И это количество, по согласованию наместника ханства и Кольцова, с указанием "каких званий по частям" было расписано, а именно:

"Галдан-Норбе, который родился от первой Дондук-Омбиной жены Соломы:

Другой Дондук-Омбиной жены Джан детям:
Первому — Рандулу — Ики-Баруновых:

Второму — Додьбе — Бага-Зюневых:

Некоторые аймаки имели двойное название. Например, жена Галдан-Норбо — Никба просила дать ей улус, называемый Ики-Зюн, "то ж и Арбан-хоюр", который состоит из четырехсот кибиток. То есть "Ики-Зюны" назывались еще и "Арбан-Хоюр".

В связи с этими разногласиями Татищев имел разговор с зайсангом Токмуком. Он говорил, что есть "знатные зайсанги, а именно: 1. Имянуемого улуса Бага-Зюна — Тиогусин Галдан; 2. Улуса Ики-Баруна зайсанг Серчик; 3. Улуса Запсара зайсанг Дамрин; 4. Улуса Бага-Баруна — Саид Джирхуин Тиомир да Нохоин Кичик, итого зайсангов пять человек и при том же он, Токмук, объявлял, что Бага-Барунов 1200 кибиток, Ики-Барунов 650 кибиток, Запсаров 200 кибиток, Ики-Зюнов, то ж и Арбан Хоюр 300 кибиток, Бага-Зюн 300 ж кибиток, итого 2650 кибиток".

К разделу Бага-Цохурова улуса Дондук-Даши прислал письмо Татищеву, в котором обстоятельно объяснил, что "по нашим правам Бага-Цохуров улус на какие части делить надлежит, а понеже наш большой хан детям своим улусы делил в такой силе:

1. Первой жены большему сыну, а моему отцу дано Керетей и Цатанов восемь тысяч кибиток.

2. Второй жены большему ж сыну Черен-Дондуку дано восемь же тысяч кибиток.

3. Дондук Омбина отца часть, которой был один — семь тысяч кибиток отданы детям его Дондук-Омбе и Бокшурге, а что тысячи кибиток пред протчими не додано и то учинено затем, что оной родился не от настоящей жены, того для по нашим правам тако и надлежит.

4.Отца моего брату Гунделеку, которой был манжиком, настоящей части не дано, токмо кормители его тысяча кибиток Бага-Цатаны, ибо оной манжиком учинился с таким намерением, чтоб ему ехать к Далай-ламе и быть при нем, того для полной части ему и не дано.

5. Черен-Дондуковым двум братьям Галдан-Данжину и Баранге-Череню дано по шести тысяч кибиток, о чем я и сам сведом, что наш большой хан детям своим улусы делил тако, а ныне Бага-Цохуров хотя и немного, однако ж надлежит разделить по тому ж праву".

Дондук-Даши приведением в качестве примера разделение наследства своим дедом Аюки-ханом дал понять, что по существующему обычаю деление производилось с учетом законности брака и рождения детей. Нужно отметить, что у калмыков законной считалась только первая жена.

Здесь же наместник представлял Кольцову сведения о том, сколько прежде этого "во время мирного их жития калмыцких улусов состояло" и сколько осталось после казахских нападений и междоусобных ссор, "а именно: во владении у отца его наместникова Чакдоржапа было 11 тысяч кибиток или более, а ныне от оных осталось только три тысячи 438 кибиток, Церен-Дондуковых было восемь тысяч, а ныне осталось три тысячи 673 кибитки, Галдан-Данжиновых было с шесть тысяч, а ныне в остатке 2312 кибиток, шабинаровых было с пять тысяч, а ныне в остатке с две тысячи кибиток, Доржи Назаровых было с восемь тысяч, а ныне в остатке с две тысячи кибиток, хошотовых было с три тысячи, а ныне в остатке с пятьсот кибиток, дербетевых было с четыре тысячи, а ныне надеется в остатке не более трех тысяч кибиток, а всего в остатке от сорока пяти тысяч токмо 16923 кибитки".

При всех этих подсчетах Дондук-Даши предъявлял требования о восстановлении улусов по их владельцам, как это было при его деде — Аюке-хане.

