Общественный быт

Родоплеменная структура калмыков, пройдя сложный и длительный путь развития, давно изжила себя. Встречались лишь пережитки патриархально-феодального быта, прикрывавшие давно утвердившиеся классовые отношения. До сих пор нечетко определен смысл, вкладываемый каждым в понятия: терл, арван, аймак, нутуг, улус, род и племя. Часто один и тот же термин обозначает различные социальные организации, и, наоборот, одна и та же организация обозначалась разными терминами. Большую путаницу в терминологию, которая бытовала среди калмыков, внесла царская администрация. Очень часто во многих архивных документах аймаки отождествлялись с родом. Аймачные школы назывались родовыми. В именном списке личного состава калмыцких полков, участвовавших в Отечественной войне 1812 г., употребляются термины «чоросов род», «баргасов род», «читлегу-тов род» и т. д. Эти ошибочные термины, бытовавшие в официальных документах и в литературе дооктябрьского периода, до сих пор используются в работах некоторых советских авторов. По мнению И. Глухова, калмыцкий народ разделяется на 7 родовых союзов (улусов). Такого же мнения придерживался Т. Борисов, который пишет: «Калмыки разделялись на 2 племени: торгоутцы и дербетцы, а эти в свою очередь — на «роды». Он очень часто употребляет термины: «родовой быт», «члены рода», «родовые взаимоотношения». Они имеют хождение до сих пор. В литературе встречаются выражения: «калмыцкие племена — дербеты, торгуты, хошуты, феодальные племена», «аймаки делились на роды».

Приступая к изложению фактического материала, следует отметить, что термин «улус» появился в период разложения первобытно-общинного строя у монгольских народов и утверждения у них феодальных отношений, когда понятия род (обох), племя (ирген) утрачивали свой первоначальный смысл и происходил процесс смешения различных племен, живших на одной и той же территории. Термин «улус» означает «народ-удел», «народ-государство». Улус — это не племенное объединение, это понятие территориальное, связанное с государственным принципом организации жизни предков калмыцкого народа. Процесс дробления, смешения и ассимиляции инкорпорируемых групп никогда не прекращался в период пребывания калмыков на нынешней территории. Улус равнозначен нутугу — кочевью: калмыки отождествляли термины «улус» и «нутуг»: бага-дервд нутуг, хошуд нутуг, ики-дервд нутуг и т. д.

Бытовавшее вплоть до 1930 г. деление Калмыкии на улусы было окончательно узаконено царским правительством при императрице Екатерине II, после ухода в 1771 г. большей части калмыков с волжских просторов обратно в Джунгарию. Однако калмыцкие улусы не были постоянными и навсегда установленными. Дербетовский улус был разделен в начале XIX в. на Болыпедербетовский и Малодербетовский, последний подвергся разделу в начале XX в. на Малодербетовский и Манычский. Еще раньше Яндыко-Икицохуровский улус был разделен на Икицохуровский и Яндыко-Мочажный. Их границы менялись вплоть до рекогносцировочной съемки, проведенной Савицким в 1892 г., в результате чего сложились довольно устойчивые границы улусов. Последние делились на аймаки, которые состояли из мелких единиц, обозначавшихся термином «арван»—десяток. Исключением из этого правила были отдельные аймаки, которые делились на анги. Термин «анги»— появился очень давно. «Учреждение Анги,— говорит Н. Бичурин,— приписывается Галдан-Церену (1727— 1745 гг.) Анги ни названий (собственных имен), ни определенных границ не имели: ибо сии уделы не были постоянно наследственными в одном и том же доме. В последнее время считалось двадцать один анги, принадлежавшие разным тайцзиям». В конце XIX — начале XX вв. на анги делились только Абганеровский и Сальский аймаки и Туктун (Хорха-Туктун), входивший в состав Цаган-Нурского аймака. Известно, что Абганеровский аймак Ма-лодербетовского улуса, имел в своем составе шесть анги — сельских общин, каждая из которых в 1930—1940 гг. представляла собой самостоятельный сельский Совет. Ныне они составляют основное ядро Приозерного района. По-видимому, большой по количеству населения и по территории Абганеровский аймак принадлежал одному зайсангу вплоть до 1892 г. Вполне возможно, что этот аймак когда-то имел своего владельца-нойона, так как имеется нойонахинский анги - основной удел нойона. Анги состоял лз арванов (десятков). Небольшие административные единицы присоединялись к другим. В одном архивном документе говорится: в 1903 г. керетов род обратился в Калмыцкое попечительство с просьбой отделить его от генданякиновского рода, мотивируя тем, что около 50 лет тому назад они «составляли отдельное общество со своим зайсангом, после его смерти... род был передан во владение зайсана под официальным названием Керетова рода». Бакшин Шебенеры и Деде-Ламин Шебенеры Малодербетовского улуса были объединены с Шебенеровским (Ики-Хурульским) аймаком того же улуса, Джуджинкины — с Шарну-товским и т. д.

