О дербетах выше мы излагали отдельные моменты по случаям. Чтобы сохранялась целостная картина об этом улусе, мы решили поместить здесь "Выписку о приходе Дербетовых владельцов на Волгу и о поступках их до нынешнего времени, сочиненную в мае месяце 1764 года".

"В 1673 году или в 1674 году вышел из Зенгории на Волгу Дербетов владелец, Зенгорских владельцов родственник Солом-Церен-тайши с сыном своим Менко-Темиром, в 4-х тысячах кибиток улусных калмык и поддался Торгоутскому владельцу Аюке, которой потом ханом учинился.

В 1701 году во время ссоры Аюки со старшим сыном его Чакдоржапом, по причине которой весь калмыцкий народ приходил в смятение, сей Дербетов владелец Менко-Темир с улусом своим, не пристав ни к которой стороне, отлучался на Дон.

По примирении Аюки с сыном, отдал Аюка в замужество за Менко-Темирова сына Четеря дочь свою Бунтарь и всех Дербетов перевел к себе с Дону на Волгу.

Дербетов владелец Четерь-тайши Менко-Темиров, по смерти сей жены своей, женился на другой Аюкиной же дочери, называемой Даши-Черень, но оную в 1717 году брося, женился на Аюкиной же внучке, а Чакдоржаповой дочери имянуемой Доржи-Черень, которая прежде была в замужестве за Хошоутовым владельцом и оставалась вдовою, имея от оного двух сынов, и Четерем из Хошоутова улуса увезена силою, за то Аюка-хан на владельца Четеря осердился и, призвав его к себе, содержал немалое время под претекстом лечения его болезни, однако ж под крепким присмотром, а улус Дербетов оттого отходил к Дону. И хан Аюка побуждал Хошоутовых владельцов, чтоб они за обиду свою, на Дербетов улус учинили нападение и оной забрали себе во владение, но понеже сей случай Чакдоржапу, отцу увезенной, не был противен, то он, и Аюка-хана, отца своего с Четерем примирил на том, что увезенная Четерем Чакдоржапова дочь осталась за ним, а на брошенной пред тем Аюкиной дочери женился Четерев старший сын Лабан-Дондук, таким образом согласясь Четерь от Аюки отпущен и со всеми Дербетовыми улусы по-прежнему перешел кочевать с Дону на Волгу.

В 1723 году по случаю вновь происшедшего в калмыцком народе междоусобия Дербетов владелец Четерь с старшим своим сыном Лабан-Дондуком и с большею частию улусов своих отходил за реку Дон, а меньшей Четерев сын Гунга-Доржи с меньшею частию Дербетовых улусов оставался при тесте своем, владельце Дондук-Омбе, бывшем потом ханом, с которым при тогдашних в сем народе междоусобиях и при нападении на владельца Дасанга, Чакдоржапова сына, был.

В 1725 году, по продолжавшемуся и тогда междоусобию, некоторые Торгоутские и Хошоутовы владельцы астраханского губернатора Волынского чрез присланных от себя зайсангов просили, чтоб их с улусами оставить до льду на реке Волге внутрь Царицын¬ской линии, куда они пред тем и переведены были, представляя, что их калмыцкие междоусобия издавна продолжаются и пока владельцов их не убудет, то и мир их ничто, и для того они имеют намерение когда реки льдом покроются, собрав все свои войски итти против партии хана Черен-Дондука и владельцов их перевесть или своих потерять, чтоб улусы их были у кого-нибудь в одних руках, когда им в том отказано было, то просили они, чтоб их перепустить для особливого их от протчих калмыцких улусов пребывания за реку Дон, в соединение к Дербетеву владельцу Четерю, куда они и перепущены были, тогда их всех за Доном считалось с лишком 14 тысяч кибиток, а при Волге оставалось 20 тысяч кибиток...

В 1741 году по смерти хана Дондук-Омбы к происшедшей у жены его, ханши Джан с Аюкиным сыном Галдан-Данжином и с протчими владельцами ссоре и драке, Дербетов владелец Лабан-Дондук не пристал и с улусами его отходил к Царицынской линии и по указам впущен во оную и был тамо до приезда туда тайного советника Татищева, при котором с небольшим числом его войска и при объявлении в калмыцком народе наместником ханства владельца Дондук-Даши был и присягу учинил.

