны.

В результате этих междоусобных войн, Хо-Урлюк свое внимание обратил на запад. Калмыки двинулись на Эмбу. Осенью 1628 года между едисанами и ногайцами происходили кровавые схватки. Этими междоусобицами решили воспользоваться алтыульцы, предложив свою помощь калмыкам. Молодые тайши во главе с сыном Чокура — Доржи — в числе двух тысяч человек и небольшой отряд алтыульцев ночным нападением застали ногайцев врасплох, захватив пленных и скот, быстро удалились. При этом говорится, что из почти тысячи алтыульцев, 800 человек имел и огнестрельное оружие. Калмыки объявили, что Яик является "исстари калмыцкими кочевными местами". С этого времени число калмыков на Эмбе и Яике быстро увеличивалось.

Калмыки с Эмбы послали в Астрахань захваченного ими в плен татарина с просьбой принять их "под высокую царскую руку" и разрешить кочевать по Эмбе и Яику; при этом они говорили, что с год как откочевали на Эмбу и Яик, "учиня с своею братьею с калмыки меж себя рознь и войну".

В это время у Ямыш-озера находились Далай дербетевский, Дайчин — сын торгоутовского Хо-Урлюка, хошеутовский Гуши-хан и зюнгар Сюнгул. Осенью 1629 года Далай отправил от себя своего сына в Уфу просить о принятии его в подданство. Затем Далай отправил послов в Москву с той же просьбой. В это время на Яике появились отряды Чокура и союзных с ним тайш. Но он был здесь наголову разбит Далаем и Гуши-ханом.

В следующем году Хо-Урлюк с двумя тысячами калмыков и сотней алтыульцев пошел на ногайцев, вызвав среди них большую панику.

Осенью 1631 года в Уфу прибыли послы, представлявшие хошеутовских Гуши-хана и Кундулен-Убуши, у С. К. Богоявленского написано Дюргучея, что есть одно и то же, и сына Хо-Урлюка — Сюнкея с подарками царю: лошадьми, верблюдами, барсами и ясырями. Послы только говорили, что тайши просили, чтобы русские ратные люди не ходили на них войной, а о подданстве ответили, что по этому вопросу "ничего не приказано". А тайши в то время кочевьем своим находились в 1—2 месяцах пути от Уфы. А в следующем, 1632 году сообщили, что Хо-Урлюк кочевал в Тургайских степях, между Ишимом и Тоболом, и посол "ехал от Тюмени до Урлюка летним путем три недели; сын Урлюка — Дайчин — в это время кочевал на яицких вершинах в десяти днях пути от Урлюка".
В мае 1633 года Хо-Урлюк оказался снова за Яиком. Ногайские мурзы подали в Астрахань челобитную, что Урлюк и его сыновья Дайчин и Лоузан вместе с алтыульскими мурзами нападают на ногайские и едисанские улусы и разоряют их. "По слухам, дошедшим до астраханских воевод, Дайчин очень образно подчеркнул контраст между мощью калмыков и слабостью русских: "Такие де у них, калмыков, люди есть, что, пришед под Астрахань среди лета, и заметут ее снегом",— передает С. К. Богоявленский.