Калмыцкие улусы и аймаки, когда-то образовавшиеся на развалинах ойратских родоплеменных структур, в процессе многовекового развития превратились в обычные территориальные, административные районы, население которых состояло из различных по своему происхождению этнических групп. По материалам, собранным и опубликованным И. А. Житецким, после ухода Убуши-хана с большей частью подвластных ему калмыков Эркетеневский улус взбунтовался, за что царское правительство расселило часть его населения по другим улусам. В Малодербетовский улус была включена 31 кибитка с их зайсангом Зунчи Ма-зановым. Возможно, в советское время их потомки вошли в состав вновь образованного Хапчиновского сельсовета, включенного в Абганеровский аймак Малодербетовского улуса, а их сородичи — хапчины — продолжают жить до настоящего времени на территории бывшего Эркетеневского улуса. В Хошеутовский улус был включен тоочин-эркетеневский род, а в Икицохуровский — яргчино-эркетеневский род. На территории донских калмыков оказалась выселенной тоже группа эркетеневцев, где они известны как «эркетеневский род». В Икицохуровском улусе был Хошеутовский аймак, судя по названию, образовавшийся из хошеутов. Все шебенеровские аймаки образовались из крепостных калмыков, пожертвованных хурулам нойонами и зайсангами.

Особенно большое смешение различных групп произошло в XIX в., когда усилился процесс разорения и расслоения в калмыцком обществе в связи с проникновением товарно-денежных отношений. Это хорошо прослеживается по архивным документам. В 70-80 гг. прошлого столетия в одном только Яндыко-Мочажном улусе, в его так называемой мочажной части, жили выходцы из Харахусовского, Эркетеневского, Икицохуровского, Багацохуровского, Малодербетовского и Манычского улусов. В 1961 г. Нам приходилось встречать их потомков в г. Каспийском и в прилегающих к нему населенных пунктах. За малейшие поступки отдельных семьи и родственные группы могли быть выселены владельцем из своего улуса в другие улусы или из одного аймака в другой. Так представители меркетов Эркетеневского улуса оказались в Туктунах Малодербетовского улуса.

Таким образом, калмыцкие улусы и аймаки постоянно подвергались перестройке, иногда коренной. Границы между этими кровнородственными объединениями в Калмыкии периодически нарушались. Их сложный состав не укладывается в родовую схему, используемую в работах некоторых дореволюционных и советских исследователей калмыцкой истории и культуры. Можно предполагать, что в состав административных объединений, когда-то основанных на кровном родстве, по разным причинам беспрерывно включались чуждые им этнические компоненты. Улусы и аймаки являлись еще в XVII в. (а может быть и ранее) территориальными, административными владениями, подвластными отдельным владельцам (нойонам) и их вассалам — зайсангам до 1892 г. В некоторых ойратских улусах еще в самом начале второго тысячелетия н.э. существовали такие признаки государства, как территориальное деление, налоги и повинности, отдельные от народных масс государственный аппарат и вооруженные силы (феодальные дружины).

Анги, из которых состояли отдельные аймаки, представляли собой также сельские общины, территориальные объединения неродственных между собой поселенцев, составлявших различные арваны. В нойонахинском анги Абганеровского аймака жили баруны, хонуды, хошуды, менчкюды, беджякины, асмуды и другие арваны. Это простое перечисление наименований, неопровержимо свидетельствует о том, что анги не имели ничего общего с родовой общиной. В основе их (анги) могли быть люди не одной кости или племени, рода и даже части последнего. На это указывает наличие в составе малодербетовских цоросов цаган-цоросов, хара-цоросов - потомков тюркоязычных кочевников и шара-цоросов - тоже чужаков, влившихся в состав цоросов. Такое смешение различных по происхождению этнических компонентов могло быть результатом того, что слабые в экономическом отношении и небольшие числом аймаки и арваны подчинялись или добровольно соединялись с более крупными и сильными в период какой-либо опасности. Кроме того, большую роль в смешении различных по происхождению и этнической принадлежности групп в составе анги играли часто повторявшиеся насильственные переселения, какие применялись господствовавшими в прошлом классами калмыцкого общества и царской администрацией. Калмыцкие аймаки и анги были соседскими общинами, близкими к сельским общинам, названным Марксом «... первым социальным объединением людей, свободных, не связанных кровными узами».

