Очерки истории Калмыцкой АССР. Дооктябрьский период. Издательство «Наука», Москва, 1967.

Глава VIII КАЛМЫКИЯ В КОНЦЕ XIX—НАЧАЛЕ XX в. И В ПЕРИОД ПЕРВОЙ РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 1905—1907 гг.

2. Калмыкия в период революции 1905—1907 гг.

В 1905 г. сложившаяся в России революционная ситуация привела к первой буржуазно-демократической революции. Общее положение Калмыкии как отсталой колонии царской России, устойчивость кочевого быта, отсутствие в степи крупной промышленности и промышленного пролетариата были причиной того, что революционная борьба не получила здесь яркого выражения. Но революционные события не могли не затронуть Калмыкию, где также имели место проявления классовой борьбы; под идейным влиянием русских революционеров из среды калмыков выдвинулись лица, примкнувшие к революционному движению.

Еще до первой русской революции в Нижнее Поволжье начали проникать марксистско-ленинские идеи. Они распространялись здесь через Астрахань, которая являлась административно-политическим и культурным центром губернии и Калмыкии. Астраханская губ. с ее уездами и г. Астрахань при царизме были местом ссылки «политически неблагонадежных элементов». В 1883—1889 гг. в Астрахани находился в ссылке великий русский революционный демократ Николай Гаврилович Чернышевский. В 1899—1900 гг. в Астрахани отбывал ссылку один из неутомимых борцов против самодержавия, организатор первого социал-демократического кружка, который положил начало астраханской социал-демократической партийной организации, — Ювеналий Дмитриевич Мельников.

Начатое Ю. Д. Мельниковым дело создания социал-демократической организации в Астрахани было продолжено в первые годы XX в. его сотоварищами, активными сторонниками и агентами ленинской газеты «Искра», — Л. М. Книпович, И. Ф. Дубровинским, О. А. Баренцевой, будущими видными деятелями большевистской партии. При них в 1901 —1903 гг. окончательно оформилась Астраханская группа РСДРП ленинско-искровского направления. В эти годы Астраханская группа РСДРП развернула большую работу среди населения Астрахани и губернии. Она выпускала и распространяла большое количество листовок, отпечатанных в своей подпольной типографии, распространяла и нелегальную литературу, полученную из-за границы от редакции «Искры».

В результате деятельности астраханской социал-демократической организации и под влиянием роста революционного движения революционно-освободительные идеи проникали в среду передовой части немногочисленной калмыцкой интеллигенции, каковую представляла прежде всего калмыцкая молодежь, обучавшаяся тогда в различных учебных заведениях страны.

Так, еще в 1903 г. произошло волнение калмыцкой молодежи, обучавшейся в астраханских учебных заведениях, о котором писала большевистская газета «Искра». В № 40 от 15 мая 1903 г. этой газеты была помещена заметка из Астрахани под названием «Педагоги-сыщики». В ней сообщалось, что «заведующий пансионом Авров, бывший классный надзиратель реального училища..., отличившийся на прежнем поприще склонностью к сыску и доносам, установил для своих питомцев (учащихся-калмыков) такой режим, который довел их до открытого протеста». По поручению астраханского губернатора Газенкампфа чиновник Калмыцкого управления Сусковский произвел специальное расследование «о бунте в стенах пансиона». На основании доклада Сусковского, в котором учащиеся-калмыки пансиона «рисовались злостными бунтовщиками», приказом попечителя были исключены из гимназии и пансиона два гимназиста-калмыка как организаторы «бунта» и высланы в степь под надзор местной власти.

Одним из активных участников «бунта» был Степан Мучулаев, выходец из бедной калмыцкой семьи Бага-бухусовского аймака Малодербетовского улуса. Учился он тогда в Астраханской мужской гимназии и имел связь с революционными организациями, посещал нелегальные кружки и принимал участие в их работе. За участие в «бунте» Мучулаев был исключен из гимназии. Позднее по ходатайству директора как способный ученик он был снова принят в гимназию и окончил ее с золотой медалью.