Через месяц калмыки появились на реке Камыш-Самара и двинулись на ногайские и едисанские улусы. Ногаи отступили к Астрахани. На этот раз астраханские воеводы снарядили значительный отряд стрельцов, юртовских, ногайских и едисанских татар и отправили против калмыков. Встреча состоялась 22 апреля на расстоянии семи дней пути от Астрахани на реке Большой Узени, между Волгой и Яиком. Здесь произошло первое значительное сражение между русскими и калмыками. Калмыков было до трех тысяч человек, а русских вдвое меньше. Калмыки подожгли камыш, ветер дул прямо в лицо русским, дым и пыль мешали им заряжать свои пищали; калмыки же, обладавшие огнестрельным оружием, спокойно расстреливали русских. Только наступившая ночь прекратила сражение. На следующее утро русские и татары увидели, что они со всех сторон окружены калмыками. Стрелецкие головы стали вести переговоры и пришли к соглашению: калмыки отойдут от царских войск, отдадут мурзам захваченных жен и детей. На этих условиях обе стороны присягнули по своей вере. Калмыки, которые должны были чувствовать себя победителями, приняли на себя больше обязательств, чем прав. Оказалось, что стрелецкие головы умолчали об одном условии договора, что мурзы шертовали на Коране в том, что они и их улусы будут кочевать вместе с калмыками. Следовательно, головы, поцеловав образ при условии не воевать с калмыками, отдавали ногайцев и едисан, царских подданных, во власть калмыков, а царское правительство теряло право их удерживать силой оружия. Дайчин выполнил условие о выдаче выкупа ногайского и едисанского ясыря, и через несколько дней после боя один из мурз привел в улусы 1052 человека, освобожденных из калмыцкого плена. Бой на Узени поднял славу калмыцкого оружия.

С этого времени Дайчин считал себя хозяином приволжских степей. Он обещал ногайским мурзам защищать их от всяких воинских людей и "громити их никому не даст для того, чтоб его, Дайчин-тайшино имя славно было во всех ордах так же, как и отец его Урлюк-тайша славен во всех ордах; а отец де его Урлюк-тайша в их землях царь, да и он де, Дайчин-тайша, вскоре учинится царь же". При этом интересно то, что дальнейшие отношения Дайчин представлял себе как военный союз калмыков, татар и русских.

В это время, когда Дайчин сражался на Узени, его два брата Киросан и Лоузан напали на бухарский город Савран и захватили 1700 пленных, а отец их — Хо-Урлюк, находясь в пределах Сибири, вел переговоры с тюменскими воеводами.

Все это говорит о том, что Хо-Урлюк с четырьмя братьями и шестью сыновьями занимали обширную территорию, при этом вели активную, наступательную политику. С Урлюком кочевали двое из зюнгарских тайш, а с Дайчином также зюнгарский Чокур; и они поддерживали тесные связи с Далаем и Батуром хун-тайджи.

В следующем году Дайчин появился с десятитысячным войском, но он только поохотился на сайгаков, угнал стада у татар и едисан, с другой стороны было сообщение, что Урлюк кочует за Эмбой, Дайчину же прислал трехтысячный отряд, а сам "ходил войной на Ургенч и Хиву". Дайчин в это время посылал татар за Волгу с пожеланием ногайским мурзам "мира и совета".

В 1634 году в Джунгарии произошли большие перемены. Умер знаменитый Хара-Хула, долгие десятилетия занимавшийся объединением ойратов в единое государство. И хотя конечной цели он не достиг, но чувство единства, особенно в опасные периоды, удавалось сохранить — собирались старейшие представители племен и приходили к согласию.

Преемником и продолжателем дела Хара-Хулы стал его сын — Батур-хун-тайджи, оставивший в истории ойратов не менее заметный след. Он продолжал политику своего отца по объединению ойратов в одно государство. Но надо заметить, что центробежные силы сепаратизма набирали силу. Главы отдельных племен вынашивали идею создания своих собственных ханств.

Как мы говорили выше, хошеутовский Туру-Байху — Гуши-хан на Коко-Норе создал свое государство и на Тибетский трон посадил своего брата. В это же время, т. е. в 1635 году, Хо-Урлюк с оставшимися сыновьями перебрался поближе к своему старшему сыну Дайчину, уже укрепившему свое положение в приволжских степях.

Отец Иакинф писал, что в 1635 году торгоутовский хан Хо-Урлюк, стоявший более 15 лет в верхних местах Ишима, Тобола и Эмбы, совершенно оставил эту страну и, вступив в пределы России, поселился в астраханских степях на Волге. А хошеутовский князь Туру-Байху, отделившись с значительной частью своего племени, ушел к Коко-Нору и, овладев этой прекрасной и обширной страной, затем получил господство над Тибетом.