Обычно аймачное общество объединяло несколько сот хозяйств. Согласно народным преданиям, Багачоносовский аймак включал в свой состав 700 хозяйств, Абганеровский по одним данным — 1000, а по другим — 1500 хозяйств и т. д. Дела, касавшиеся всего аймака, решались на общем аймачном сходе, на котором, как это видно из многих архивных документов, выбирались должностные лица аймака, обсуждались земельные вопросы, вопросы ремонта и строительства школьных зданий и помещений аймачных учреждений, жилых помещений письмоводителей, открытие новых школ, приглашение учителей и установление им зарплаты, жалованья аймачным должностным лицам и т. д. В июле 1916 г. в Сатхало-Хошеутовском аймаке состоялось аймачное собрание, на котором была предпринята попытка разверстать скот для сдачи на нужды действующей царской армии. Аймачное собрание Багутовского аймака Яндыко-Мочажного улуса пыталось организовать добровольные пожертвования от населения в пользу воюющей русской армии. На таких собраниях могли участвовать, как правило, мужчины — полноправные хозяева. Женщины (с правом голоса) допускались на такие собрания лишь в том случае, если их мужья умерли и они возглавляют свое хозяйство.
Практиковались ангин хург — сходы в аймаках, состоявших из нескольких анги, каждый из которых насчитывал до 300— 350 кибитко - хозяйств. На них разбирались примерно те же вопросы, что и на аймачных сходах. Анги, из которых состояли аймаки, владели территорией, имевшей более или менее очерченные границы, имели свои хурулы, выборных старшин (анги ахлачи), дарги (сборщиков налогов), т. е. они обладали многими функциями, которыми пользовались аймаки, сравнимые с русскими волостями. По-видимому, калмыцкие анги имели примерно такие же права, какие имели русские сельские общины. Но анги не имели своего особого тавра, оно было общеаймачным. Например, все шесть анги Абганеровского аймака имели единое тавро в виде кружочка с язычком (телег тамга).

Термином «арван» обозначается небольшая родственная группа, насчитывающая от 40—60 до 100 семей. Сам термин арван (десять), вероятно, восходит к названию самого мелкого воинского подразделения монгольских войск эпохи Чингисидов — арвана, который комплектовался из представителей семей близких родственников. Члены арвана считали себя кровными родственниками, соблюдали принцип экзогамии в брачных отношениях. Брак между молодыми людьми одного и того же арвана запрещался, но допускалось заключение брака между представителями разных арванов. Члены этой группы имели общее название, (барун арван, хошуд арван, хонуд арван и т. д.), были связаны обязанностями взаимопомощи и т. д. В условиях кочевого и полукочевого хозяйства члены арвана образовывали одну кочевую группу, как правило, пользовавшуюся одним и тем же пастбищем (урочищем). У арвана не сохранились какие-либо организационные основы. Не исключена возможность, что арван представляет собой пережиток, рудимент поздней формы родовой организации, а именно отцовского рода, который состоял из семейно-родственных групп, например, из терл, связанных друг с другом более близким родством.
Терл у калмыков состоял из семей нескольких поколений, связанных между собой происхождением от одного общего предка. Каких-либо форм управления у терл не существовало; не было и официального главы, облеченного какими-либо правами. Но строго соблюдалось старшинство, которое устанавливалось не по возрасту, а по родству с отцом, т. е. старшими в терл считались старший сын или старшая дочь того мужчины, который был старшим по происхождению. Члены терл активно участвовали во всех важных семейных событиях: наречениях новорожденных, свадьбах, похоронах, несли определенные обязанности в отношении друг к другу. Гостей в доме, старших на пиршествах обслуживали самые молодые мужчины и женщины. Наличие у того или иного калмыка большого числа родственников повышало его авторитет и влияние в обществе, было предметом гордости. Солидарность и родственные связи играли большую роль в жизни человека.

По-видимому, терл — это такая общественная форма, которую большой советский специалист в этой области М. О. