Эрдниев У.Э. Калмыки: Историко-этнографические очерки. - 3-е изд., перераб. и доп. - Элиста: Калм. кн. изд-во. 1985. - 282 с., ил.

Скотоводство

Скотоводство в хозяйстве калмыков в течение многих веков играло ведущую роль. Однако нет ни одной работы, посвященной этой отрасли экономики. Почти все исследователи ограничивались только тем, что указывали на кочевое скотоводство как на главную отрасль калмыцкого хозяйства, перечисляли виды скота и приводили некоторые сведения о численности поголовья. Поэтому система ведения скотоводческого хозяйства оставалась неизученной. В этой главе автор пытается воссоздать основные черты калмыцкого скотоводческого хозяйства конца XIX — начала XX вв.

Географические условия оказали большое влияние на направление хозяйственной жизни калмыцкого народа. Обширные степные пространства Приволжья, Дона и Северного Предкавказья с их роскошными лугами и тучными пастбищами благоприятствовали скотоводческому хозяйству. Несмотря на большие потерн, случавшиеся при каждом стихийном бедствии и эпизоотии, у калмыков всегда был скот, обеспечивавший население молоком, мясом, шерстью и сырьем для домашнего производства и ремесел. Об этом можно судить по нижеследующим цифровым данным: всех видов скота в 1803 г. было 1232808 голов, в 1863 г. -1090588, в 1909 г.—1073897 и в 1913 г.—965981 голова.

Официальные данные не отражали действительного количества скота, которым располагали калмыки. Следует отметить также, что цифровые материалы, которыми пользуются исследователи, относятся только к калмыкам Астраханской губернии. По мнению Номто Очирова, судить по официальным данным об увеличении или сокращении калмыцкого скотоводства невозможно, ибо богатые калмыки всегда скрывали количество своего скота, стремясь уменьшить сумму налога и число повинностей, исчислявшихся тогда, исходя из количества скота. Пересчитать многочисленные табуны лошадей и стада овец не было никакой возможности, а указать точное количество путем расспроса соседей трудно.

Массовое разведение скота было возможно при условии содержания его на подножном корму. Для большого количества скота, которое имели калмыки, нужны были обширные незаселенные пространства, пригодные для летних и зимних пастбищ. По мнению Л. П. Потапова, для содержания одной головы скота в зимнее время требуется примерно 8—10 га естественных пастбищ среднего качества. Пригодные для пастьбы участки не всегда находились рядом. Поэтому калмыки совершали периодические перекочевки с места на место со стадами не только летом, но и в остальное время года. Судя по данным, относящимся еще к XVIII в., зимой они останавливались на Черных землях (Хара газар). П. С. Паллас пишет, «что калмыки со стадами своими зимою кочуют в полуденной стороне Волжской степи и вдоль берега Каспийского моря, но всегда в некотором отдалении от реки Яика, при которой тогда кочуют киргизы (казахи —У. Э.)... При Каспийском море имеют они довольно камышу для употребления вместо дров, и снегу там выпадает столь мало, что скотина сама находят себе корм на полях. По наступлении весны подаются они помалу к северу и стараются в то время, когда Волга уберется в свои берега и оставляет в лощинах богатый корм, сыскать холмистые и ключами обильные места в средней степи». Академик И. И. Лепехин (XVIII в.) сообщает о том, что современные ему калмыки много «...содержат скота, и в зиму для оного ничем не запасаются, к чему служат их привольные и обширные степи, лежащие между Уралом и Волгой, начиная от Каспийского моря даже до Самарской линии. Степь сия служит им обиталищем в летнее время, а в осень перебираются за Волгу, где кочуют по Кубанской степи, начиная от самой Волги даже до реки Кумы, а вверх до царицынской линии».

Перегон скота на Черные земли и обратно происходил по строго установленному маршруту, по местам, где имелись сочные травы и хорошие водопои.