С. К. Богоявленский в "Материалах по истории калмыков" говорил, что в это время Далай-тайши прислал к Дайчину хутукту. Далай в повелительном тоне передал через этого хутукту, чтобы Урлюк не вел переговоры ни с кем, и передал ему Чокура и Салтаная. Дайчин решительно отклонил эти требования. Хутукта представлял ламаистское духовенство самого высшего ранга — перерожденца. Он приехал в качестве посредника и примирителя, настаивал на присоединении торгоутов к улусам Далая и выдаче Чокура и Салтаная. Видимо, хутукта произвел на Дайчина впечатление, и он, по словам свидетеля-татарина, боялся, "чтобы он, хутухта, его, Дайчина, неволею с собою к чекарским калмыкам не отвел". Чтобы задобрить хутукту, Дайчин начал собирать со всех улусов хороших коней и овец и чуть было не ушел.

Но в это время он был занят военными приготовлениями. К нему прикочевали братья его: Елдень — он же Йелденг, Лоузан, отец Хо-Урлюк, алтыульские татары, пришло значительное количество ногайцев, добровольно присоединились трухмены, юргенцы, киргизы, едисаны. Предводители войск собрались на совет за речкой Бузан, в урочище Тенкире, на расстоянии дневного перехода от Астрахани. В разведку посылались калмыки за Волгу, почти до Черного моря. На встрече с русскими представителями Дайчин предложил свои услуги. Условия, выдвинутые русскими, были неприемлемы для Дайчина, особенно выдача аманатов в обмен на возможность свободно кочевать по Волге и вести торговлю. При этом Дайчин заявил, что урочище Кандаки под Астраханью "искони природные их калмыцкие места, прадеда их Чингис-хана".

Ногайские и едисанские мурзы, находившиеся у Дайчина, заявляли, что они возвращаться под Астрахань не собираются, потому что там кочевать им негде, а в "калмыках кочевья пространные и повольные, где хотят, тут и кочуют".

Нужно заметить, что при хронологическом обзоре передвижений калмыков того времени, поражает их быстрое перемещение на очень большие расстояния. Например, Хо-Урлюк весной был за Яиком, на реке Оре, а осенью оказался под сибирскими городами, на расстоянии 9 дней пути от Тобольска, оттуда он отправил послов с просьбой о торговле. В его улусе, кроме других тайш, были и ламы, и торговые люди. Посланный к Урлюку Павел Выходцев застал его на Ишиме и сделал вывод, что он был заинтересован в торговле с Бухарой. С отцом на Ишиме находился сын Елдень, женатый на дочери Гуши-хана. Беседуя с Урлюком, Выходцев был поражен его осведомленностью, например, о количестве ратных людей в сибирских городах. В бытность Выходцева у Урлюка пришло известие о смерти двух видных тайш — Далая и Чокура.

Около 1639 года Хо-Урлюк кочевал на Мангышлаке. Именно в это время у него находился Абул-Гази (Абулгази) — Хивинский хан, воин и историк, автор книг "Родословное древо тюрок", "Родословная тюрок" и "Родословная туркмен". Академик А. И. Кононов, в предисловии к изданию сочинений Абул-Гази хана Хивинского, в 1958 году писал, что он бежал из Ирана, где находился в плену, к своему народу и провел "один году калмыцкого падишаха" — Хо-Урлюка на Мангышлаке. Абул-Гази направлялся к узбекам, жившим на Арале, т. к. говорится, что "аральские узбеки, доставив калмыцкому хану большое количество подарков, увезли к себе Абулгази". Впоследствии Абул-Гази в "Родословной туркмен" писал, что "в 1630—1631 годах с северной стороны, из иля калмыков прибыло десять тысяч кибиток — имя их государя Орлок — и поселились в юрте мангытов. В настоящее время, в 1660—1661 год мыши, этот юрт называется Калмыцким юртом".

