Административная реформа 1910 г. Начало проникновения революционных идей в Калмыкию

После реформы 1892 г. нойоны и зайсанги остались господствующим классом не только в области экономической, но и в области политической. Эта титулованная верхушка калмыцкого общества продолжала участвовать в управлении калмыцким народом и представлять его в Петербурге. Депутатом 1 Государственной думы от калмыцкого народа был избран Церен-Давид Тундутов. В 1907 г. на выборах в царскую думу боролись за депутатское место нойон Хошеутовского улуса Тюмень, зайсанг тукчинеровского анги Арлуев и гелюнг Кармыков, сын спекулянта-торговца скотом, крупнейшего скотопромышленника, зайсанга Икичоносовского аймака Манычского улуса. Социальной верхушке выгодно было держать калмыков забитыми, темными, верными феодально-патриархальным традициям.

Калмыцкий народ был лишен всяких прав, в том числе политических. Практически он даже не имел права жаловаться на произвол царских чиновников, нойонов, зайсангов и богачей. Избирательная система была недемократичной. На сход собирались старшины, старосты и один представитель от каждых 10 кибиток. Не было на этом сходе ни одного представителя трудящихся.

В конце XIX или в начале XX вв. Астраханскую губернию посетил князь В. П. Мещерский. До нас дошел его дневник, в котором он писал о жизни простолюдинов-калмыков. «Оказывается, что пока крепостное состояние успело совсем забыться, как предание, на Руси, и все русские подданные пользуются правом свободного человека, то... единственные русские подданные, лишенные этого права и закабаленные под безграничную власть своих местных попечителей, — это калмыки. Оказывается, что они не имеют права собираться, рассуждать ни о своих нуждах, ни о своих страданиях, оказывается, они не только не имеют права обращаться с молениями к Русскому царю, но если они придут в дом своего министра, то швейцар имеет право сказать: «Ступайте прочь, вы не имеете права ни лично, ни через поверенных приходить сюда, просить или жаловаться, на то у вас есть местные попечители».

Земская, судебная, военная и другие реформы, проведенные в 60—70 гг. XIX в. вслед за отменой крепостного права, не коснулись калмыков. Между тем, система управления калмыками не отвечала интересам русского царизма, стремившегося укрепить свое господство над калмыками и усилить их колониальную эксплуатацию. Согласно циркулярному письму министра внутренних дел от 13 июня 1909 г., на территориях улусов Астраханской губернии насчитывалось 230 аймаков, некоторые из них состояли из нескольких десятков кибиток. Калмыки, оказавшиеся по различным причинам на территории чужого улуса или аймака, образовали особые общества и не подчинялись местным властям. В 1910 г. была проведена реформа аймачных управлений с целью отстранить зайсангов и «родовых» старшин от власти, ослабить сохранившиеся пережитки родовых начал, утвердить единую систему управления подвластными калмыками, близкую той, какая установилась в России после 1861 г.
Согласно положению были созданы 38 аймаков вместо 230, существовавших до 1910 г., во главе с выборным старшиной, избиравшимся на аймачном сходе; в каждый аймак входило примерно 2000 кибиток (хозяйств, семей), расположенных по соседству или близко кочевавших. В результате этой реформы был нанесен удар по пережиткам родового строя. Аймаки теперь формировались по территориальному признаку. В каждом аймачном управлении вводилась должность писаря. Вся переписка велась на русском языке.

Но такая выборность позволяла влиятельным богачам захватить в свои руки аймачное управление или в крайнем случае поставить во главе аймака своего, угодного зайсангам, скотопромышленникам и кулакам, старшину. Таким образом, выборная система аймачных старшин узаконила реальную власть господствовавшего тогда в калмыцком обществе класса, служившего верой и правдой царизму. В результате происходило сращивание местной аристократии с колониально-чиновничьим аппаратом царской администрации и вливание части калмыцкой аристократии в состав общероссийской.
Реформа аймачных управлений была одной из буржуазных реформ, проведенных царизмом после отмены крепостного права. Калмыки приравнивались к сельским обывателям остальной России, по крайней мере формально, но при этом законодательно закреплялось колониальное положение Калмыкии в интересах русских помещиков и буржуазии.

Согласившись с ликвидацией сверху ряда отживших феодально-сословных и патриархальных институтов, нойоны и зайсанги добивались новых политических прав и нужных им привилегий. Они выступали за вступление в казачество с тем, чтобы сохранить для себя обширные пастбища, препятствовать все усиливавшемуся расхищению калмыцких земель русскими скотопромышленниками и кулаками, а также царской администрацией, отнимавшей у калмыков наиболее удобные для земледелия и пастбища земельные угодья под видом оброчных статей, сдававшихся с торга царской администрацией.

В докладной записке, поданной в 1914 г. на имя чиновника Министерства внутренних дел Кошкина, хошеутовский нойон Тюмень сообщает о расхищении калмыцких земель и необходимости принятия мер, направленных на «защиту интересов трудового народа». Под флагом защиты народных интересов в 1906 г. выступали в Большедербетовском улусе.

Как и в других национальных окраинах России, в Калмыкии, особенно с конца XIX в., усилилось движение интеллигенции и народных масс за просвещение. В 1907 г. в среде донского учительства возникло общество «Хальмг тангчин туг» во главе со студентом Улановым,66 сыном богатого донского калмыка. Позднее в это общество вступили народные учителя X. Б. Кануков, Лялин и др. Таким образом, в деятельности этого культурно-просветительного общества наряду с умеренными националистами из богатой верхушки донских калмыков, прикрывавшими свои эгоистические требования народными интересами, участвовали и представители демократически настроенной, крайне малочисленной в то время национальной интеллигенции.