В 1742 году наместник ханства Дондук-Даши, в бытность в Москве, представлял, что калмыцкий народ от междоусобий пришел во умаление и в убожество, и просил, чтоб для общей всего народа пользы, Дербетова владельца Лабан-Дондука по-прежнему обыкновению с ними соединить.

31 августа в резолюцию на то ему объявлено, что оному Дербетову владельцу Лабан-Дондуку обще с протчими калмыцкими улусами в его наместниковом ведомстве быть велено, но при том бы он, наместник ханства, того владельца Лабан-Дондука, яко пред протчими старшего, имел в особливом рассуждении и поступал с ним склонным образом, и тем оного к общему с собою кочеванию приохотил...

В 1743 году Дербетов владелец Лабан-Дондук был у наместника ханства и 1 октября с ним согласился и на письме постановили и взаимными присягами утвердили, чтоб всем Торгоутским и Дербетевым владельцам, как во внешних, так и во внутренних делах поступать обще и в суде и наказании винных никому ненаровить, т. к. и напредь сего при хане Аюке было и чтоб один другому зла не мыслил и возмущения не чинил".

У Лабан-Дондука были крупные столкновения с донскими казаками из-за грабежа и уничтожения его улусными людьми сенных запасов. Кроме того, у Лабан-Дондука разразилась семейная ссора, которая продолжалась многие годы и привела к уходу брата. В 1746 году Лабан-Дондук писал астраханскому губернатору Брылкину, что его сын Шампиль-Норбо "при многих случаях про¬сил меня, чтоб мать мою из улусов я выгнал... а оная моя мать, Дондук-Дашина большая сестра, которая и ныне находится при нем же, Дондук-Даше"; далее он писал, что "когда оное за полезно не рассуждено, пришел с пищалью, хотя мать мою застрелить, что я сам собою и удержал, после чего сын мой, от меня и от улусов отлучась, объявил, чтоб я мать мою обратно отдал, а буде сего его прошения не исполню, то он, сын мой в безвестном месте быть может" — это "первая противность". "После сего брата моего Чидана жену, а мою невестку отняв, взял себе в жену, чего для оной брат мой Чидан негодуя, более ста кибиток моих людей взяв и от меня отлучился — вторая противность сына". Шампиль-Норбо и эту жену бросил и "двоекратно от меня бегал", просил развести его с женой. И перед новой угрозой сына, что "будет в безвестном месте жить", он и знатные зайсанги дали присягу — "третья противность сына". "Отнятая же и брошенная жена его Лубжина дочь, а моя племянница". Также Шампиль-Норбо, переманивая к себе зайсангов, хотел завладеть улусом отца своего, что отмечает он как четвертую противность, и что все эти поступки прощал, "что он токмо один мой сын, и уповал, что он по малолетству своему обычай переменит".

Заметим, что упомянутый брат Лабан-Дондука — Чидан — принял святое крещение, стал известен как Никита Дербетев, он со своими ста кибитками ушел в Ставрополь к сестре Анне Тайшиной.

Для возвращения Шампиль-Норбо к отцу была послана делегация, в которую входил и представитель Донского войска. Они составили доверительное письмо-присягу:

"1746 года третьего летнего месяца 10 числа, т. е. 16 июля посланные мы за Сампиль (Шампиль)-Норбою у Дондук-Даши взять Лабан-Дондука с знатными уверяем и с позволения его, Лабан-Дондука, и атамана Данилы Ефремыча оного Сампиль-Норбу мы, Гумендебя, Баянцак, Эши-Доржи при Василье Перфильеве на свои руки берем и присягаем в том, ежели уведаем, что отец твой во отмщение сей ссоры примет намерение какое злодейство учинить, то мы тебе, Сампиль-Норбе, объявить о том же должны; тако ж и отцу твоему объявить должны ж; дабы он в противность сего не поступал, а ежели не послушает, чтоб троих нас присяжных и с сыном своим умертвить, и тако и по сему ежели не послушает, то должны мы с ним, Сампиль-Норбою, соединясь и поблизости к Даниле, или к Дондук-Даше явиться для справед¬ливости, находящего же при нем, Сампиль-Норбе, гелюнга с братом в семнадцати человеках, как прежде находились достоинства не лишать, и взятое от них лошадей и скот и скарб и содержащих под караулом единомышленников со всем им принадлежащим при посланном Данилы Ефремыча Василье Перфильеве все возвратить. И он, Перфильев, в том тако ж поручился".