К выступлению калмыцкой молодежи в Астрахани был причастен также старший брат Степана Санджи Мучулаев, работавший тогда фельдшером. Он был, как рассказывает М. С. Мучулаева (вдова Степана Мучулаева), исключительно начитанный и развитой человек. Санджи рано примкнул к освободительному движению и вел пропагандистскую работу среди калмыцкой молодежи. Его влияние на молодежь было большое. Он доставал нелегальную литературу революционного содержания, распространял и читал ее, проводил беседы на политические темы, в которых критиковал существующий режим.

Заметив влияние, которое оказывал Санджи Мучулаев на калмыцкую учащуюся молодежь, местная администрация поспешила удалить его из Астрахани. Он был переведен на работу в селение Тюменевка Хошоутовского улуса. Современник Мучулаева Гаря Манджиев рассказывает, что в 1905—1907 гг. и позднее квартира Санджи Мучулаева неоднократно подвергалась обыскам жандармов, приезжавших из Астрахани, но им никак не удавалось обнаружить у Санджи нелегальную литературу и раскрыть его противоправительственную деятельность. Тот же Г. Манджиев хорошо помнит, как в Тюменевку к Санджи Мучулаеву приезжал из Астрахани брат его Степан с русскими и калмыцкими студентами и другими товарищами, которые пели «Марсельезу» и другие революционные песни.

Церен Петкиевич Петкиев Начало 20 в.

По воспоминаниям современников, в волнении калмыцкой молодежи 1903 г. принимал участие и Мацак Будаев, обучавшийся в одном из учебных заведений Астрахани. Насколько позднее, в 1904— 1908 гг., когда он работал переводчиком у улусного попечителя и одновременно учителем местной школы, на его квартире была обнаружена жандармами нелегальная литература, в частности «Женщина и социализм» Августа Бебеля, «Социализм и социальное движение» Вернера Зомбарта, отдельные сочинения французского социалиста-утописта Жан-Жака Руссо, тетрадь с записью революционных песен, в том числе «Марсельезы». Выступление калмыцкой молодежи в 1903 г. было связано с подъемом революционного движения и с деятельностью социал-демократической организации Астрахани. Известно, что именно в 1901 — 1903 гг. астраханские социал-демократы, сносившиеся с редакцией ленинской «Искры», вели большую агитационно-пропагандистскую и организационную работу среди рабочих, ремесленников, учащейся молодежи и солдат гарнизонных частей Астрахани. Еще в 1901 г. в Астрахани насчитывалось 12 марксистских кружков, в один из которых входила исключительно учащаяся молодежь. Заслуженный учитель РСФСР, а ныне персональный пенсионер Церен Петкиев, обучавшийся в 1900—1905 гг. в Астраханском реальном училище, вспоминает, как тогда учащиеся-калмыки, проживавшие в калмыцком пансионе, нелегально доставали и хранили под матрацами различные прокламации и листовки, издававшиеся социал-демократическими организациями Астрахани, Саратова и Казани. Они жадно читали их и стали приобщаться к политической жизни.

Влияние революционной социал-демократии проникало в среду калмыцкой интеллигенции через социал-демократические организации не только Астрахани, но и Ставрополя, Ростова-на-Дону и Царицына.

События 9 января 1905 г. в Петербурге, ознаменовавшие собой начало первой русской революции, оказали влияние на подъем революционного движения в стране. Воспитанная на идеях ленинской «Искры», астраханская социал-демократическая организация развила большую деятельность, печатая листовки и распространяя их и издания ЦК РСДРП в городе и в уездах. Начались забастовки на предприятиях города.

Во многих прокламациях наряду с изложением экономических и политических требований рабочих выдвигался национальный вопрос и разрешение его с точки зрения ленинской программы партии, принятой II съездом РСДРП, что имело особенно важное значение в условиях Астраханской губ., отличавшейся пестротой национального состава населения, состоявшего из русских, татар, калмыков, казахов и др.

В ответ на самодержавную политику разжигания национальной вражды астраханские большевики призывали трудящихся всех национальностей к интернациональному сплочению, к укреплению единого народного фронта борьбы против царизма. В «Рабочем листке» в июне 1905 г. они писали: «Мы понимаем, что возбуждение национальной вражды может вызвать недоверие в наших рядах... А это недоверие ослабит нашу организационную работу, ослабит освободительное движение пролетариата. Поэтому словом и делом необходимо бороться против политики царского правительства, разъясняя товарищам общность наших интересов, независимо от национальности».