Зиму с 1637 на 1638 год Дайчин провел на Кара-Кумских песках, а на лето перешел на Ишим-Тобол, на расстояние 18 дней пути от Эмбы. В следующем году Дайчин опять зимовал на Кара-Куме, а весной подошел к сибирским городам. Урлюк, зимовавший близ Бухары, летом оказался на Тоболе. На Эмбе оставался в это время Лоузан. В том же году калмыки оказались на Волге, кочевали по рекам Еруслану и Торгулу, нападали на Самару.

В это время в Джунгарии Батур-хун-тайджи проводил не только политику укрепления центральной власти в ойратском союзе, но и подготовку общего Хурала, на котором вожди племен должны были принять составленное им Степное Уложение.

Трудно представить, скольких трудов и дипломатических переговоров, согласований, пересылок понадобилось организаторам этого съезда для примирения, приглашения находящихся достаточно далеко друг от друга и состоящих не совсем в мирных отношениях нойонов, ханов, религиозных деятелей. По отрывочным сведениям можно предположить, что Батур-хун-тайджи в течение пяти — семи лет вел переговоры и готовил статьи закона. Уже с 1633 — 1634 годов в улусах Хо-Урлюка и Дайчина были замечены ламы и приезд хутукты к Дайчину подтверждает это. В 1639 году на некоторое время установились мирные отношения Дайчина с Джунгарией. Это говорит о том, что подготовительная работа закончилась, и главы племен и народов получили приглашения на Великий Хурал.

Съезд крупнейших монгольских и ойратских ханов и нойонов состоялся в сентябре 1640 года в урочище Улан бура у Тарбагатайских гор, на территории Джунгарского ханства. Заметим, что в биографии Зая-Пандиты говорится, что он после 22 лет учебы в Тибете вернулся и прибыл "к Очирту Тайджи, кочевавшему у подножия горы Тарбагатая и остался здесь зимовать". Хурал был созван по инициативе Батура хун-тайджи. Во вступительной части Уложения перечислены имена виднейших политических, военных и религиозных деятелей, съехавшихся на съезд князей "Сорока и четырех" — формулы, обозначающей Монголию и Ойратию. Присутствовали: Эрдени Дзасакту-хан — титул халхаского Субуди, первый хан из династии Дзасакту-ханов, которые вели свое происхождение от старшего сына Гэрэсэндзэ — Ашихая; Тушету-хан по имени Гомбодорджи, внук Абатай-хана, принявшего буддизм и получившего от Далай-ламы титул Вачирай Сайн-хана, он происходил от младшего сына Даян-хана — Гэрэсэндзэ. Гомбодорджи был первым халхаским Тушету-ханом; Далай-хун — неполный титул сына халхаского Цецен-хана Шолоя, по имени Бармадаши, носил титул Далай-хун-тайджи; халхаский хун-нойон, известен с титулом Сайн-нойона; Мерген-нойон — старший сын халхаского нойона Аба по имени Ангахай; Эрдэни-хун-тайджи — сын халхаского Цецен-хана Шолоя; Хошеутовский Гуши-Номин-хан; его брат Кундулен-Убуши; Очирту-тайджи — сын Байбагас-хана, в 1657 году ездил в Тибет и за ревностное распространение ламаизма от Далай-ламы получил титул Цецен-хана; торгоутовский Хо-Урлюк с сыновьями Шукур-Дайчином и Елденом; Цецен-нойон — двоюродный брат Хо-Урлюка; дербетевские: Тенгери-тойн — сын Далай-тайши, Дайчин-Хошучи — сын Далай-тайши, Буо Эльден — младший брат Далай-тайши; Джунгарский (зюнгарский) Батур-хун-тайджи — сын Хара-Хулы, основатель Джунгарского ханства, за распространение буддийской религии от Далай-ламы удостоен титула Эрдэни и известен под именем Эрдэни-Батур-хун-тайджи; его младшие братья: Мэргэн-Дайчин и Чоукэр. Присутствовали также нойоны, этническая принадлежность которых, из-за разночтений имен, до сих пор не совсем установлена. Например, Дайчин-хун-тайджи, Эльдэн-нойон и Мэргэн-нойон названы торгоутовски-ми нойонами, последний — это Тэмэнэ-Мэргэн, пригласивший Зая-Пандиту; но рядом присутствуют Шукур-Дайчин и Эльдэн (Йельден), которые действительно являются торгоутовскими нойонами, в этом случае имеет место тавтология, что недопустимо в таком документе, как Великое Уложение. Некоторые нойоны на¬званы под общим именем ойратских нойонов — это Дайбун-хун-тайджи, Мэдэчи-тайши; или как джунгарские: Аюши-хатан-батур, Мэргэн-Дайчин, Дамарин.