Лабан-Дондук хотел ехать в Петербург с представлением по спорным делам с донскими казаками, но из-за сложившихся семейных и улусных неурядиц сделать это ему не удалось, тогда он послал своего зайсанга "Кичика с товарищи", которые привезли письма от своих владельцев. В одном из писем Лабан-Дондук описал свои и предков заслуги. Эти бумаги назывались: "Перевод с листов к е.и.в. калмыцких Дербетовых владельцов Лабан-Дондука, Солом-Доржи и детей его Джала и Тундата, поданных послан¬цами их Кичиком с товарищи 4 февраля 1748 года". 1-е письмо Лабан-Дондука:

"Прадед мой Солом Черень тайши по приходе его в протекцию Великого государя возымел жительство с улусы своими при реке Волге, и в прошлом 1701 году, когда Торгоуты пошли к Востоку, и тогда мы, памятуя Великого государя милостивую протекцию, от оных Торгоут ушли и пришли на Дон. Потом в 1702 году, когда Его величество государь для строения Таган Рога изволил шествовать в Азов, и тогда дед мой, Менко-Темер-тайша при отдании его величеству своего поклона о причине своего перехода доносил, что и его величество государь всемилостивейше похвалить изволил, и при том ему повелел, чтоб он, будучи под протекциею его величества, без всякого опасения кочевал при реках Волге, Доне и Яике по своей воле, где когда похочет. В 1723 году во время происшедшего у Торгоутов междуусобия, мы, памятуя милостивой великого государя указ, от оного их междуусобия отдалились и перешли на Дон, а потом как оные Торгоуты помирились, мы кочевали вверх по Волге. В 1731 году и еще у Торгоутов произошло междуусобие, и Дондук-Омбо с протчими пошел на Кубань, а я с улусом моим от них отстал и с генералом, князем Барятинским ходил за ними в поход. Потом, когда Лубжа, преступя указ государыни, напал на Черен-Дондука, и тогда я по указу государыни служил не щадя живота моего, при чем я и лошадь моя ранены. И в том же году, когда я с улусом моим кочевал по реке Хопре, и тогда государыня изволила оное принять за благо и всемилостивейше повелела мне кочевать, где я пожелаю. И тако оная сначала доныне показуемая к нам милость от пяти времен великих государей состоит.
А я, Лабан-Дондук, во оной милости по предках моих четвертый нахожусь и от тех времен их величеством великим государям мы доныне служили со всяким нашим радением и не щадя живота нашего. Что же принадлежит до показанных к вам великой государыне собственных моих служб, и я в 1736 году весною ходил с протчими в поход на Кубань, и Азаматову осаду раззорили и улус его разбили, тако ж и Солтон улских татар привели в подданство вашего величества. И того ж года зимою я еще ходил в поход и хатай хапчаков, бурлуков, бай улцов и кундровских татар разбили и у кубанских татар множество людей в полон и скота в добычю взяли, тако ж и при взятье Азова я был, потом на другой год, летом был я при фельтмаршале Лессии в Крымском походе. И при взятье Карас-Базара, а зимою ходил я с донскими казаками к Мингтану и к Темрюку и Мамбетев Мамай ул разбили и взяли много людей и скота. А в 1738 году я разбил темерговских черкес. И тако я, Лабан-Дондук, вам, великой государыне, доныне служу со всяким моим радением и впредь с наивящим моим радением и впредь с наивящим моим усердием вашему величеству служить долженствую. А прадед, дед и отец мой их величеству, великим государям, усердно служа какой от их величеств чести и всемилостивейшего жалованья удостоились, о том в Коллегии есть письменные известия.

