Обряды, связанные с рождением детей и похоронами

Рождение ребенка в калмыцкой семье всегда рассматривалось как большое и радостное событие, отмечали его торжественно. Рождение мальчика встречалось с большим удовлетворением, ибо он — продолжатель отцовского имени, будущий кормилец родителей, защитник чести семьи и рода. По традиции повитуха криком на весь хотон прямо из двери того жилища, в котором были роды, возвещала, что у такого-то (называлось имя отца) родился сын. Рождение девочки встречалось менее восторженно. Правда, отсутствие дочерей тоже считалось несчастьем для семьи и круга близких родственников. Известно много случаев, когда приглашали гелюнгов, которые читали молитву и делали жертвоприношение очагу, чтобы в семье родилась девочка, призванная роднить людей. Рождение девочки в семье, где одни мальчики, вызывало много радости, в связи с этим устраивалось большое пиршество. Еще в начале XX в. роды у калмычек принимались в антисанитарных условиях. Обычно женщина рожала у себя дома, в кибитке (или избе), на разостланной на земле постели. Роды принимали женщины во главе с самой опытной и пожилой, известной у русских под именем «повитуха».

У новорожденного отрезали пуповину специально приготовленным для этой цели, хорошо наточенным ножом, подобным тому, который обычно калмыки носили на поясе. Этот нож храни» ли как семейную реликвию в закрытом сундуке. Если в это время появлялся отец, то с его головы «похищали» головной убор и он должен был «выкупить покражу».

Если обряд наречения происходил без участия зурхачи. (хурульный астролог), то ребенку присваивалось имя, одобренное большинством или предложенное наиболее уважаемыми родственниками. Особого согласия матери в данном случае не требовалось. В семьях, где дети часто умирали, рождавшимся давали презрительные имена - Муноха (плохая собака), Ноха (собака), Гаха (свинья), Мукебюн (паршивый мальчик). Часто давали имя знакомого русского, татарина или представителя другого народа. По понятию суеверных родителей, эти имена должны были обмануть духов, насылавших смерть.

Все участники торжества, устроенного в честь новорожденного, делали матери и ребенку всевозможные подарки. Дарили деньги (в том числе серебряные монеты — символ богатства), детские рубашки, отрезы на платье, скот и т. д.

Мать по традиции вела счет прожитым ребенком дням. Для этого к занавеске пришивался длинный ремешок, шнурок или шелковая лента, на которых по прошествии недели завязывался узелок.

Калмыки придавали большое значение обряду срезания первородных волос, которых еще никогда не касались ножницы. Срезание волос у ребенка проводилось в пятилетнем возрасте; срезанные волосы собирались матерью в платочек и сохранялись в сундуке или зашивались в подушку ребенка. У мальчиков пучки волос оставляли на темени, затылке, висках и спереди надо лбом, а у девочек волосы подрезали в кружок вокруг головы. Присутствовавшие при этом пожилые люди говорили какое-либо благопожелание ребенку, делали ему подарки. Судя по сообщению К. В. Вяткиной о монгольских дербетах, стрижка первородных волос у детей отмечалась предками калмыков - ойратами как большой праздник.

Обязательным был обряд кормления только что родившегося ребенка курдючным салом. Эта весьма негигиеничная «соска» могла внести инфекцию и тем самым вызвать расстройство желудка у младенца.

Некоторый интерес представляет калмыцкий способ ухода за недоношенным новорожденным. В этом случае обращалось внимание на правильную организацию условий внешней среды. Ребенок содержался в тепле, даже на солнце, иногда его помещали в особую шапку, которую подвешивали на головке терме так, чтобы солнечные лучи, проникающие через харачи, попадали на ребенка. Его часто мыли в теплой воде, старались оградить от шума, громких разговоров, не допускали к нему посторонних.

Похоронный обряд калмыков не отличался особой сложностью и соблюдался не так строго, как у других народов. Тяжелобольные калмыки, потеряв надежду на выздоровление и чувствуя приближение смерти, заранее прощались с родными и близкими. Отец, умирая, давал членам своей семьи наставления, благословлял детей, молился бурханам, заказывал в последний рач любимое кушанье. К умирающему приглашали зурхачи и других гелюнгоз, которые читали молитву, ставили возле него светильник с маслом и ватным фитилем — зул эрке.

Как только наступала смерть, кибитку покидали все родные, кроме самых пожилых. День и порядок выноса тела умершего определяли зурхачи. Калмыки стремились провести похороны как можно скорее — не позже третьего дня.

Перед выносом тело умершего обмывали. Это поручалось гелюнгам или ложилым родным. На покойника надевали чистое белье, бюшмюд, затем заворачивали в белое полотно, клали на ковер или постель, лицо закрывали белым покрывалом. Приходили все родные, в том числе дети, в их присутствии гелюнги читали молитвы. Родные и близкие подходили к покойнику, делали у его ног три земных поклона, если он был старшим в семье. Перед младшими, женой и мачехой, совершать такой обряд не полагалось. После этого покойника обертывали белым войлоком. К месту похорон тело умершего везли на подводе. Тело покойника устанавливали ногами вперед, по направлению движения похоронной процессии, а головой — в сторону дома, «что-бы он не возвратился». Хоронили его в могиле без гроба. Как и все кочевые народы, калмыки не знали кладбища. Провожали покойного или покойницу только мужчины.

Калмыки кладут умершего в могилу головой на восток, надеясь,- что мертвые отправятся в сторону, куда обращены их ноги. Это, по-видимому, связано с представлением калмыков о том, что страна мертвых находится там, где заходит солнце, то есть на западе.

Существовал и другой погребальный ритуал. По свидетельству П. Небольсина, трупы знатных сжигали в котле или прямо на костре. Пепел в сосуд не собирали, а сметали в одну кучу на песок, на котором калмыки ставили так называемый «цаца» или «бумба» — каменное надгробие, где помешали бурханы и жертвенные курения. Над всем этим сооружали субурган (типа часовни), верх которого завершался очиром — ламаистским символом, сделанным из металла. Вход в захоронение находился с восточной стороны, он запирался на замок. На существование у калмыков обряда сжигания покойника указывает наличие в калмыцком языке слова «чиндерлган» — сжигать труп. Возможно, этот обряд проник в Калмыкию вместе с ламаизмом.