Златкин И.Я. История Джунгарского ханства (1635-1758). Издательство «Наука», Москва, 1964.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ХАЛХАСКО-ОЙРАТСКАЯ ВОЙНА 1688 г.
ДЖУНГАРСКОЕ ХАНСТВО и ЦИНСКАЯ ИМПЕРИЯ.
ВОЙНА 1690—1697 гг.

2. ВОЙНА 1690—1697 гг. И ЕЕ РЕЗУЛЬТАТЫ

В условиях, когда ханы и князья Халхи признали себя подданными Цинской империи, последняя уже не была заинтересована в немедленной войне против Галдана; интересам династии более соответствовало бы примирение Галдана с его халхаскими недругами и на этой основе освобождение Халхи от ойратских войск. Убедив Галдана отказаться от продолжения военных действий и возвратиться на дальний запад, в пределы Джунгарского ханства, цинское правительство получило бы возможность приступить к «освоению» Халхи, провести в ней необходимые реформы с целью поставить ее материальные и людские ресурсы на службу интересам маньчжурских и китайских феодалов и исподволь подготовиться к борьбе за завоевание самой Джунгарии, борьбе неизбежно трудной и дорогостоящей. Вот почему главной задачей цинской дипломатии в это время было убедить Галдана помириться с Тушету-ханом и Джебдзун-Дамба-хутухтой.

В августе 1688 г. в Пекине было получено донесение о беседе Галдана с послом далай-ламы Цицик-Далай-хамбо, прибывшим к нему с посредническими целями незадолго до сражения у оз. Ологой. В этой беседе Галдан спросил: «Над кем он тогда отмстит смерть своего меньшого брата Дордзиджаба, ежели он помирится с Тусету ханом. А хотя б ему еще 6 лет воевать, однако он, Галдан, потамест не положит своего оружия».

Осенью того же 1688 года из Пекина к Галдану было отправлено посольство во главе с сановниками Байри и Ацитуем, отвезшее ему письмо Сюань Е и дары. Возвратившись в Пекин, послы доложили, что «Галдан принял их с великой честью и показывал к ним особливую свою склонность и просил оного Ацитуя, чтоб он ему в купечестве свободное отправление у его величества исходатайствовал... объявляя, что когда его величество... свыше 200 человек принимать не повелел, то его фамилии братья и тайдзи, будучи о том неизвестны, на него, Галдана, гневаются в том, якобы он до того купечества не допущает».

Мы не знаем содержаний письма Сюань Н к Галдану. Но в своем ответном письме Галдан повторил, что Тушету-хан и Джеодзун-Дамба нарушили законы далай-ламы, напали на ойратов «и тако их своевольство и вредительные поступки обществу весьма умножились, и потому они есть такие люди, которые общее благополучие своими толь мерзкими делами разрушают, а вместо того великое беспокойство в народы всевают. По которым их толь великим безаконствам явно есть, что мы пред ними совсем правы».

Столкнувшись с такой неуступчивостью Галдана, Сюань Е вновь обратился к своим советникам. И на этот раз они рекомендовали не спешить и отложить принятие решения на месяц.

В конце 1688 г. Галдан опять встретился с цинским сановником Ананьдой и ламой Шайнань-дордзи и заявил им, что не считает халхаское население своими противниками, кроме Тушету-хана и Джебдзун-Дамба-хутухты, которые нарушили священные законы Дзонхавы и указы Сюань Е, убили нескольких владетельных князей Халхи и младшего брата Галдана, а их имущество разграбили, после чего открыто начали войну против него. «И потому они есть самые разорители закону. А понеже от них никому добра, кроме всякого зла, ожидать не надлежит, то вашему величеству и Далай-ламе весьма благоугодно быть может, ежели их в свете не будет». Узнав, что Тушету-хан и Джебдзун-Дамба в данное время находятся в китайских пределах, Галдан сказал: «Никуда они от него убежать не могут». А потом, докладывали Ананьда и Шайнань-дордзи, Галдан вновь поставил вопрос о торговле «с таким представлением, что элеты из древних лет, принося дань, с торгом в нашу землю (т. е. в Китай.— И. 3.) от каждого владельца ездили особо. Понеже де ныне асем ездить не позволено, то от того из подданных его некоторые претерпевают немалую нужду».

Доклад послов был по предложению Сюань Е обсужден его советниками. Они отметили в своем решении, что хотя их императору и одинаково близки интересы халхасов и оиратов, но необходимо признать, что почти все пункты обвинений, выдвинутых Галданом против Тушету-хана, являются обоснованными и справедливыми. «И того ради,— предложили советники,— к Далай-ламе послать вашего величества указ, чтоб он с своей стороны для примирения знатного ламу отправил, тогда и с нашей стороны послать верховных министров, дабы оные обще с послом Далай-ламы Галдана с Тусету-ханом примирили. И Тусету-хану как главному зачинщику всего сего беспокойства, вину свою публично на съезде признать велели... и ежели он по сему определению поступать обещается, то... чтоб будущего году учинен был примирительный съезд». Сюань Е одобрил предложения своих советников, но Тушету-хан, которому они были немедленно сообщены, их отклонил.

В январе 1689 г. к далай-ламе, а в апреле того же года к Галдану были отправлены из Пекина послания Сюань Е почти одинакового содержания. Вновь излагая всю история конфликта между владетельными князьями Халхи, переросшего затем в конфликт между Тушету-ханом и Галданом, Сюань Е напомнил о предпринимавшихся им совместно с далай-ламой попытках примирить враждующие стороны. «Но в противность всего того калкаской Тусету-хан и Джебдзун-Дамба-кутухта,— писал он Галдану,—не хотя жить в покое, наши указы преступили и к возбуждению войны наперед против вас вооружились и перво Джасакту-хана и Декдехей-мерген ахая, а потом и твоего меньшого брата Дордзиджаба убили и тем они к своей собственной погибели и разорению прямую дорогу показали. А одержанная твоя победа над калками от того зделалась, что они неправедным образом наперед тебя задрали. И потому всю вину на калков положить надлежит, а ты перед нами совсем прав... Мы за то тебе никакой вины приписать не можем... Ныне уже оные калкаские владельцы тобою разорены, и все ханы, дзинуны, нояны и тайдзии до последнего человека со всеми своими подданными в наше подданство совершенно отдались, и мы... приняв их, присовокупили в число наших подданных... а за то, что они своим безумством подали причину к возбуждению войны, жесточайшими словами наказали... Мы к вам,— писал Сюань Е в заключение, — сего ради нарочно с нашим указом посольство отправили, дабы вы, оставя прежнюю между вами ссору, друг с другом купечество имели, каждый из вас свои земли оберегал, и обще все, уничтоживши войну и ссору, пребывали в миру и согласии».

Инструктируя своих посланцев, император требовал, чтобы в беседах с приближенным к Галдану Дзиргалан-зайсаном они дали твердо понять, что «купечеству их вся дорога пресечена будет, и потому они, элеты, всю свою пользу потеряют, ежели Галдан сего нашего указу не послушает».

Признавая, что в происшедшем кровопролитии виноваты только Тушету-хан и Джебдзун-Дамба-хутухта, Сюань Е, как видим, пытался успокоить Галдана ссылкой на наказание, которому он подверг виновников, обругав их «жесточайшими словами». Император хотел убедить Галдана в том, что устный выговор следует считать достаточным наказанием виновников войны, что этот выговор должен компенсировать потери, понесенные ойрат-скими феодалами. Сюань Е хотел, чтобы Галдан забыл о своей программе, одним из звеньев которой была война за Халху, и удовольствовался заявлением об устном наказании противников Галдана, ориентировавшихся на Цинов.

Вопрос о торговле, имевший такое большое значение для ойратских феодалов, в письме Сюань Е даже не поднимался; он был лишь вскользь затронут в беседе с одним из второстепенных деятелей ойратского государства в форме ни к чему не обязывающего намека.
Было очевидно, что Галдан на такой мир ни в коем случае не пойдет.
Возвратившись в Пекин, Арани и его коллеги представили Сюань Е доклад о переговорах с Галданом. Они прибыли к нему 7 августа 1689 г. В беседе, состоявшейся 14 августа, Галдан заявил, что и он готов отдаться под защиту Цинов, но «только ему Джебдзун-Дамба-кутухта и Тусету-хан с товарищами, которые всему злу начинатели, весьма противны». Арани на это ответил, что «его неоднократные доношения от вашего величества всемилостивейше рассмотрены, и калки за свое преступление наказаны, а он великие похвалы удостоен, и для того изволили к нему указ свой послать, чтоб он, уничтожа войну, жил по-прежнему в мирном согласий, и что уже почто ему о таком деле упоминать, которое уже давно прошло». 22 августа Арани получил ответное послание Галдана для Пекина. Собираясь в обратный путь, пекинские послы сообщили сановникам Галдана Даньдзину и Гелей-Гуену, что к ним с посредническими целями скоро прибудут послы от далай-ламы и от Сюань Е — Илагуг-сан-хутухта и другие; они спросили также: «Они то ли же им будут ответствовать или иное у них будет рассуждение, на что ответствовали они именем своего хана, что от них иного ответу не будет».

Вскоре в Пекин прибыл представитель далай-ламы Шамбалин-хамбо, который от имени дибы передал, что «всему животному немалая может быть польза, ежели Тушету-хан и Джебдзун-Дамба-хутухта будут пойманы и отданы Галдану, и что он в том ручается, что их здравия повреждены ничем не будут».

Сюань Е не собирался ссориться с далай-ламой. Ламаистская церковь нужна была Цинской династии если не как исполнитель ее воли, то по меньшей мере как союзник. Вот почему когда выяснилось, что диба — влиятельное лицо в церковной иерархии — поддерживает позицию Галдана, император приказал немедленно отправить к далай-ламе посольство с поручением убедить главу церкви в ошибочности этой позиции и в беспристрастности Сюань Е, который якобы одинаково расположен к халхасам и ойратам. «А ныне,— писал Сюань Е далай-ламе,—наш президент Арани, который послан был к Галдану, возвратясь, между протчим доносил, что Галдан от владельца Цэван-Рабтана так разбит, что подданные его почти все разбежались». Здесь впервые в маньчжурском источнике встречается упоминание имени Цэван-Рабдана. Имея в виду, что посольство Арани покинуло ставку Галдана в конце августа 1689 г., следует считать установленным, что нападение Цэван-Рабдана на улус Галдана произошло весной или в начале лета 1689 г.

Весной 1690 г. пинское правительство усилило подготовку к войне против Галдана. Сюань Е отдал приказ пустить в ход оружие, если Галдан перейдет в наступление против халхасов. Одновременно с этим цинское правительство приняло меры, которые явно свидетельствовали о его решимости оказать полную поддержку Тушету-хану и другим халхаским противникам Галдана. Укажем для примера на посылку в феврале 1690г. сановника Ананьды к халхаскому Цецен-хану с указом Сюань Е, извещавшим о ведущихся мирных переговорах с Галданом, но предупреждавшем, что так как верить Галдану нельзя, то ханы и князья Халхи должны быть готовы объединить свои силы для борьбы против него. В ответ на это Цецен-хан заявил пекинскому правительству, что, во всем полагаясь на императора, он надеется на его помощь. Галдана он «ни в чем не боится. И ежели он подлинно со своим войском на них наступит, то они общею силою против него станут надлежащий отпор учинять и из своих 12 джасаков (т. е. стоков.— И. 3.) 10000 войска вооружат».

Между тем Галдан, успешно закончив кампанию 1688 г., вернулся в долину р. Кобдо, где обосновалась его главная ставка. Отсюда он повел подготовку к дальнейшей борьбе за Халху. Отдавая себе, по-видимому, отчет в подлинном значении и возможных последствиях политики цинского правительства, открыто выступившего в защиту его противников, Галдан направил свой усилия к тому, чтобы договориться о военном союзе с Россией. Используя в своих интересах противоречия и конфликты, осложнившие в эти годы взаимоотношения Русского государства и Цинской империи, с одной стороны, и Тушету-хана — с другой, Галдан в 1689, 1690 и в последующие годы домогался соглашения с русскими властями о совместных операциях против «общих недругов», т. е. против Тушету-хана и тех, кто его поддерживал. В январе 1690 г. в Иркутск прибыл посол Галдана Дархан-Зайсан с письмами к воеводе Кислянскому и чрезвычайному послу Головину. В беседе с последним Дархан-зайсан сообщил, что Галдан стоит в верховьях Селенги, в урочище Хобдо, готовы и продолжить войну. Свою семью он оставил на границе между Халхой и Джунгарией и просит направить русские войска на соединение с его армией к р. Керулен. Об этом же говорилось и в письме к Головину. Учитывая недавние операции Тушету-хана против Селенгинска и Удинска, а также атаки цинских войск против Албазина, Головин решил на всякий случай не отклонять предложений Галдана. В своем письме он обещал поддержать наступление ойратских войск на Тушету-хана соответствующими действиями русских частей. Отпуская Дархан-зайсана, Головин послал от себя к Галдану казака Г. Кибирева, которому было поручено передать хану Джунгарии письмо и продолжить переговоры о возможных совместных операциях против Тушету-хана и его сторонников.

Статейный список, представленный Кибиревым по возвращении на родину, представляет значительный интерес сведениями о положении в Джунгарии и Халхе, о первом крупном сражении цинской армии и войск Галдана, очевидцем которого был Кибирев. Он сообщает, что в конце марта вместе.„с Дархан-зайсаном прибыл на р. Или, где застал Ирким-зайсана, которому Галдан поручил управлять делами группы халхаских князей, перешедших в его подданство. Отсюда Кибирев шесть недель ехал до Керулена степями Халхи, в которых видел множество свежих доказательств опустошительной войны и крайне бедственного положения народных масс. На Керулене он присоединился к отряду ойратских воинов, охранявших послов далай-ламы и Сюань Е — Джиоун-хутухту и Илагугсан-хутухту, ехавших к Галдану (400 воинов с женами и детьми). В середине мая отряд подвергся нападению 800 халхаских воинов. Произошел бой, закончившийся бегством нападавших, которые потеряли около 150 человек убитыми.

Далее путь послов проходил по Керулену и Ульзе до оз. Хулун, а от него — вдоль рек Аршун и Халха. 20 июля они добрались до ставки Галдана, который в тот же день в присутствии Джирун-хутухты принял Кибирева и взял у него письмо Головина. 22 июля на лагерь Галдана напала цинская армия, в которой, по показаниям пленных, насчитывалось до 20 тыс. человек. «Калмыцкий Бушукту-хан,— писал Кибирев,— тою богдойскую силу побил без остатку». Галдан взял русского посла с собой «на бой для свидетельства». Он говорил ему, что шел войной не против цинского императора, а против Тушету-хана и Джебдзун-Дамба-хутухты. После сражения у оз. Ологой Галдан преследовал своих недругов около шести недель и нагнал их на р. Шандахай, уже на территории Китая. Здесь произошел бой со 100-тысячной цинской армией, располагавшей сотней пушек и множеством мелкого огнестрельного оружия. Ночью после боя эта армия, взяв с собой Тушету-хана и хутухту и бросив несколько пушек, ушла. Галдан не преследовал их, «потому что де ему до него, богдохана, дела нет, а когда де будет время, будет де и дело с ним, богдоханом». От Шандахая Галдан повернул назад. На обратном пути на Керулене к нему прибыл Илагугсан-хутухта, посланный Сюань Е для переговоров о мире. Главным условием мира, выдвинутым Галданом, было требование наказать Тушету-хана и Джебдзун-Дамба-хутухту, выдав их ему или казнив в Пекине в присутствии представителей Галдана, либо отправить их к далай-ламе. Кроме того, Галдан требовал, чтобы Сюань Е дал ему в жены дочь.

Таковы сведения, доставленные Кибиревым в Иркутск, куда он вернулся в начале февраля 1691 г. Из этой информации следует, что Галдан предвидел в каком-то отдаленном будущем возможность и даже неизбежность вооруженной борьбы непосредственно против Цинской империи; свою победу в Халхе он считал неполной до тех пор, пока не обезвредит Тушету-хана и Джебдзун-Дамба-хутухту; своей главной внешнеполитической задачей в эти годы он считал заключение соглашения с Россией о совместной вооруженной борьбе против общих, как он думал, его и правительства России недругов в лице Тушету-хана и цинского императора. Ради этого он готов был пойти на любые уступки, вплоть до территориальных .

Русско-ойратские переговоры о военном союзе весьма встревожили пекинское правительство. Сюань Е поручил сановнику Сонготу сорвать эти переговоры. «Ты россиянам довольно знаком,— говорилось в данной последнему инструкции,— понеже прежде сего ездил ты в пограничный их город Нибчу (Нерчинск.— И. 3), и для того тебе объявить их послам, что Галдан, как нам известно есть от внутреннего своего замешательства лишился дневной пищи и, не имея прибежища, к нашим землям приступил и разбойническим образом чинит везде великой грабеж. А ныне носится слух, что будто намерен он, соединившись с их, российским, войском, итти войной против кал-ков. А понеже оные калка нам в вечное подданство отдались, то они, россияне, ежели наведением послушают его льстивых слов, не только клятвопреступниками себя учинят и нарушат свою верность, но и к возбуждению войны явную причину подадут».

Но тревога цинского правительства была напрасной. Мысль о возможности использования Галдана в интересах политики России была очень скоро оставлена русскими властями. Правительство России не имело в Сибири достаточных сил, чтобы поддержать Галдана. В этих условиях ни о каком русском вмешательстве в дела Монголии и Цинской империи не могло быть и речи.