Когда Дондук-Омбо отходил на Кубань, и я, служа вам,... с Барятинским был за ним в походе, и тогда без меня один мой зайсанг, забрав с собою несколько моих улусных людей, ушел в город Черкасской, и я по окончании оной... службы, хотя и требовал, но оных из Черкасска мне возвратно не отдано, и от того времени и доныне в каждом году люди мои туда уходят же, и мне их не отдают, да и другими многими и разными случаями захваченных тамо наших людей и скот не отдают же. А я казакам, что по справедливости надлежит — отдаю. И понеже оные казаки улусных моих людей и скот у себя задерживают, и мне не отдают и несправедливыми своими претензиями меня в печаль приводят, а я напредь сего вашему государынину службу токмо улусными моими людьми и собственными моими лошадьми отправлял, и ежели таким образом и всегда со мною поступаемо будет, то я мыслию моею весьма соболезную и опасаюсь, дабы от того не притти мне в крайнее убожество и тем в радетельной моей к вашему величеству службе не учинить какого-либо недостатка. Того ради, все оное предаю в ваше великой государыне высочайшее соизволение.

Верный подданный Лабан-Дондук-тайша. Сие писано 5 декабря 1748 года".

Второе письмо было от Солом-Доржи, он тоже писал о своих заслугах и службе:

"В 1706 году, когда астраханские бунтовщики, взяв города Красный Яр и Черный Яр, приходили под город Царицын для взятья оного, и тогда я с Менко-Темиром их разбил и возвратил.

В 1709 году бывших бунтовщиков Булавина и Игнашку Некрасова в трех тысячах человеках, шедших вверх по Дону, я с Четерем разбил и возвратил. В 1711 году ходил я с Апраксиным на Кубань и тамошних татар разорял и город Копыл выжег. Потом в 1736 году ходил я с Дондук Омбою на Кубань и наврюс улских татар разорял и поймал из них Батыря Азамата, который за окуп себя обещал мне дать много скота, на что я ему тогда сказал, что великая государыня не скуднее его и потом его умертвил. Тако ж при взятье в подданство Солтон улцов, бесленейцев и абазинских черкес и при разбитии протчих кубанских татар я был. Потом когда фельдмаршал дважды ходил в Крым для разорения тамошних татар и тогда я сам за приключившеюся мне старою болезнию при оном фельдмаршале в том походе быть не мог, но посылал с ними двух сынов моих Даши-Череня и Тундата...". Тундат, подтвердив, сам писал, что "был с фельдмаршалом Лессием в Крыму и при взятье Карас-Базара, потом со оным же фельдмаршалом был при разбитии Перекопских татар".

Лабан-Дондук не дождался решения спорных дел, с которыми он обращался. Он умер в феврале 1749 года, а его сын Шампиль-Норбо, находясь в Черкасске, умер в марте того же года. Владельцем той части Дербетовского улуса, которой владел Лабан-Дондук, остался другой его сын Галдан-Церен с матерью Абою.

Решение всех спорных вопросов между дербетами, донскими казаками и наместником ханства было возложено на атамана Ефремова, полковника Спицына, Дондук-Даши и владелицу Абу. Пока шли переписки и согласования по старым претензиям, возникали новые.

По предписанию правительства представители съехались в Дубовской станице: от Донского Войска старшина Василий Пер¬фильев и с ним еще два казака, от Волжского Войска — атаман Макар Персидский с двумя старшинами, от владелицы Абы "из первых и лутчих ее зайсангов" и двух калмык для посылки, от Дондук-Даши два первых его зайсанга — Гумеджап и Даши-Дондук. Спицын должен был добиться от Абы удовлетворения всех исков на ее подданных и получить письменные обязательства от нее. При том "ежели ж обвиненные в том суде Дербетевы калмыки Донским и Дубовским казакам и другим россиянам на постановленные в суде сроки заплаты на учинят, то взять от них обыкновенную баранту, а буде казаки и другие россияне в том ж суде обвинены и калмыкам исков их на положенные сроки не заплатят и таковых донских в Черкасску, а дубовских — в Царицын, а протчих россиян в городах командирам держать под караулом, доколе те иски заплачены будут".

Между тем в октябре 1752 года из Военной Коллегии в Коллегию иностранных дел поступила промемория по требованию Войска Донского, что по рассуждению Военной Коллегии "Дербетовых калмык с улусами наместника ханства Калмыцкого Дондук-Даши, для общего всегда с теми наместниковыми улусами кочевья, соединить и под его, наместника ханства Калмыцкого, ведомством быть, что Военная Коллегия весьма заполезно признавает с интересною пользою: во-первых, что в побегах тех Дербетевых калмык на Кубань опасности быть не может".., во-вторых, и Донских казаков возможно будет удержать от таких же набегов".

Полковник Спицын в сентябре 1752 года в донесении своем писал, что Дондук-Даши через "присланных своих зайсангов Гумеджапа и Даши-Дондука представлял ему, что в прошедшее у калмыцких ханов Черен-Дондука и Дондук-Омбы междуусобие некоторые калмыки владения его, наместника, перешли в Дербетевы, тако ж и из Дербетевых в его, наместниковы улусы, которые и поднесь со обоих сторон в чужих владениях находятся, а понеже при жизни Дербетевых владельцов Лабан-Дондука и сына его Шампиль-Норбы, тако ж и Солом-Доржи с Торгоутскими владельцами ж, а имянно: с ним, наместником ханства и со обоих сторон с знатными зайсангами соглашено и под присягами письменно положено, чтоб сначала... междуусобия перешедших между ими калмык, которые чьи были оных бы по тем владениям возвратить и в том добрым порядком развестись, объявляя при том, что Лабан-Дондукова жена — владелица Аба с зайсангами ее по многим его, наместниковым, требованиям никакого удовольствия в том ему и поднесь не чинит, и хотя он, наместник, пред ним силу и имеет, чтоб те свои улусы взять от них собою, точию не хотя из того навесть на себя нарекания, просил его, полковника, чтоб он в Дербетевы улусы с посланными от него, наместника, нарочного отправил, и к реченной владелице Абе о возвращении тех его улусов писал, при чем и показанные обязательные калмыцкие письма и присяга вместо свидетельства чрез помянутых его, наместниковых, присланных зайсангов предъявлены, а тем зайсангам объявлено было от него, полковника, что он имеет находящихся в его, наместниковых, улусах знатных Дербетевых зайсангов к себе призвать и о том возвращении улусов с увещеванием их склонять и потом того ж дня оных Дербетевых зайсангов Гумендебея, Таскира, Чюрюма и Чодота с товарищи призывал он, полковник, к себе в лагерь, которым о том его, наместниковом, на них представлении объявил, что в невозвращении ими находящихся у них, в Дербетевых улусах подлежащих Торгоутовых калмык весьма ему, наместнику за немалое огорчение показуется, чего б для они по силе вышеозначенных письменных обязательств и утвержденной между ими присяги и по совету его, полковника, со обоих сторон тех перешедших калмык отобрав, возвратили каждому в свое владение и в том бы чрез посредство его, полковника, без дальних затрудений, развелись добрым порядком, дабы впредь за несоглашением из того не могло каких худых следствий произойти...". По согласованию обеих сторон, Спицын послал Девятиярсвского к Абе, который по возвращении представил, что по приказу Абы "собрано помянутых калмык 534 кибитки подлежат к разобранию судом будущею весною...". Эти и другие документы показывают, что по многим случаям калмыки одних улусов переходили в другие и потом возвращались, но во многих случаях — не возвращались, а оставались: дербеты у торгоутов, а торгоуты у дербетов. Такие споры возникали не только между торгоутами и дербетами, но и между братьями, двоюродными братьями, дядями и племянниками и т. д.

Например, после смерти Лабан-Дондука возникли споры между дербетовскими владельцами. Владелец Джал полковнику Спицыну в марте 1750 года, говоря о разделе улуса, писал, что "брат его, Тундат, взял силою девять кибиток излишних людей лутчих, и просил, чтоб оных приказано было им же трем братьям разделить по равной части, а хотя ему, Джалу, яко большему брату, по правам калмыцким, излишнюю часть взять и подлежало, однако он того не требует".