Несколько слов о судьбе сторонников ханши Джан. Хошеутовский владелец Сербеть был преданным сторонником хана Дондук-Омбо и его жены Джан. Он принял активное участие в разгроме войск Галдан-Данжина. Впоследствии он был пойман и подвергся пристрастному допросу с применением пыток и ударов кнутом.

На вопрос: "Кто с ханшею главные советники были?" он ответил: "В тайных делах у ханши главные советники: зайсанги Арла, Кусеп, Шандани Шарап, Темер Болот, Дундук Сезин, Габун Нимя — гелюн Неудюль, Боролин Даржа, в протчие же советы призываны были из владельцов я, Сербет, Бодонг, Ерембель, из зайсангов Худай, Чиган Чеучен (Цаган-Цецен), Данжин, Бюрюсан Хошучи, Ганжин, Цойджип, Байса, Бюрюнамро, Эмчи Габун Шарап".

На вопрос: "С чьего совета убил Галдан-Данжина?" он ответил: "Когда войска начали с Галдан-Данжиным и с протчими его товарищи владельцах сходиться к бою, то ханша Джан приказывала своим владельцам, в том числе и мне оного Галдана-Данжина с товарищи его ловить и бить до смерти и как оного Галдана поймали, то по оному ее, ханши, приказу, не докладывая ей вторично, велел я людям своим калмыкам, а именно: Хара Туке, Батырю Харабеин Етше убить его до смерти, кои и убили, ... а владельца Бая кто убил, я не знаю, Убашу убили ханшина владения зайсанги Темир Булатовы братья Баяр, Сумелю".

В указе Елизаветы Петровны по этим делам говорилось, что "владельца Сербета за его бывшую противность до весны содержать в Астрахани, а весною водяным путем отправить в Казань под крепким конвоем, и тамо оного содержать под караулом во всяком довольстве. А зайсангов, которые у ханши Джана употреблялись в противных советах удобвозможным образом искать случая переловить и с владельцем Сербетем отправить в Казань и содержать под караулом в довольстве ж, дабы тем способом единаче калмыцкое беспокойство привести в доброй порядок". Вместе со всеми "советниками ханши" в Казань попал и Эмчи Габун Шарап — историк, автор "Сказания о Дербен-Ойратах".

Сербеть был крещен 17 мая 1743 года и дано ему имя Семен Артемьев, но он стал писаться Семен Хошоутов. По его желанию он был отправлен из Казани в Москву к ханше Джан.

А ханша Джан с детьми была крещена 16 декабря 1744 года и наречены им имена: "Ей, Джану,— Вера, дочерям ее: Бунигаре —
Надежда, Делеку — Любовь; сыновьям ее: Рандулу — Петр, Додьбе — Алексей, Асараю — Иона, Джубасару — Филипп..."

Восприемницею у нее и детей ее от святыя купели соизволила быть сама императрица Елизавета Петровна. Крещеным были даны фамилия и титул князей Дондуковых и "при том высочайше повелено ей, ханше, именоваться и писаться княгинею, дочерям ее княжнами, а сыновьям ее князьями, о чем потом и имянной е.и.в. указ за прописанием собственныя руки в 6 день июля 1745 года Сенату данной воспоследовал. А пред крещением объявлено ей было, что ей, ханше, и вина ее отпускается, по крещении же выдано ей в награждение тысяча рублев, да детям ее всем шестерым тысяча ж рублев, а для крещения всем им сделано было платье ценою в тысячю семьсот рублев.

По имянному е.и.в. указу, состоявшемуся в 29 день ноября 1744 года повелено вместо определенной напредь сего на содержание ее с детьми годовой суммы дву тысяч рублев, отпускать на такое оной содержание по тысячю двести рублев в год, да определенному тогда ж в кадетской корпус сыну ее Рандулу сверх обыкновенного тамошняго содержания давать жалования по сту двадцати рублев на год.