Действительно, в революционном движении в Астраханской губ. вместе с русскими рабочими выступали рабочие из национальных меньшинств и, в частности, калмыки, работавшие на астраханских рыбных промыслах. Известно, например, участие в рабочем движении Астрахани 1905—1907 гг. рабочего-калмыка Тюрбя Бадашева, работавшего на Форпосте (ныне Трусовский район г. Астрахани). Вместе с русскими и татарскими рабочими он принимал участие в забастовочном движении на Форпосте и в Астрахани. Брожение среди рабочих рыбных Промыслов отражают контракты рыбопромышленников с рабочими 1906 г. Один из них, заключенный с рабочими-калмыками, предусматривал возможность «народного возмущения»; в этом случае «дело прекращается, и народ увольняется с удовлетворением платы по день службы».

Под влиянием революционной борьбы русского пролетариата и крестьянства началось крестьянское движение и в Калмыкии. Оно было направлено против захватов общинных земель и пастбищ местными нойонами и зайсангами и русскими кулаками. В газетной корреспонденции 1906 г. так описывается настроение трудовых масс калмыцкого крестьянства: «В последнее время стало заметно проявляться недовольство бедной части населения калмыцких степей против крайне сомнительного свойства деяний зайсангов и нойонов. Их деяния принимают с каждым годом хищнический характер, чем вооружают и настраивают против себя бедный угнетенный калмыцкий народ». В 1905 г. калмыки ряда хотонов Хошоутовского улуса начали упорную борьбу против енотаевских кулаков Лукомских, арендовавших Шамбайские дачи у наследника нойона Тюменя. Требования Лукомских к населению хотонов удалиться со скотом с шамбайских земель или платить за выпас скота деньги калмыки решительно отвергли. В ответ на притеснения и принятые Лукомскими меры калмыки стали вытравлять луга скотом, захватывать и разбирать стога скошенного сена.

Старшины пяти хотонов, жалуясь, что братья Лукомские «прогоняют с острова Шамбая калмыков, исконных обитателей его», писали астраханскому губернатору: «Калмыки в числе 500 человек вынуждены побросать свои мазанки и базы и отойти на песчаный берег, где нет не только удобства для устройства жилья людям и загонов для скота, но нельзя собирать ни одного снопа сена, — так эта местность была бедна растительностью. Мы находимся в самом критическом положении ... и просим защиты нас и наших семей от незаконного утеснения со стороны наследников нойона Александра Тюменя и их арендаторов».

Борьба шамбайских калмыков была настолько упорна, что арендаторы Лукомские вынуждены были отказаться от аренды и предъявить Тюменям иск за убытки, причиненные калмыками.

Волнения крестьян-калмыков на этом не прекратились. 30 сентября 1907 г. аймачные старшины — представители калмыков, указывая на новые притеснения князей Тюменей, потребовали от заведующего улусом разрешить калмыкам порубку кольев и хвороста в шамбайском лесу; при этом они угрожающе предупреждали: «если разрешение запоздает или если оно совсем не будет дано, то калмыки и сами воспользуются нужными для них материалами до законного восстановления наших прав на владение Шамбаем».

Князья Тюмени и их доверенный П. М. Першин неоднократно обращались к губернатору с жалобой на «дерзость» и «самовольство» шамбайских калмыков. В борьбе со своими эксплуататорами трудовые калмыки в некоторых местах прибегали к такой форме классовой борьбы, как поджог заготовленного сена и хозяйственных построек «своих» богачей, нойонов и зайсангов и кулаков-колонизаторов. Першин писал астраханскому губернатору: «Если кто-нибудь даже и пожелал бы взять Шамбайский участок в аренду, то будет ими (калмыками) разорен». «Они сожгут сено и всякие постройки. Нельзя этому не верить, так как нечто подобное калмыки один раз уже проделали». В 1909 г. тот же Першин писал в своей жалобе, что около 300 калмыков «скопом вторглись на землю Тюменей. С калмыками, по их многочисленности, нет никакого слада — не подчиняясь распоряжениям властей, они косят сено и пасут стада в чужом имении» (имеется в виду имение князей Тюменей).

Движение шамбайских калмыков продолжалось несколько лет и имело антифеодальный, а отчасти и антиколониальный характер. Только в 1909 г. местные царские власти с помощью стражников, вызванных из Енотаевска и Астрахани, сумели подавить волнения в Хошоутовском улусе.