Переход многочисленного стада затрудняли переправы через водные преграды, в частности через Волгу, при которых гибли животные, особенно молодняк. Поэтому в приволжских улусах организации переправ уделялось большое внимание. Судя по сведениям середины XIX в., переправа через Волгу происходила в тихую погоду так: «Калмыки приготовляют для этого собственные дощанки, на которые вводят верблюдов, коров, овец и маленьких жеребят и переправляют на противоположный берег; что же касается конных табунов, то их косяки вместе с подросшими уже жеребятами, двухгодовалыми и третьяками, пускают через реку вплавь... Дети и жены перебираются по реке на дощанках или на лодках, которые перетаскивают из одной реки в другую волоком, по гривкам, не залитым водой». Калмыки, как и монголы, сооружали для переправы через реку плоты из связок камыша, к которым прикреплялись надутые воздухом цельные шкуры овец и крупного рогатого скота. Молодые мужчины переправлялись вплавь, придерживаясь за хвост или за седло плывущей лошади. В конце XIX в. Черные земли продолжали служить зимним пастбищем. II. Житецкий писал: «Всякое, более или менее крупное скотоводческое хозяйство степей с востока от берегов Волги, с северо-востока Эргенских гор, стягивается к зиме на так называемые «Черные земли», где сгруппируется со всех концов степи огромное количество скота со всеми пастушескими хотонами, а на лето весь этот скот расходится по разным углам степи». Начиная с XVIII в. Черные земли постоянно использовались для зимнего выпаса скота.
Калмыки междуречья Волги и Дона постепенно выработали определенный порядок чередования пастбищ, методы и приемы выпаса скота. Они имели постоянные зимовки, откуда население уходило на весенние и летние пастбища. В Хошеутовском улусе калмыки проводили осень и зиму на правом нагорном берегу Волги, занимая пастбища, простиравшиеся на юге до современного п. Нарын Худук, а ранней весной они переправлялись на левый волжский берег, где были богатые луга. Скотоводы Эркетеневского улуса зимовали вблизи Состинских озер, в Мочагах, преимущественно в районе Белого озера, где находилась зимняя ставка улуса, а летом они уходили на северо-запад и располагались вблизи худуков (колодцев): Балбарха, Меклета, Адык, Санзыр, Яшкуль и вплоть до балки Элиста. Население Икицохуровского улуса зимовало около Можарской соляной заставы: по ильменям и разливам р. Кумы, а после 1860 г., когда, согласно новой границе, к Ставропольской губернии отошли лучшие земли, оно располагалось на зиму близ озера Яшкуль, вокруг Состинских озер и по долине Восточного Маныча. Летом этот улус кочевал около озера Джамтыр или Шара-Олгота, далее к северу до озера Цаган-Нур и по балкам восточного склона Ергеней.

«Кочевники Харахусо-Эрдниевского улуса занимали земли для пастбищ к востоку от Икицохуровского улуса вплоть до берегов р. Волги, а в зиму проводили по займищам р. Волги и в Мочагах: часть их оставалась в степи около худуков. Калмыки Багацохуровского улуса зимовали большей частью на луговой стороне р. Волги, в ее займищах и на волжских островах, покрытых кустарниками и лесом; летом они переходили на правый нагорный берег, где кочевали между русскими казачьими станицами Ветлянской и Копановской, в урочище Кюрягин-Боро или Эмчин-Боро. Население Яндыко-Мочажного улуса оставалось в течение всего года по берегам ильменей, заливов волжской дельты и на западном берегу Каспийского моря, за исключением скотоводов Багутовского аймака, остававшихся постоянно в степи».

Такие же переходы (цоволгон) совершали калмыки Малодербетовского, Большедербетовского улусов и Области Войска Донского. Бывший в детстве пастухом О. И. Городовиков писал: «Кочевье — это вечная погоня за кормом для скота. Весной он (скотовод) гонит свое стадо на пастбище на север, где и проводит с ним все лето до поздней осени, здесь много корма для скота.

К зиме степь становится суровой. На ее открытых просторах разгуливают ветры. Трава за лето выгорает, и скоту нечем питаться. Надо подаваться на юг, где еще есть трава, и кочевник начинает перекочевывать к Манычу, и дальше, к низовьям Терека и Кумы». Сообщения об этом мы находим и в трудах других авторов. Радиус кочевок был невелик. В зависимости от состояния пастбищ он колебался в пределах 7—18 км. Только перегоны скота на зимние пастбища были большими — до 200 км (Черные земли).