А 17 декабря того ж года по имянному ж е.и.в. указу оной княгине Вере Дондуковой с детьми отдан в вечное владение бывшаго в Сибирском приказе купчины Алексея Квасникова каменной двор в Москве на Тверской улице, которой велено содержать им самим из всемилостивейше определенной на них суммы, а продавать оной двор им запретить.

1745 года июня 22 другой княгини Веры Дондуковой сын князь Алексей, 1747 года июля 2 третий сын князь Иона, а 1754 года четвертый князь Филипп по имянным е.и.в. указам определены в Кадетский корпус".

Князь Петр, служивший в кадетском корпусе прапорщиком, умер в 1752 году, а Филипп, служивший сержантом, умер в 1761 году.

Что "до дочерей ее, то меньшая княжна — Любовь еще в 1744 году в Москве умерла, а большая в 1750 году по высочайшему е.и.в. соизволению выдана замуж за находящегося в Ставрополе калмыцкого крещеного владельца Ивана Дербетева" и "дано тем новобрачным в награждение пятьсот рублев".

В 1749 году, по просьбе Веры Дондуковой, ей было позволено "для детей ее в кадетском корпусе находящихся жить вместо Москвы в Санкт- Петербурге на том же жалованье, на котором она и в Москве содержалась".

В 1746 году Вера Дондукова обратилась с просьбой выдать замуж княжну Надежду за Семена Хошоутова. На это ей из Коллегии Василий Бакунин ответил, что так как Сербеть был женат на дочери Дондук-Омбо от первой жены, то по христианской вере сестру первой его жены отдать невозможно.

В это время пожелала креститься дочь Галдан-Данжина — Тютеря. Дарма-Бала писала Татищеву, что она оставляет на попе¬чение шабинеров, кешиктенов, зайсангов в трехстах кибитках, чтобы они находились в услугах внучки ее Тютери и просила губернатора быть в курсе. Татищев поинтересовался состоянием имения Тютери и посланный капитан Копытовский рапортовал: 1) при Тютере было девятнадцать зайсангов, да духовного чина и калмык двести кибиток, с которых никаких податей не собиралось, а были они только для одних услуг; 2) улусных людей ее было тысяча кибиток; 3) около нее остались из них только тридцать кибиток, остальные находились в кочевьях в разных местах.

Тютеря была крещена и было дано ей имя Елена Иванова. Она была отправлена в Ставрополь к крещеным калмыкам, там на ней женился Семен Хошоутов — убийца ее отца.

О дальнейшей его судьбе позаботилась княгиня Вера Дондукова, по ее просьбе отправили его в Ставрополь. При этом отметили, что "владелец Семен Хошоутов в калмыцких улусах имел своих подданных калмык до двух тысяч кибиток и потому был знатным владельцем и ханским зятем, а ныне в Ставрополе над всеми крещеными калмыки главными полковник Кирило-Шарап из зайсангов и равной ему войсковой судья из владельцов не знатных Петр Торгоутский, и потому владельцу Семену Хошоутову быть в их команде будет обидно". Поэтому предписали "тайному советнику Оренбургскому губернатору Неплюеву определить его, Семена Хошоутова, в службу в Оренбург к крещеным калмыкам и к другим тамошним нерегулярным войскам полковником, или дать ему другой какой, применяясь к Ставропольским крещеным калмыкам войскового старшины чин с годовым жалованьем не меньше ста двадцати рублев, почему ему давано было и в Казани в бытности его под арестом. По прошению крещеной калмыцкой княгини Веры Дондуковой зятю ее, владельцу ж и Ставропольскому ротмистру Ивану Дербетеву во удовольствие той княгини чин войскового старшины дать заблагорассуждается, но в Ставрополе тем чином определить его, кажется, невозможно затем, что тамо большей его брат Иван же Дербетев состоит в ротмистрах и старше его и для того и помянутого княгини Дондуковой зятя, ротмистра Ивана меншого Дербетева, тайному советнику Неплюеву определить в Оренбург к крещеным же калмыцким и другим нерегулярным войскам войсковым есаулом или другим тому подобным каким чином... обоим владельцам Хошоутову и Дербетеву велеть тамо построить и дать казеные дворы".

