|
Златкин
И.Я. История Джунгарского ханства (1635-1758). Издательство «Наука», Москва,
1964.
ГЛАВА
ПЯТАЯ
ДЖУНГАРСКОЕ ХАНСТВО В ПЕРИОД
НАИБОЛЬШЕГО МОГУЩЕСТВА
(первая половина XVIII в)
1.
ВНУТРЕННЯЯ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА
продолжение. . .
В ту же зиму 1715 г. Бухгольц послал к Цэван-Рабдану
поручика Трубникова с письмом, в котором пытался рассеять опасения относительно
целей и характера экспедиции. Но на Трубникова напали казахи, и он около
года пробыл у них в плену. Письмо Бухгольца к Цэван-Рабдану не дошло.
«А хотя бы оно ему вручено было,— писал летописец Черепанов,— однако ненадежно,
чтоб оное его освободило совсем от опасения уже распространившийся везде
слух о идущем к его земле российском войске». 9 февраля 1716 г. 10-тысячный
отряд ойратских войск во главе с Церен-Дондобом подступил к Ямышевской
крепости и после неудачных попыток взять ее штурмом осадил. 21 февраля
Церен-Дондоб прислал Бухгольцу письмо, в котором писал, что раньше хан
Джунгарии и русский царь жили «в совете, и торговали, и пословались. И
прежде сего русские люди езживали, и города не страивали», а теперь они
самовольно, без ведома царя построили город на ойратской земле. Церен-Дондоб
требовал, чтобы русские ушли; если они не сделают этого, то «и я де буду
жить кругом города и людей твоих никуда не пущу. Зиму зимовать и лето,
с весны до осени, житьем буду жить здесь... и запасы твои издержатся,
и будете голодны, и город де возьму... И как преж сего жили, так будем
и ныне жить, и торговаться, и станем жить в совете и в любви, ежели с
места съедешь».
Подкрепление, высланное Бухтольцу из Тобольска, было
захвачено ойратскими войсками. Для улаживания конфликта М Гагарин в феврале
1717 г. направил к хану Джунгарии сотника Чередова. Но Цэван-Рабдан был
настолько озлоблен, что и слышать не хотел о приеме русского посла, продержав
его у себя под стражей целых пять лет.
Обострением русско-ойратских отношений пытались воспользоваться
казахские ханы и султаны. 11 сентября 1716 г. к М. Гагарину прибыли «от
всей казачьей орды» два посла, доставившие поручика Трубникова, которого
годом раньше отправил к Цэван-Рабдану Бухгольц. По словам этих послов,
Трубников был захвачен ойратами, ограблен ими и заключен под стражу. Казахи
отбили его у ойратов и теперь возвращают на родину. Но главной целью послов
было добиться примирения русских с казахами, чтобы вместе воевать против
ойратов. «А хан де их и вся казачья орда хотят в миру быть везде с людьми
его царского величества... и ест ли де повелено будет от его царского
величества им, казачьей орде, с людьми его царского величества или одним
им воевать калмыцкого владельца, контайшу... то де в двадцати или в тридцати
тысячах хан их и вся казачья орда всегда будут готовы». М. Гагарин считал
нецелесообразным отклонять предложение казахских правителей, ибо «соседи
они ближние тому калмыцкому владельцу... и опасность он от казачьей орды...
имеет... всегда». М. Гагарин ответил, что «из губернии сибирской войны
на казачью орду посылать не буду... а калмыцкого владельца воевать им
велел. А когда де его царское величество укажет послать войска свои на
контайшу, то будем иметь о том согласие, и пришлю ведомость тогда к ним».
Расчет сибирского губернатора был прост. «Ест ли сведает тот калмыцкий
владелец, что казачья орда войною на него будет со стороны величества
вашего, то не надеюся ему воеваться с людьми вашего величества и противности
чинить в городовых делах». В заключение М. Гагарин просил, чтобы Петр
I прислал на имя Цэван-Рабдана грамоту, которая подтвердила бы, что строительство
городов производится не самочинно сибирскими властями, а по его указам.
Донесение М. Гагарина было получено Петром I на пути в Голландию. Он наложил
резолюцию: «По его желанию послать грамоту. Однако ж ежели они будут смирно
жить, то с ними не воевать». 18 декабря 1716 г. Петр I подписал письмо
джунгарскому хану, сообщавшее, что М. Гагарину было Петром I повелено
«в краях сибирских, по Иртышу, и на Зайсан озере, и в вершинах Иртышных
сыскивать серебренные, и медные, и золотые руды, и для того в тех местах,
где потребно будет, построить городы». Теперь же он, Петр, узнал, что
«вы, контайша, с улусными своими людьми близ тех помянутых мест жилища
свои имеете, того ради... желаем, дабы вы в строении тех городов... никакой
помешки не чинили... но наипаче... потребное вспоможение чинили... А мы...