По этому делу астраханский губернатор Брылкин писал полковнику Спицыну, что "усмотрено о разделении калмыцкими дербе-тевыми владельцами Джалом, Тундатом и Ценденом оставших по смерти отца их Солом-Доржи улусов по себе, при котором разделении Тундат взял излишних девять кибиток людей, а Джал вас просил, дабы оных им трем братьям разделить, почему вы о том писали к реченному Тундату, и ему, Джалу, объявили". Губернатор говорил, что был указ о разделе Багацохурова улуса в 1743 году и по тому образцу и калмыцким обыкновениям нужно разделить и Дербетовский улус.

Затем поступили письма от братьев Джала. Тогда Джал говорил, что он с братом Тундатом примирился и улусы сами между собою разделили, "хотя им между собою судом разобраться подлежало, точию владелица Аба и зайсанги, опасаясь наместника ханства Калмыцкого Дондук-Даши, как ему Тундату тесть, в суде справедливость учинить не могут, а как Тундат от него, Джала, все улусы силою отнял и оставил его без всякого пропитания". И просил "улусы разделить на три части, при котором разделении, хотя и подлежало, по их калмыцкому обыкновению, яко большему брату ему, Джалу, из улусов взять пред протчими излишнюю часть, точию Тундат, не только ему излишнюю часть дал, но, надеясь на реченного наместника ханства, выбрал из всех улусов, что ни лутчих, скотистых людей десять кибиток сверх надлежащей своей части и себе взял. И о разобрании между ими по справедливости имеет он, Джал, впредь просить". При том Джал говорил, что Ценден-Доржи "просил словесно объявить", "что при смерти отец его, Солом-Доржи улусы приказал ему, Цендену с мачихою его, владелицею Эсенем", взять. Но несмотря на это завещание отца, так поступил Тундат, "также и оставшего после отца его бурханы, ружье, панцырь и саблю взял силою себе".

Сын Солом-Доржи — Тундат в своем письме объяснил: "Отец мой при определении мне из улусов своих части, в рассуждении того, что мы его дети, как большой, так и меньшой, равного достоинства, дал мне такую же равную часть, каковую и большой его сын, а мой брат получил, и тако я тем с большим моим братом, которому бы по старшинству и гаргуй (то есть при разделении отцовского наследства старший сын сверх надлежащей своей части, получает из улусов десятую долю, а из пожитков панцырь или хорошую пищаль) над лежал, стал быть сравнен, к тому ж отец мой, любя меня и жалуя, исходатайствовал мне в жену падчерицу наместника ханства Калмыцкого Дондук-Даши". В словесном донесении через своего зайсанга Ондона Тундат внес дополнения и разъяснения. Ондон говорил: "Отец его Тундатов — Солом-Доржи, будучи в таком рассуждении, что меньшей сын пред средним сыном имеет преимущество, дал ему, Тундату, из наследия своего большую часть. Потом оной отец его при взятье за него Дондук-Дашиной падчерицы, сверх означенной части, еще дал ему в наследие ж один аймак, называемый Асамат, состоящей в семи¬десяти кибитках, о чем Дарма-Бала и Дондук-Даши известны, но он того и поныне не получил. Потом большой брат его Тундатов — Даши-Черень, будучи около пятидесяти лет и, видя себя бездетна, учинил его наследником, о чем он и Лабан-Дондуку представил, тако ж о том известны знатные зайсанги: Гумен Деби и Баянцак, а с торгоутовской стороны: Дарма-Бала и Дондук-Даши, тако ж и знатные зайсанги Сойбон-Иши, Гумеджап, Цойджип Бюрлюин, Санджи Биштуин, Баахан-Убаша, Гумбе-Черень Балганов известны ж. Однако ж он, Тундат, ни означенных двух улусов, которые по правости ему принадлежат, ни отцовского достоинства и поныне еще не получал". Отец его Солом-Доржи умер 9 февраля 1749 года.

В результате возникших споров появлялись документы, объясняющие этническое распределение аймаков, так в одном из них говорилось, что "Дербетева владения Лабанг-Дондука Большие и Малые Бурулы, два знатные и сильные его улусы". Они и остались во владении Абы и Галдан-Церена. Из других документов того времени известно, что Лабан-Дондуку принадлежали: Туктуны, Бухусы, Малые Чоносы, Большие Чоносы, Хашханеры, Кебюты.