На Великом Хурале присутствовали три хутукты: Инзан-римбочи — представитель Далай-ламы в Монголии, он известен и под именем Цаган - номун - хан или Майдари - хутукта; Ангхоби или Акшоби Манджушири — наместник Далай-ламы в Джунгарии, он был наставником и учителем Зая-Пандиты; Амугаш иди-Манджушири — видный деятель буддийской религии в Джунгарии; а также Зая-Пандита, за год до этого события вернувшийся из Тибета, как представитель Далай-ламы для распространения буддизма среди ойратских племен.

Почти сто лет спустя Эмчи Габан-Шараб писал, что собравшиеся на съезде нойоны, в присутствии хутукты, возложением на головы свои бурхана Шакджи Муни Номин сякусн — хранителя веры и держанием Эрликовой цалмы присягою утвердили законы. Они торжественно поклялись: "Не будем вводить розни в среду монголов, не будем обращаться с людьми одной с нами крови так, как с рабами, хотя б они обеднели и пошли к нам в услужение; не будем отдавать их подвластному человеку иной кости, не будем проливать их кровь, за дочерьми в приданое не отдавать и иностранным не отдавать... Не только мы, но и потомки наши из рода в род, да не будем делать зла друг другу".

Мы не ставим целью определить значение принятого закона и рассматривать отдельные его статьи, хотя в ходе дальнейшего изложения истории народа, мы будем приводить примеры действия Уложения в жизни общества. Только заметим, что о. Иакинф писал, что в этих законах, как в зеркале, отразились "нравы, обычаи, образ мыслей, способы жизни и степень просвещения у монгольского народа".

Он же, комментируя изложенную выше историю ойратских племен, писал, что созыв общемонгольского съезда Батуром хун-тайджи и принятие законов подвели итоги деятельности ойратов по созданию единого государства. При этом он подытожил, что Гуши-хан создал свое ханство на Коко-Норе и завладел Тибетом, Хо-Урлюк завладел обширной территорией, простирающейся от берегов Иртыша, Тобола и Эмбы до Волги, покорив уральских ногайцев и "турецкие племена на восточном берегу Каспийского моря, оцепляет киргиз-казачьи орды с тыла. Таким образом, ойраты без кровопролития приобрели господство над обширными странами в Азии от Алтая на запад до Каспийского моря, на юг до пределов Индии". Из этого видно, что "ойраты, размножившись в продолжение 150-летнего мира от Эсеня до Хара-Хулы, замыслили восстановить древнюю Чингис-ханову империю в Азии, и начало, увенчанное столь счастливым успехом, много обещало в будущем, если бы впоследствии домашние междоусобия и хитрая политика пекинского кабинета не привели дел их в совершенное расстройство".

На этом мы заканчиваем историю ойратов и переходим к изложению собственно истории калмыков.