Иной была политика церковных руководителей Лхасы. В 1690г. и последующие годы она приобрела ярко выраженную ойратофильскую и прогалдановскую направленность, маскируемую внешними знаками лояльности по отношению к Цинской империи и лично к Сюань Е. Выполняя предложение императора, далай-лама направил к Галдану в качестве своего представителя Джирун-хутухту, который должен был встретиться в дороге с представителем Сюань Е Илагугсан-хутухтой. Затем оба должны были поехать к Галдану и убедить его согласиться с выдвинутыми китайским императором условиями мира.
Илагугсан-хутухта доносил в Пекин, что в сентябре 1689 г. он и его спутники выехали из Сучжоу. В начале ноября они были у оз. Тонкинь, откуда направили вперед одного из сопровождавших их лиц с целью установить местопребывание Галдана. В начале второй половины ноября, когда этот человек прибыл к Галдану «и ему о причине своего приезда объявил, то ответствовал ему Галдан, что он со своим войском уже совсем в поход выступил и что на пространной степи съезду быть неспособно, и для того назначал он для съезду реки Тамир называемые». Илагугсан,-хутухта, узнав об этом, «с великим поспешением поехал. И хотя я 12-го месяца 5 числа к реке Цилоуту, лежащей на северной стороне помянутых рек Тамир, прибыл, однако Галдана там не нашел. А как послал я людей к реке Эдер-бира... то нашли мы по обеим сторонам реки след, которым Галдан ехал со своим войском. И для того он, кутухта, с Дзирун-кутухтою того же часу за ним, Галданом, вслед поехал».

Из этого документа видно, что в конце 1689 г. Галдан со всей своей армией снялся с лагеря, располагавшегося в долине р. Кобдо, где стоял около года, и выступил в новый поход. Выясняется и его маршрут: район Кобдо — р. Тамир — р. Эдер и далее, по-видимому, через реки Орхон и Тола, к Керулену, а от него к озерам Хулун и Буир, за которыми уже открывался театр возможных военных действий. Послы далай-ламы и Сюань Е двигались по этому же маршруту следом за Галданом, который не торопился начинать переговоры о мире. К этим послам на Керулене присоединился в мае 1690 г. представитель Головина Г. Кибирев; вместе с ними он и прибыл к Галдану в июне 1690 г. Через два дня Г. Кибирев стал очевидцем первого крупного сражения между войсками Галдана и цинской армией.

Завершив подготовку к войне и опасаясь, что Галдан, узнав о собранных против него силах, начнет отходить, навязывая противнику трудный и опасный переход через гобийские пески с неизбежным растягиванием коммуникаций и неминуемыми перебоями в снабжении армии, цинское командование решило не допустить этого. Из Пекина к Галдану были отправлены послы с поручением уговорить его не помышлять об отходе. Послов инструктировали: «А говорить вам с ним ласково, ублажая гладкими приятными словами, чтоб он к побегу никакой причины иметь не мог». Выполнив поручение и убедившись, что Галдан не намерен покинуть занимаемые им позиции, посольству следовало разделиться; один из послов должен был возможно быстрее ехать в ставку цинского командования, которому «объявить секретно, что вы к Галдану были посланы для того, чтобы удержать его от побегу». Но если бы послам не удалось убедить Галдана и тот начал бы отходить, они должны были передать командованию приказ «всем войскам учинить на него нападение, а ежели он обратится в бегство, то... дли конечного истребления следовать за ним в погоню».

Как видим, цинское правительство к лету 1690 г. пришло к твердому убеждению в необходимости уничтожить мощь Галдана. Во имя чего же оно собиралось воевать? Если верить официальным документам и дипломатическим переговорам, можно подумать, что главным, если не единственным пунктом разногласий между Сюань Е и Галданом был вопрос о том, какого наказания заслуживают Тушету-хан и Джебдзун-Дамба, виновность которых считалась доказанной не только Галданом, но и Сюань Е. Первый считал необходимым их казнить или по меньшей мере надежно обезвредить, тогда как второй предлагал ограничиться устным выговором. Других спорных вопросов между цинским императором и ханом Джунгарии как будто не было, а если и были, то стороны о них умалчивали.

В действительности, конечно, дело было вовсе не в персонах Тушету-хана и ургинского хутухты. Сюань Е был так же мало заинтересован в личной безопасности этих деятелей, как и Галдан в их немедленной казни. У нас ниже еще будет случай привести собственные слова Сюань Е о подлинных целях этой войны, из которых вполне выяснится, что она была предпринята и доведена императором до успешного конца отнюдь не ради интересов Халхи и ее князей. Что касается целей, осуществления которых добивались Галдан и силы, стоявшие за его спиной, то мы о них уже говорили и еще скажем в дальнейшем.