Но не все калмыки пользовались Черными землями. Бедные и даже зажиточные семьи в Малодербетовском улусе проводили весну, лето и значительную часть осени в пределах Ергенинской возвышенности. Известно, например, что скотоводы, жившие на территории нынешнего Чапаевского сельсовета Малодербетовского района, снимались с зимовок, расположенных вокруг озера Хан, и уходили со своими стадами на запад, занимая своими кочевьями верховья рек Сал и Онт, а также часть территории современных Садовского и Уманцевского сельсоветов. Скотоводы Абганеровского аймака (нынешнего Приозерного района) проводили зимовку у подножья Ергеней, известного под названием Салвру, откуда ранней весной уходили в горные части с тем, чтобы сохранить от потравы свои зимние пастбища. Благодаря такому традиционному порядку стравливания, пастбища получали отдых в течение нескольких месяцев и были всегда в хорошем состоянии.

Большинство калмыцкого населения почти до начала второй трети XIX в. не строило помещений и не вело заготовку кормов для скота. По традиции, на зиму калмыки выбирали более низкие места — в балках, лощинах, котловинах на берегах Сарпинских и других озер, а также у рек Маныч и Кума, в камышовых зарослях, где скот был защищен от холодных ветров и степных буранов. О. И. Городовиков рассказывает, что «среди камышовых зарослей в любую погоду можно было легко укрыть овец, куда пастух, табунщик и чабан торопились загнать свои стада во время зимних буранов, где овцы сбиваются в кучу», тогда как рогатый скот и лошади пасутся, беспрерывно бродя в камышах, не отрываясь от стада, друг от друга. Во время снежных бурь которые нередко заставали стада на открытых степных просторах, скот, сбившись в кучу, двигался по ветру, а пастух всеми силами старался, чтобы ни одно животное не отстало от стада, и направлял их до ближайшего естественного укрытия.

У калмыков веками складывалось неписаное правило тебе невки для домашних животных в период выпадения глубоких снегов. Вперед пускали табуны лошадей, которые разгребали копытами снежный покров, поедая верхушки трав, за ними следовал крупный рогатый скот, а затем шли овцы и козы, съедавшие траву до корней.

В степях Калмыкии часто бывали суровые зимы. Глубокие снега, гололедицы и порожденная ими бескормица наносили огромный урон калмыцкому скотоводству. Костенков писал: «Ежегодно гибнет у калмыков по нескольку тысяч голов скота от болезней, шурганов и бескормицы, только в страшную зиму 1798 г. погибло более полумиллиона голов скота». Не успев оправиться от этой тяжелой потери, в начале тридцатых годов прошлого столетия калмыки снова лишились почти половины своих стад. Посетивший тогда Калмыцкую степь профессор Казанского университета А. В. Попов приводит официальные данные, извлеченные из архива Управления калмыцким народом.

Таблица 2

В течение десяти лет, 1827 по 1837 гг. произошло резкое снижение поголовья скота. В 1833 г. из-за гололедицы и связанной с ней бескормицы скот был изнурен, вспыхнули эпизоотии, вследствие чего в одном только Малодербетовском улусе погибло 13025 лошадей, 2881 верблюд, 44218 овец и коз и 13900 голов крупного рогатого скота. Потери скота в других улусах были также исключительно велики.

Подобные катастрофические потери, очевидно, явились причиной появления калмыцкой поговорки: «Чтоб убить богатыря, достаточно одной пули, а разорить богача — одной стоянки» (зимней).