В истории калмыцких ханов Дондук-Даши назван "лучшим из ханов". Своей государственной деятельностью он заслужил эту характеристику. Мы знаем как добивался ханского трона Дондук-Омбо, какие были им потрачены силы, в какое движение были приведены улусы и целые народы, сколько пролито крови. Дондук-Даши же, придя к власти, не сделал ни одного распоряжения по сбору войск не только для отражения нападений или оказания сопротивления, но и преследования кого-либо. Он не прибегал к силе оружия в деле приведения улусов к спокойствию, а через посыльных и письменные пересылки старался примирить недово¬льных и обиженных. Конечно, тут сказались и умелые действия такого деятеля, как Татищев.

Дондук-Даши с первых дней своего прихода к власти начал собирать сведения о количестве калмыцких улусов и численности кибиток в них. Он располагал сведениями о числе кибиток в определенных улусах при Аюке-хане и сколько их осталось на данное время, знал сколько отобрано людей у нойонов его предшественником, сколько ушло в российские города, сколько из них приняли крещение. Для решения внутренних и пограничных споров он решил привести в соответствие действующие российские и калмыцкие законы и права.
Будучи на коронации Елизаветы Петровны, он подавал прошение о составлении калмыцкого права, так как у калмыков, много лет назад отделившихся от Дербен-Ойратов и "живущих среди многочисленного и чуждого народа, изменились нравы и привились многие хорошие и дурные качества, прежде у них не бывшие", поэтому пришло время для составления новых законов на основе старых.

По этому вопросу Татищеву прислали указ о том, чтобы губернатор сочинил право на основе российских и калмыцких законов, отыскав "к тому пристойные указы предков наших, имеющиеся о калмыцких делах в Астраханской губернии и древние между калмыками же и татар с тамошними нашими пограничными в судах происходимые обыкновении" и привлек к этому делу бригадира и коменданта Кольцова и полковника, Саратовского воеводу Беклемишева, узнав их мнение на сей счет. "При сем для вашего известия посылается перевод с их калмыцкого и мунгальского права, постановленного 1640 года и с которого усмотрите: 1 -е. Что у них за убивство человека положена плата, а смерти нет. 2-е. За кражу вместо наказания ворам великая плата ж. 3-е. Что ежели кто покраденого скота след приведет в чей улус, которой того следа в другое место не отведет, то оной платить повинен".

При этом указывалось, что в новом праве нужно постановить: "1-е. О убивстве по нашим правам, изъясня при том бываемые случаи; 2-е. За краденых с обе стороны лошадей и другой скот написать не малую цену, дабы тем бываемое пред сим калмыцкое обыкновение, что они вместо всякой лошади, которая хотя б и великой цены была, платили лошадь за лошадь, ...ворам за отгон и за кражу чинить жестокое наказание".

В своей просьбе Дондук-Даши указывал на несоответствия законов и наказаний за одни и те же преступления калмыкам и русским. Он писал, так как между "россиян и калмык в больших и малых, явных и тайных делах суд и расправа производятся неодинаково, по разными образы и по подобию жребия", отчего "калмыцкий народ несет большую тягость и хотя россиане нашего человека явным образом убьют до смерти, то мы в том справедливости получить не можем". Поэтому он просил "для произведения между нами справедливого суда и расправы во всех местах единым, а не разными образы пожаловать выдать письменное право" и командирам волжских городов "наикрепчайше подтвердить", чтобы по тому "суд производили".

А к Татищеву в частном письме наместник писал: "От вас требую совета в том, что калмыцкие улусы в междоусобном неспокойстве долговременно продолжились, и от происхождения многих непорядков прочие владельцы всякой по своей воле в делах правление чинили". Поэтому "намерение имею, кроме Аюки-хана другими владельцами в делах, что не в пользу калмыцких улусов учинено, оное уничтожа учинить по надлежащей справедливости".

Татищев и Беклемишев не написали никаких законов. У Дондук-Даши с Татищевым по поводу сочинения прав и справедливого решения суда между калмыками и русскими происходили острые полемики и имелись расхождения. За время пребывания Татищева на посту губернатора они так и не пришли к согласию и вынуждены были разорвать отношения.