Волнения крестьян-калмыков в эти годы происходили и в других улусах Калмыкии. Так, например, летом 1906 г. группа калмыков Большедербетовского улуса во главе с безаймачным зайсангом Андреем Михайловым (Идеровым), «воспользовавшись всеобщим брожением», сообщал пристав кочующих в Ставропольской губ. народов в Министерство внутренних дел, самовольно захватила участок земли, сданный в аренду против желания калмыков.

О том, что крестьянское движение на Дону оказывало влияние на донских калмыков-казаков, говорит рассказ делегата Области Войска Донского на заседании Всероссийского крестьянского съезда в ноябре 1905 г.: в один из районов Донской области, где крестьяне составили приговор с требованием выборного государственного правления, был послан для восстановления «порядка» отряд казаков-калмыков, которые «передались на сторону крестьян».

Под влиянием революционных событий 1905—1907 гг. из среды калмыков выдвигались деятели революционно-демократического направления. Так, в 1906 г., как рассказывает известный революционный деятель, будущий большевик X. Б. Кануков, передовые люди из учителей-калмыков Сальского округа Области Войска Донского «начали нелегально собираться» и обсуждать политические вопросы. Они вели работу по распространению среди населения «нелегальной литературы», говорили о национально-колониальной политике царизма и о «равенстве наций».

В апреле 1907 г. по инициативе учителя Канукова и студента Б. Уланова был создан нелегальный союз калмыков-учителей под названием «Хальмг Тангчин туг» («Знамя калмыцкого народа»).

Говоря о создании этого союза, X. Б. Кануков пишет: «Политическую работу начал в 1905 г., которая выражалась в чтении и распространении нелегальных брошюр, книг, листовок. Из брошюр сейчас помню: «Хитрая механика», «Потерянный и возвращенный рай» Л. Толстого, переделанный на политическую тему, и др., а из листовок «Обращение к крестьянству». Вел пропаганду к низвержению царизма, капитала и восстановлению свободного
труда, равенства классов и нации» . Союз имел свои устав. В автобиографии X. Б. Кануков пишет: «Детально устав сейчас не помню, но главные задачи состояли в восстановлении родного языка, литературы, поднятии культурного уровня калмыков, широком распространении и переводе нелегальщины».

Кануков вспоминает, что в то время он не имел представления о партийных программах и о расхождении партий. Среди названных им изданий упомянута листовка к крестьянству, очевидно выпущенная в ноябре 1905 г. Центральным Комитетом РСДРП и переизданная в 10 тыс. экземпляров самарской с.-д. организацией, и «Хитрая механика» — брошюра, изданная крестьянским союзом партии эсеров.

24—25 апреля 1907 г. представитель Союза участвовал в работе Учредительного съезда Всероссийской федерации национальных и территориальных союзов учителей и других деятелей по народному образованию, состоявшегося в Петербурге.

По докладу делегата Калмыцкого союза съездом была принята резолюция, в которой говорилось: «Для культурного возрождения калмыцкого народа необходимо добиваться: 1) национализации школы; 2) широкого просвещения калмыцкого народа; 3) автономии; 4) учительских семинарий или особых курсов для калмыков обоего пола с кафедрой монголо-калмыцкой словесности».

Союз «Хальмг Тангчин туг» являлся национальной демократической организацией, возникшей под влиянием первой русской революции. Но развернуть сколько-нибудь заметную работу члены этого союза не смогли. Они не успели близко связаться с широкими массами калмыков. В январе 1908 г. общество было раскрыто царскими властями и прекратило свое существование. X. Б. Кануков как один из активных руководителей союза был подвергнут обыску и аресту. У него была обнаружена нелегальная литература. «Я был арестован, — пишет Кануков, — и препровожден в Саль-скую предварилку (тюрьму), где просидел три недели». По выходе из тюрьмы он был лишен права поступать на государственную и общественную работу и отдан под надзор полиции. Несколько позднее Кануков был отправлен в казачий полк рядовым.

Одним из первых революционеров-подпольщиков из среды калмыков был Николай Акимович Хасаков, выходец из оренбургских калмыков-казаков. Н. А. Хасаков был профессиональным революционером, посвятившим всю свою жизнь делу борьбы за социальное и национальное освобождение трудящихся. В первые годы XX в. он находился в эмиграции в Швейцарии, откуда вернулся в Россию в марте 1904 г. и принял непосредственное участие в революции 1905—1907 гг.

За революционную деятельность, «за пропаганду, богохуление» и «за оскорбление его императорского величества» Хасаков в 1905 г. был предан Казанскому военно-окружному суду. В апреле 1906 г. он совершил побег из Оренбургской тюрьмы, перешел на нелегальное положение и вел в 1906—1907 гг. пропагандистскую работу в ряде городов, в том числе и в Астрахани. В протоколе, составленном при аресте Хасакова в феврале 1907 г. полицейским надзирателем г. Верхне-Уральска, написано: «Цель своего прибытия в В. Уральск объяснить отказался, прибыл сюда уже три дня тому назад, чем занимался здесь, также объяснить не желает. При розыске у задержанного в кармане найдена записка с печатью Уфимского комитета социал-демократической партии». Записка была выдана «товарищу Николаю — пропагандисту организации» для явки. 3 апреля 1907 г. Хасаков был осужден временным военным судом г. Оренбурга на 6 лет каторжных работ.

Борцом за интересы трудящихся калмыков в начале XX в. был также Ходжака Зунгруев, выходец из простолюдинов Серебджаповского аймака Хошоутовского улуса. Он открыто выступал в защиту интересов калмыцких крестьян и бедноты, против эксплуатации их нойонами и зайсангами, призывал калмыков к борьбе против крупного феодального владельца Хошоутовского улуса нойона Тюменя и зайсангов за землю, за невыплату оброка, освобождение крестьян-калмыков из-под власти местных феодалов. Истории его борьбы с нойонами и зайсангами посвящена известная пьеса «Ходжака», написанная в 20-х годах А. Бадмаевым на основе исторических данных и рассказов современников событий.

За свои активные выступления против феодальных устоев Зунгруев был подло убит специально подосланным князем Тюменем человеком.

11 декабря 1905 г. был издан избирательный закон о выборах в Государственную думу. Как и манифест 17 октября 1905 г., он был уступкой самодержавия, вызванной подъемом революции. Но царское правительство отнюдь не шло на удовлетворение народных требований. Выборы в I Думу, проходившие в 1906 г., и во II Думу 1907 г. не были ни всеобщими, ни равными, ни прямыми, ни тайными; они были многостепенными, проводились по куриям. Помещики и буржуазия имели огромные преимущества, им обеспечивалось большинство мест в Государственной думе. По «Положению о выборах в Государственную думу для инородцев» кроме имущественного ценза требовалось еще знание русского языка. Лица, не владеющие русским языком, не могли быть избраны депутатами в Государственную думу.

Выборы в Государственную думу в Калмыцкой степи были проведены с большим опозданием. 25 марта 1906 г. были утверждены «Правила о производстве выборов в Государственную думу в местностях, занимаемых кочевыми инородцами Астраханской и Ставропольской губерний». Этими «Правилами» было установлено, что от калмыков этих губерний избирается 1 член Государственный думы. Он избирался на собрании выборщиков, представленных по норме, — один выборщик от каждого улуса и по одному выборщику от участковых избирательных съездов постоянных жителей «оседлых поселений, расположенных в пределах занятых калмыками Астраханской губернии местностей, население коих не подчинено калмыцкому управлению».

Отсталость калмыцких трудящихся масс, живучесть феодально-патриархальных традиций и пережитков, слабость калмыцкой демократической интеллигенции дали возможность националистическим элементам из среды феодально-кулацкой верхушки калмыцкого общества выдвинуть и без особого труда провести выборщиками по выборам в Думы от улусов своих людей. Так, например, по выборам во II Государственную думу от калмыков и оседлых поселений Калмыцкой степи выборщиками были: нойон Тюмень и шесть зайсангов, два духовных лица (гелюнг и мулла мечети Калмыцкого базара) и два богача-кулака. В результате этого не удивительно, что депутатами от Калмыков попали в I Думу князь Д.Ц. Тундутов, а во II — князь С.Б. Тюмень.