Массовый падеж скота в течение короткого времени, с одной стороны, и пример соседнего русского населения, у которого скотоводческое хозяйство меньше зависело от случайностей, — с другой, привели к тому, что в традиционном ведении кочевого скотоводческого хозяйства произошли большие изменения. Так, с 30-х гг. XIX в. калмыки начали заниматься сенокошением и заготовлять на зиму сено, чтобы во время бескормицы подкармливать скот. В литературе отмечено, что после 1833 г. в Малодербетовском улусе многие калмыки занимаются сенокосами и запасают на зиму столько кормов, что их хватает не только на период зимовки, но даже остается избыток. В Хошеутовском улусе на зиму заготовлялось около трех миллионов снопов сена разного веса, но не менее 7 фунтов каждый. По словам П. Небольсина, в XIX в. многие калмыки связывали заготовленное сено в снопы, которые складывались в стога, состоявшие из 1000 снопов. Если же их было более тысячи, то эта кладка называлась ометом. По данным 1909 г., вес хозяйства Калмыцкой степи уже имели запасы кормов: сена — 9086844 пуда, камыша — 923106 и. соломы — 677015 пудов (всего 10686964 пуда). Причем наибольшие запасы были сделаны в Манычском (2997632), Малодербетовском (2737978) и Икицохуровском (1493760) улусах.

Мужчины косили сено обыкновенными русскими косами (литовками), которые назывались у калмыков «шалга» («хаджи»). Скошенное сено сгребалось при помощи деревянных граблей, («маджур»). Калмыки жали траву для кормления мелкого скота неподалеку от хотона серпами («хадур»). В первой четверти XX в. в богатых хозяйствах вошли в употребление сенокосилки, конные грабли, которые приобретали в собственность или брали у русского населения напрокат. В 1908 г. в Икицохуровском улусе у Согатых калмыков было уже 22—27 сенокосилок. Заготовленные корма подвозили летом к зимним стоянкам и складывали в скирды. Пользование сенокосами не было урегулировано законом. И нередко оно было основано на праве сильного, вследствие чего лучшими сенокосными угодьями пользовались только богачи.

В 1897 г. попечитель Эркетеневского улуса писал: «...косить травы можно было на любом месте степи». При таких условиях, беднякам доставались самые худшие неурожайные сенокосы. Несколько иным был порядок в Малодербетовском и Манычском улусах, где номинально существовало паевое деление сенокосных угодий. В этих улусах избранная на общем сельском сходе комиссия делила сенокосные угодья по жеребьевке, исходя из количества и качества луговых трав. Однако и здесь лучшие покосы оказывались в руках богатеев. Видимо, это явление отражало общий процесс развития кочевых народов. Подобные факты перехода к стойловому содержанию скота имели место в Туве.

Крупный рогатый скот больше нуждается в стойловом содержаний, так как он не может добывать себе корм даже из-под, незначительного снежного покрова, молодняк требует продолжительного и внимательного ухода.

Крупный рогатый скот пасся стадами вольно, без специальных пастухов, а телята под присмотром детей выгонялись в противоположную от выпаса коров сторону. К вечеру коровы по необходимости сами приходили к стоянкам. Осенью калмыкам часто приходилось верхом на лошади отправляться за скотом и подгонять его к жилью. В зимнее время (в XX в.) крупный рогатый скот держали в открытых холодных загонах, а молодняк — в крытых помещениях. Телят и дойных коров подкармливали лучшим сеном, отделив их от остального стада, особенно на ночь; в полуоседлых улусах их загоняли в зимнее время в теплое помещение. В снежную зиму скотоводы делали из сугробов валы вокруг загонов, чем создавалось некоторое затишье. За высокими снежными заборами животные спасались от холодных ветров. Корм давали скоту прямо на землю, под ноги. В местах, где не было рек и проток, поили скот из глубоких колодцев, возле которых обычно стоял вкопанный в землю журавль, но иногда доставали воду ведрами вручную. В ергенинских улусах поили скот из речек или родников, а в июле и августе — из копаней. Весной скот довольствовался талой водой, которая стекала с высоких мест в низины, балки, озера. Летом и осенью поили скот три раза, а зимой — два раза, утром и вечером. После дождя в степи образовывались лужи («цандыг»), которые также нередко использовались для водопоя.

Важнейшей отраслью скотоводческого хозяйства калмыков было разведение крупного рогатого скота. О количестве его можно судить по нижеследующим цифрам. В 1863 г. калмыки имели 143345 голов, 16 в 1909 г. - 206363, в 1916 г. - 252581 голову скота. Более 70 процентов этого поголовья было сосредоточено в Ергенях и приергенинской низменности, особенно в Малодербетовском и Манычском улусах. Здесь находилось 59,6 процента всего количества крупного рогатого скота калмыцкой породы.