желая, чтоб вы також, как и хан Аюка и прочие калмыцкие владельцы, у нас
в милости пребывали, позволяем вам и подданным вашим на тех землях жилища
свои иметь свободно, хотя оные и к Сибирскому нашему царству принадлежат».
Далее Петр I сообщил Цэван-Рабдану, что приказал губернатору Сибири, «ежели
вы будете пребывать смирно и никакова препятствия в строении городов и
приискании руд... чинить не будете, тоб отнюдь с тех земель не высылали...
никакого разорения и обид от подданых наших отнюдь не было бы, но наипаче
вас и от посторонних неприятелей велел оборонять и охранять».
7 марта 1717 г. письмо Петра I было отправлено к Цэван-Рабдану
с Г. Вильяновым, которому М. Гагарин дал и от себя письмо к правителю
ханства. Но спасти экспедицию Бухгольца было уже невозможно. 28 апреля
1717 г. уцелевшие солдаты Ямышевского гарнизона (около 700) разрушили
крепость и, погрузившись на суда, отплыли по Иртышу в Тобольск, не встретив
ни малейшего противодействия ойратских войск. Двигаясь вниз по Иртышу,
экспедиция заложила в устье р. Омь крепость и город Омск.
Между тем Г. Вильянов 27 июня 1717 г. был принят Цэван-Рабданом,
ставка которого в это время располагалась у горы Музарт. Хан Джунгарии
был по-прежнему крайне раздражен действиями русских властей и до конца
февраля 1718 г. держал Вильянова под стражей. Он принял посла только 1
марта 1718 г. Хан жаловался послу на управителей Томска, Кузнецка и Красноярска,
строивших города на его земле и требовавших ясак с его подданных. Он отпустил
Г. Вильянова в Тобольск и дал ему письмо на имя сибирского губернатора.
Ставка хана в это время была уже на р. Хоргос, В письме Цэваи-Рабдан вновь
требовал, чтобы русские власти прекратили собирать ясак с его подданных
и снесли города, построенные на его земле.
Положение Джунгарского ханства в это время было не таково,
чтобы его правители могли серьезно рисковать мирными отношениями с Россией.
Им предстояла борьба с Цинами за Тибет и южные области Восточного Туркестана,
следовало также ожидать нападения казахских ханов и султанов, стремившихся
восстановить своп позиции в Семиречье и вытеснить оттуда ойратских феодалов.
Неудача в Тибете, занятие цинскими войсками в том же году городов Хами
и Турфана, произвели переполох в ставке правителя Джунгарского ханства.
Там убедились.
Что не в состоянии оказывать эффективное сопротивление
одновременно Цинской династии. Российской империи и казахским ханам. В
этих условиях ойратские феодалы принуждены были пойти на крупные уступки
Русскому государству. Наиболее ярко это проявилось в связи с экспедицией
Лихарева, командированного Петром I в 1719 г. для расследования деятельности
М. Гагарина, а также с поручением «старатца сколько возможно, дабы дойтить
до Зайсана озера... построить у озера крепость... а в газарт не входить,
дабы даром людей не потерять и убытку не учинить».
В мае 1720 г. Лихарев с небольшим отрядом в 440 человек
выступил из Тобольска и беспрепятственно добрался до Зайсана. Ойратское
население, кочевавшее по берегам озера, увидя русских, бежало в глубь
страны. В районе озера осталось ойратское войско численностью около 20
тыс., охранявшее рубежи ханства от возможного наступления цинских войск.
Им командовал сын и наследник Цэван-Рабдана Галдан-Церен.
«О прибытии россиян, - писал летописец Черепанов, -
всех ужас обнял, ибо неинако думали, что русские с китайцами согласились,
чтоб здесь соединиться, калмыков совокупными силами воевать». Но когда
выяснилось, что прибыл только один немногочисленный отряд русских, ойратские
войска 1 августа начали с берегов озера обстреливать суда с русскими воинами.
2 августа по инициативе ойратской стороны начались переговоры. Ойраты
добивались одного — чтобы русские ушли назад. Представители русской стороны
отвечали, что «им никогда на ум не приходило войну или неприятельские
действия начинать», что они были заняты лишь исследованием верховьев Иртыша
и поисками «рудокопных мест». Мир был восстановлен, обе стороны поздравляли
друг друга. «Многие калмыки, радуяся о возвратном пути россиян. русские
суда провожали». Возвращаясь в Тобольск, Лихарев заложил Устькаменогорскую
крепость.
В это время сотник Чередов командированный М. Гагариным
в 1716 г. в Джунгарию, все еще находился в ставке Цэван-Рабдана. Хан,
получив донесение о мирном разрешении зайсанского конфликта, был этим
очень обрадован. Призвав к себе Чередова, он стал говорить о причиненных
ему и его подданным обидах, вследствие чего возникали ссоры, о том, что,
желая устранить причины конфликтов, он освободил спорные территории от
обитавших там киргизов и теленгутов, а между тем русский отряд вступил
в пределы ойратского государства и заложил город у оз. Ямышева. Подчеркивая,
что он хочет жить с Россией в дружбе и мирно торговать, хан соглашался
не препятствовать поискам руд. Взамен Цэван-Рабдан просил: «1. Оборонить
бы его от китайцев и от мунгальцев, и он будет жить так как Аюка-хан;
2. И отобрать бы у китайцев мунгалов, дать ему, как Аюке мангуты даны;
3. Чтоб ему с ясашных людей, с которых он имал ясак, по-прежнему брать;
4. Беглых бы его калмыков не принимать и отдавать». Цэван-Рабдан говорил
Чередову, что «тому лет сто будет, были послы и размежевали землю и грани
поставили по Омь реку, а по Обе реке по Черному мысу». Он выразил желание,
«чтоб российским построить крепость выше нор Зайсана озера в Иртышских
вершинах в развилинах,— такого де угодного места вверх по Иртышу инде
для строения крепостей не будет, и чтоб ускорить, не захватила бы китайская
сила и крепость бы в том месте не построила, и чтоб ему, контайше, и людей
его под Семипалатную крепость и вверх по Иртышу кочевать невозбранно».
Беседа Цэван-Рабдана и Чередова рисует внешнеполитическое
положение Джунгарского ханства в 1720 г., когда ханские войска проиграли
сражение в Тибете, когда армии Цинской империи заняли Хами и Турфан и
угрожали Карашару, что создало бы реальную угрозу существованию ханства,
когда казахские ханы и султаны готовились к новым боям за Семиречье, а
«россияне» упорно и безостановочно расширяли своп владения, приближаясь
к Тарбагатайским и Саянским горам. В этих условиях правитель Джунгарии
решил опереться на Россию, рассчитывая с ее помощью отразить цинские войска,
которых он считал главным противником: он просил прислать войска и построить
крепость на якобы ойратской земле — выше оз. Зайсан по р. Черный Иртыш.
Программа, выдвинутая правителем Джунгарского ханства,
включала и такие пункты, как гарантия Россией права ойратских феодалов
собирать ясак с их кыштымов; возвращение перебежчиков, т. е. главным образом
ойратских трудящихся, которые, не выдержав гнета феодальной эксплуатации,
убегали в русские пределы; наконец, «отобрание» у Цинов «мунгалов», т.
е. монгольского населения Халхи, и передачу его под власть ойратских ханов.
Это была цена готовности «стать как хан Аюка», т. е. перейти в российское
подданство. Заслуживает внимания л выдвинутая Цэван-Рабданом версия о
размежевании русско-ойратских границ, произведенном якобы в начале XVII
в. но линии р. Омь — Черный Мыс на р. Обь. Как мы увидим ниже, эта версия
займет видное место в русско-джунгарских отношениях последующего времени.
Для переговоров по всем этим вопросам Цэван-Рабдан направил
в Россию Борокургана, который в 1721 г. прибыл в Петербург и в сентябре
того же года был принят Петром I. В письме царю, переданном через Борокургана,
Цэван-Рабдан просил, «чтобы его величество охранил его, контайшу, от китайского
хана». Устно же Борокурган от имени своего хана просил направить вверх
по Иртышу тысяч двадцать русского войска, с помощью которого хан мог бы
«освободиться от страха китайского, ибо он его утесняет», а также овладеть
Халхой. Цэван-Рабдан в своем письме, а Борокурган в устных переговорах
вновь ставили вопрос о границах между Джунгарским ханством и Русским государством.
Они отмечали, что раньше ойраты кочевали в верховьях Иртыша и никто их
не стеснял, теперь же русские построили там крепости. Во избежание ссор
и конфликтов хан Джунгарии отвел из этих районов подвластное ему население,
вследствие чего стал ощущаться недостаток кочевий. Он просит, чтобы царь
разрешил подданным хана кочевать «по обе стороны Иртыша невозбранно».
Петр I решил воспользоваться возможностью присоединить
Джунгарское ханство по воле его правителя к Российской империи и для продолжения
переговоров направил к Цэван-Рабдану своего посла И. Унковского.
Но так ли велика была опасность, угрожавшая существованию
Джунгарского ханства, как ее рисовали Цэван-Рабдан и его приближенные?
Факты говорят, что правители ханства преувеличивали стоявшие перед ними
трудности, что Цины были еще очень далеки от реализации своих планов в
отношении ойратского государства.
Показательны в этом смысле данные статейного списка
Л. Измайлова, отправленного Петром I летом 1719 г. в Китай. В июне 1720
г. к Л. Измайлову в Селенгинск прибыл сановник Тулишен. По поручению Сюань
Е он сообщил, что против Джунгарского ханства пятью дорогами посланы войска,
«понеже де слышно им, что и от Российской стороны против его, контайши,
войска отправлены к Ямышеву». Через два дня, отвечая на вопросы Л. Измайлова,
Тулишен добавил, что цинской армией командует один из сыновей Сюань Е,
что каждый полк этой армии имеет «по 10-ти пушек больших да по сту малых...
пушки возят на телегах и на верблюдах»59. В начале ноября 1720 г. Тулишен
сообщил Л. Измайлову, находившемуся в это время на монгольской территории
в 50 км от Селенгинска, что цинские войска одержали крупную победу в Джунгарии
и захватили там несколько городов, что в Пекин от Цэван-Рабдана прибыл
посол с просьбой о прощении и мире. Тулишен сказал также, что Сюань Е
просит русского посла принять прибывшего из Джунгарии посланца и разъяснить
ему безнадежность сопротивления Цэван-Рабдана, против которого согласованно
действуют войска Цинской империи и Русского государства.
Л. Измайлов наотрез отказался принять участие в намечавшейся
инсценировке, чем вызвал гнев Тулишена, заявившего, что за непослушание
русский посол будет задержан и лишен снабжения продовольствием. 12 ноября
посол Цэван-Рабдана «поехал из города в путь свой, а провожали его честно
и для выезду его стреляли у города па стоящих трех пушек». В тот же день
Л. Измайлов покинул этот город, держа путь в Пекин, однако он и его люди
«из города выехали, не имея такой чести, которая учинена контайшину послу».
Приведенный эпизод свидетельствует, что итоги военных
операций 1720 г. были малоутешительными для Цинов, несмотря на занятие
их войсками Хами и Турфана, что конца войны еще не было видно. Вот почему
в Пекине возникла мысль инсценировкой военного сотрудничества с русским
царем произвести впечатление па посланца Цэван-Рабдана и принудить последнего
к капитуляции. Стремлением ухудшить русско-джунгарские отношения и натравить
Россию на Джунгарское ханство объясняется и предложение Сюань Е, чтобы
русские купцы ездили для торговли в Китай не восточной дорогой, не через
Сибирь, а сначала вверх по Иртышу и далее до Пекина за три месяца «без
великого убытку». Это предложение было отклонено Л. Измайловым, который
выразил, однако, надежду, что после усмирения Джунгарского ханства Цинами
купцы, возможно, и будут ездить в Пекин таким путем.
В письме к Л. Измайлову от 26 декабря представители
Сюань Е сообщали о трудностях, испытываемых Китаем в связи с войной в
Джунгарии. «Л мы имеем войну,— писали они,--и в том нам царское [величество]
споможения никакого дать не может, токмо нашим подданным... есть великое
разорение». 11 февраля 1721 г. китайская сторона вручила Л. Измайлову
меморандум, в пункте 8 которого говорилось, что «ныне война с контайшей
приходит ко окончанию, и для того на Иртыше крепость китайцы построят
и войсками своими наполнят... и чрез оное место ближе будет ходить послам
и караванам российским».