Еще тогда в заметке «К выборам калмыцкого депутата», помещенной в газете «Астраханский листок» за подписью «Калмык», хорошо показаны условия, в каких проходили выборы в Думу в Калмыцкой степи, а также классовое лицо как выборщиков, так и самих депутатов от калмыков. Отмечая, что «выборщиками прошли исключительно лица, принадлежащие привилегированному сословию», автор писал: «Для того, чтобы не удивляться тому, почему эти лица прошли выборщиками, надо знать калмыка, загнанного жизнью, окружающими условиями, начальством и разными косвенными денежными поборами в пользу всех духовных и светских «властей», — а надо знать также, как происходят самые выборы. Собирается сход из родового старшины, всех хотонных старост и одного человека от каждых 10 кибиток. Председательствуют и руководят выборами эти же привилегированные, т.е. нойоны, зайсанги, духовные и крупные богачи.

Кандидатами они и предлагаются, а из простых никто не изъявляет желания, так как, с одной стороны, боится соперничать с нойоном и зайсангом, с другой стороны, понимает, что при существующих открытых голосованиях он никогда не пройдет».

Далее автор заметки ставил вопрос, могут ли намеченные кандидаты для выбора в Думу — нойон Тюмень и зайсанг Арлуев — «что-либо сделать» для защиты интересов калмыцкого народа, и отвечал: «Никогда и ничего, потому что для них выгодно, чтобы калмык оставался темным и верным преданиям старины, и, кроме того, не было в жизни примера, чтобы волк заботился об улучшении и охране жизни овец».

Как видно, автор заметки «Калмык» очень хорошо видел и понимал тяжелую жизнь и нужды калмыцкого народа, угнетенного царскими колонизаторами и «своими» эксплуататорами. Можно не сомневаться, что он был представителем той калмыцкой демократической интеллигенции, которая только формировалась и поднимала свой голос в защиту интересов народных масс.

Калмыцкие депутаты передали Думе ходатайства; некоторые их пункты отражали в известной степени национально-освободительные тенденции. Депутаты просили возвратить калмыкам земли, отведенные под оброчные статьи; не допускать в дальнейшем отчуждения калмыцких земель; наделить приморских и приволжских калмыков рыболовными водами; избавить калмыцкий народ от административного попечительства; заменить казенный сбор со скота подоходным налогом; сложить недоимки, числящиеся за беднейшими калмыками; организовать взаимное страхование скота от падежа и кредит с основным фондом из сумм общественного калмыцкого капитала; принять меры к закреплению летучих песков и обводнению Калмыцкой степи. Выражая недовольство некоторыми сторонами колониальной политики царизма, просьбы калмыцких депутатов не затрагивали, однако, внутренних отношений в степи. Это и понятно: калмыцкие депутаты князья Тундутов и Тюмень являлись крупными владельцами земли и скота и не могли быть сторонниками социальных реформ в Калмыкии. Пункты об ограждении калмыцких земель от отчуждений и о ликвидации попечительства отвечали их классовым интересам и стремлениям занять в Калмыкии господствующее положение. Тундутов состоял членом аграрной комиссии I Думы. По-видимому, там он и выступал с вышеизложенными требованиями верхушки калмыков. Тундутов принадлежал к фракции конституционно-демократической партии, партии буржуазии и обуржуазившихся помещиков. Тюмень при выборах значился «беспартийным, примыкающим к правым», в Думе примкнул к кадетам.

I Дума просуществовала немногим более двух месяцев, II Дума — три месяца. Обе они были разогнаны царским правительством, как не оправдавшие его расчетов на поддержку. Ходатайства калмыцких депутатов никаких результатов не дали.

Реакционный закон о выборах в III Думу лишал избирательных прав нерусское население ряда окраин России. Потеряли право иметь представителей в Думе и калмыки.

После выборов в I и II Думы антифеодальное движение в Калмыцкой степи, имевшее и антиколониальную направленность, не прекращалось. Продолжались выступления калмыцких крестьян против улусной администрации, русских колонизаторов-кулаков и местных эксплуататоров—нойонов и зайсангов в Хошоутовском, Багацохуровском, Малодербетовском и других улусах. Имели место такие явления, как отказы от уплаты податей и налогов, исполнения распоряжений чиновников местных учреждений по подводной, дорожной, квартирной и другим натуральным повинностям, участились случаи «разбоев» и «грабежей». В этом отношении характерно признание в 1907 г. попечителя южной части Малодербетовского (позднее Манычского) улуса Н. М. Рысина о том, что одной из причин «скотокрадства в степи» являются «бедность и отсутствие средств к жизни».