Быстрый рост поголовья крупного рогатого скота, конечно, не был случайностью. Будучи важнейшим источником благосостояния в условиях степи, скот, кроме того, стал пользоваться все растущим спросом на всероссийском рынке и за границей. Особенно ценилось так называемое «мраморное» мясо.

Несмотря на неблагоприятные условия содержания, калмыцкая порода скота была признана одной из лучших в России. По сведениям Оренбургского научно-исследовательского института молочно-мясного скотоводства, хозяйств Сальского округа и записям племенных книг довоенного времени калмыцкий скот имел весьма хорошие показатели: живой вес импортной коровы шортгорнской породы равнялся 373,5 кг, казахской - около 350, калмыцкой - 425 кг. Рекордные экземпляры достигали даже 655 -776 кг. Вес туши составлял 393-463, сала - 51-67 кг.

Эти положительные качества скота калмыцкой породы обусловили довольно широкое распространение его в Нижнем Поволжье и на Северном Кавказе.

Калмыцкий скот отличается высокими рабочими качествами. К. Костенков и другие авторы писали, что «русские чумаки и земледельцы всегда отдавали предпочтение неприхотливым относительно корма и водопоев выносливым калмыцким быкам». Поэтому можно считать, что калмыцкий скот был преимущественно мясо-рабочего направления.

Несмотря на пастбищное содержание и отсутствие какой-либо подкормки суточный удой с новотельной коровы колебался от 6 до 15 литров. Жирность молока достигала 4,2-4,8%, что еще сильнее подчеркивает ценность животных этой породы. По данным Калмыцкой зоотехнической станции, 10 калмыцких коров показали среднегодовой удой от 876 до 2180 кг. Трудно найти другую породу, которая могла бы так хорошо оплачивать скудный и грубый корм, какой давался скоту калмыцкой породы. Малейшее улучшение условий содержания приводило к заметному увеличению среднесуточного привеса молодняка.

Калмыцкая порода скота сохранена и улучшена многовековым кропотливым и повседневным трудом калмыцкого народа.

Одной из главных отраслей калмыцкого скотоводческого хозяйства было овцеводство. Овцы составляли до 70,6% всего скота. Так, если в 1803 г. калмыки имели 767398 овец, то в 1863г. их поголовье составило 803941, т.е. на каждую душу населения приходилось почти по 7 овец. Правда, к 1913 г. количество овец уменьшилось до 709470 голов. По-видимому, это было следствием большого забоя овец в те годы. Только в одном Икицохуровском улусе в 1909 г. было продано и заколото 62825 овец. В большом количестве разводили овец в Малодербетовском, Манычском и Икицохуровском улусах, где было сосредоточено 59,1% всего поголовья дореволюционной Калмыкии.

Наиболее распространенной породой была калмыцкая курдючная овца. Характерные признаки ее — высокорослость и большая голова с повислыми ушами. Длинные ноги делали калмыцких овец способными к передвижениям на большие расстояния и тебеневке на степных просторах. Именно поэтому их разводили в условиях кочевого и полукочевого скотоводства. Это были овцы мясного направления. Живой вес курдючной овцы составлял 4—6 пудов, а иногда более 7 пудов. Вкусовые качества калмыцкой баранины чрезвычайно высоки. Ценным продуктом являлось и сало (от 25 до 50 фунтов с туши). Шерсть овец калмыцкой породы длинная, толстая, грубая и вьющаяся. Стригли овец два раза в год (в начале лета и осенью), предварительно выкупав в глубокой проточной воде. Если поблизости ее не было, овец обмывали водой из колодцев. При летней стрижке с каждой овцы получали 3—5 фунтов шерсти. Осенняя шерсть ценилась выше, чем летняя: она короче и мягче. Поэтому осенняя шерсть, как правило, шла на удовлетворение собственных хозяйственных нужд, тогда как летняя поступала в продажу.