В период первой русской революции 1905—1907 гг. усилилось влияние революционно-демократических идей на учащуюся и грамотную часть калмыцкой молодежи, что убедительно доказывается рядом исторических фактов. Известный калмыцкий политический деятель и писатель А. М. Амур-Санан в юности настойчиво приобретал знания путем чтения произведений русских писателей, создавал личную библиотеку. Он писал: «Библиотека моя выросла до тысячи томов. Книги я выписывал от Вольфа, Сытина и других издательств». Более того, благодаря знакомству с дочерью русского журналиста Соколова Софьей Александровной, состоявшей членом социал-демократической партии, он прочитал «Коммунистический манифест».

Это был не единичный случай. В Ставропольском краевом государственном архиве было обнаружено сообщение ставропольского губернатора о том, что 8 декабря 1912 г. у политически неблагонадежного безаймачного зайсанга Большедербетовского улуса А. М. Михайлова-Идэрова найдены книги. По-видимому, необходимо более внимательное изучение деятельности А. М. Михайлова-Идэрова, которого губернская администрация обвиняла в недозволенной деятельности и в хранении запрещенной литературы, в том числе марксистской.

Нельзя считать случайным волнение калмыцкой молодежи, обучавшейся в астраханских учебных заведениях, о котором сообщала большевистская газета «Искра» 15 мая 1903 г. Слушатель Астраханской мужской гимназии выходец из Бага-Бухусов Малодербетовского улуса Степан Мучулаев был исключен из гимназии за связь с революционными организациями. Калмыцкие учащиеся и студенты пели «Марсельезу». В 1904—1908 гг. на квартире учителя Мацака Будаева были обнаружены жандармами две книги: «Женщина и социализм» Августа Бебеля, «Социализм и социальное движение» Вернера Зомбарта, отдельные сочинения французского философа Жан-Жака Руссо, тетрадь с записью революционных песен, в том числе «Марсельезы».

Член КПСС с 1918 г., бывший военный комиссар Калмыцкой автономной области А. Г. Маслов рассказывал автору этой работы, как он возвращался на летние каникулы через уездный город Черный Яр и ставку Малодербетовского улуса. По пути заехал к гражданину Ики-Манлан (возможно, Ики-Бухус), сын которого по имени Му-Цаганов учился в Петербургском университете, затем заболел туберкулезом легких и умер. От сына осталась небольшая библиотека. «Отец покойного,— рассказывал А. Г. Маслов, — подарил мне одну книгу, которая оказалась знаменитой работой Карла Маркса «Капитал». С этой книгой я зашел к попечителю Малодербетовского улуса с просьбой отправить меня домой в Абганеровский аймак на почтовых лошадях. Попечитель взял эту книгу, обругал меня и не возвратил».

Подвергались преследованию со стороны полиции учащиеся Казанской инородческой гимназии А. Ч. Чапчаев, К. Д. Никитин, последний был сослан в Астраханскую губернию под надзор полиции, а А. Ч. Чапчаев остался в гимназии благодаря протекции архимандрита Гурия.

Одним из профессиональных революционеров из среды калмыцкого народа был Н. А. Хасаков (из оренбургских калмыков-казаков), отдавший всю свою жизнь делу борьбы за социальное и национальное освобождение эксплуатируемых и угнетенных классов. Вплоть до Февральской революции он подвергался преследованию со стороны царизма за революционную пропаганду, богохуление «и за оскорбление его императорского величества». Судили его неоднократно в Казани, Астрахани, в Верхнеуральске, Харькове и Оренбурге. В 1919 г. Н. А. Хасаков пал смертью храбрых в боях с японскими захватчиками под городом Балаганском Иркутской губернии.

В среду калмыцкой молодежи начала проникать социал-демократическая и марксистская литература, хотя осмысленной пропаганды марксистского учения не было. Для этого не было никаких условий. Отсутствовала какая-либо организованная партийная группа. Народ, отсталый во всех областях, был рассеян в разных губерниях. Поэтому проникшие в среду передовой молодежи из Петербурга, Астрахани, Казани, Ростова-на-Дону и Ставрополя революционно-демократические идеи не доходили до народных масс, оставались локальными, изолированными от трудящихся.

Этот период национального движения калмыков характеризуется известным единством, отсутствием каких-либо политических распрей и борьбы. Явление это можно объяснить фактическим господством феодально-патриархальных элементов, крайне медленным процессом разрушения национальных форм хозяйства, сравнительно слабым вызреванием буржуазных отношений и колониальным режимом, тормозившим или насильственно задерживавшим рост национальных окраин империи, в том числе Калмыкии. Однако следует указать на то, что в национальном движении калмыцкого народа в канун Октябрьской революции постепенно обозначились два течения. Одно из них возглавлялось нойонами, богатыми зайсангами, скотопромышленниками и ламаистским духовенством, искавшими соглашения с царизмом. Другое — демократическое крыло, подвергшееся влиянию передовой общественной мысли, вело калмыцкое общество по революционно-демократическому пути, к союзу с рабочим классом и революционным крестьянством России, с трудящимися массами всех угнетенных ее народов.

Вопреки политике царизма, направленной на изоляцию национального движения от революционного движения русского рабочего класса, несмотря на национально-колониальное угнетение, происходил процесс экономического сближения Калмыкии с общероссийской экономикой, обогащения национальной культуры под влиянием прогрессивной культуры русского народа и других народов России, создавались условия для совместной борьбы трудящихся калмыков, русского рабочего класса и всех трудящихся России против общих врагов — царизма, помещиков, буржуазии, нойонов, зайсангов, скотопромышленников и ламаистского духовенства.