Антиколониальную направленность имели и выступления против деятельности миссионеров. Активные проводники национально-колониальной политики царизма, православные миссионеры в 1905—1907 гг. прямо отмечали «пагубное» влияние революции на калмыков, в частности крещеных. Так, например, протоиерей И. Саввинский, указывая на выступления астраханских калмыков против миссионерства, писал: «На Калмыцком Базаре была открыта калмыками своя школа, в противовес миссионерской, куда и стали ходить все калмычата. Общественные же непорядки отразились неблагоприятно на церковных денежных сборах и членских взносах». Первым учителем и организатором этой школы был Церен Петкиев, кончивший в 1905 г. астраханское реальное училище. В селениях Булгун-Сале (ныне с. Троицкое), Яшкуле и Амта-Бургусте были закрыты миссионерские приюты, а в других миссионерских школах штаты были сокращены.

Недовольство русификаторской политикой царизма было использовано ламаистским духовенством для реакционной и националистической пропаганды. Эти черты сказались в движении, начавшемся среди оренбургских крещеных калмыков в 1903— 1904 гг., которое особенно усилилось после издания царским правительством манифеста 17 октября 1905 г. Напуганное революцией, правительство дало в манифесте ряд обещаний, оказавшихся лживыми. В манифесте, как известно, провозглашались свобода совести, слова, собраний, неприкосновенность личности, созыв законодательной думы. Оренбургские калмыки открыто выступили тогда против миссионеров и соблюдения церковных обрядов, стремясь вернуться к ламаизму. Движение это было вызвано грубой национально-колониальной политикой царизма. Вместе с тем в нем довольно ясно сказывались реакционные и националистические идеи, проповедоваемые ламаистским духовенством и кулацко-казачьей верхушкой оренбургских калмыков. Источники указывают, что именно в этот период к оренбургским калмыкам приезжали ламы и из Бурятии.

Малочисленность и слабость калмыцкого пролетариата, отсутствие в степи промышленных предприятий и рабочих организаций, территориальная разобщенность в условиях кочевого и полукочевого образа жизни в степи, оторванность и отдаленность Калмыкии от революционных центров — все это сказалось на участии калмыцких трудящихся в первой русской революции 1905—1907 гг.

Трудящиеся массы Калмыкии еще не имели ни руководителя, ни плана действий, их выступления носили неорганизованный, локальный характер. Развитию борьбы калмыцкой бедноты с эксплуататорами из калмыцкой же среды мешали также факты захвата не только нойонских и хурульных, но и калмыцких общинных земель отдельными русскими крестьянскими обществами, имевшие место в ряде улусов Калмыкии.

Один из очевидцев и современников событий, бывший чиновник Калмыцкого управления Ф.И. Плюнов так описывает земельные отношения между русским и калмыцким населением в степи: многие «крестьяне сел, окружающих Калмыцкую степь, успели развить свое скотоводство до размеров настоящего промысла и всегда обеспечивали свой скот кормом за счет калмыцких угодий. Они или снимали в аренду отдельные участки земли (оброчные статьи), или в известные времена года выпасывали свой скот за особую плату на калмыцких землях совместно с калмыками. Так было до 1905 года. Но весною 1905 г. крестьяне, в сознание которых революционная волна докатилась в самой уродливой форме, выгнали свои стада и отары в Калмыцкую степь на самые лучшие покосные места и отказались вовсе платить аренду».

Подобные факты были на руку только феодально-националистическим и буржуазно-националистическим элементам.

Первая русская революция 1905—1907 гг. потерпела поражение. Несмотря на это она имела огромное историческое значение. Слабостью революционного и национально-освободительного движения в Калмыкии начала XX в. явилось то, что оно еще не слилось с революционным движением русских рабочих и крестьян. Тем не менее те местные разрозненные выступления, которые происходили в Калмыцкой степи под влиянием революции в России, свидетельствуют о том, что и эта отсталая национальная окраина приобщалась к политической жизни, к революционно-освободительной борьбе.