В материалах посольства Л. Измайлова джунгарская тема
затрагивается часто, не ограничиваясь указанными здесь случаями. В целом
эти материалы позволяют утверждать, что в рассматриваемое время борьба
против Джунгарского ханства была одной из главных задач Пинской империи,
что ЭТА борьба наносила императору и стоявшим за ним маньчжурским, китайским
и поддерживавшим их восточномонгольским феодалам немалый ущерб и была
чревата политическими осложнениями. Достигнутые Цинами к 1721 г. успехи
были минимальными; Сюань Е и его сановники вынуждены были комбинировать
вооруженную борьбу против ханства со сложными дипломатическими маневрами,
имевшими целью привлечь к участию в этой борьбе Русское государство или
в крайнем случае Калмыцкое ханство. Обращают на себя внимание и те почести,
которые оказывали власти Цинской империи послам Цэван-Рабдана, отмечая
их выезд из городов Китая, равно как, вероятно, и их въезд в эти города,
артиллерийскими салютами.
Сказанное подтверждается и донесениями неофициального
посланника России в Пекине Лоренца Ланга, часто встречавшегося и беседовавшего
с пекинскими сановниками и с самим Сюань Е в 1721 и 1722гг. 21 октября
1721 г. Л. Ланг писал в Петербург: «Война с контайшами (т. е. с Джунгарским
ханством.-И. 3.) китайцам есть весьма трудна, понеже их армия, которая,
как я уведал, состоит в 200 000 человек и ежегодно от морового поветрия
умаляется... тако ж нужда в провианте так велика, что принуждены ясти
падшие верблюды, лошади и другую скотину... Сия есть причина, что мор
великий в их войсках, которые они принуждены по вся весны паки рекрутировать».
В этом же донесении Л. Ланг писал, что Сюань Е требует, «чтобы контайшы
о сем нарушенном мире просили прощения, токмо контайша к тому не склоняется
и велел сему двору в прошедшем году (т. е. в 1720 г.— И. 3.) чрез своего
посланника объявить, что он к миру склонен, ежели его богдыханово величество
в сем пункте согласится, чтоб мунгальская степь за вольное государство
объявлена была». Годом позже, в сентябре 1722 г., Л. Ланг сообщил, что
«контуш (контайша, Цэван-Рабдан -И. 3.) с китайским государством ни в
какое примирение вступать не хочет, разве ему провинция Хами паки уступлена
будет и мунгалы вольными людьми объявлены будут».
Как видим, цели войны для хана Джунгарии сводились к
тому, чтобы добиться ухода цинских войск из всех районов Джунгарии и Восточного
Туркестана, а также «освободить» Халху, т. е. фактически присоединить
последнюю к ойратскому государству и образовать объединенное монгольское
государство под властью Чоросской династии.
В ходе войны у ойратских военачальников выработалась
своя тактика. Зная, что их войска, не располагавшие или почти не располагавшие
артиллерией, мало приспособлены к наступлению на укрепленные позиции противника,
ойратское командование ограничивало операции своих войск, как правило,
сражениями в открытом поле. Л. Ланг докладывал в Петербург, будто бы Цэван-Рабдан
через своих послов объявил в Пекине, «что он всегда готов будет с китайской
армией баталию дать, ежели оная к ним придет, для того что его народы
не привыкли китайские ретрейшементы атаковать, а ежели оные от них оставлены
будут и пойдут в их собственную землю, то и он за ними вскоре с своею
армией следовать будет».
Трудности войны, невозможность склонить Россию к военному
сотрудничеству против Цэван-Рабдана раздражали императора и его министров.
Л. Ланг сообщал, что к нему приезжали министры Сюань Е, выражавшие неудовольствие
дружбой России с Джунгарскнм ханством, тогда как это ханство является
противником Цинской империи, с которой Россия также намерена дружить.
Они настаивали на том, что «тот, который против одного из двух монархов
неприятельски поступает, от другого неприятельски трактован имеет быть».
В таких условиях наиболее выигрышным было положение
России, в помощи которой нуждались обе стороны. В этой связи представляет
интерес посольство Асан-ходжн, который летом 1722 г. прибыл от Цэван-Рабдана
в Тобольск. Напомнив губернатору Сибири князю Черкасскому, что между русскими
и ойратами издревле существовали хорошие отношения, посол отметил, что
эти отношения ухудшились, когда русские начали двигаться в верховья Иртыша,
строить там города и крепости, сгоняя ойратов с их кочевий. Теперь Цэван-Рабдану
стало известно, что Россия намерена направить против него свои поиска;
если сведения верны и эти войска начнут его теснить, то единственным для
него выходом будет подчиниться Цинской империи и перейти в ее подданство.
Князь Черкасский заверил Асан-ходжу, что русский царь никогда и не думал
о посылке войск против Джунгарии, что подобные слухи могут распространяться
лишь теми, кто хочет запугать Цэван-Рабдана и заставить его покориться
цинскому императору.
|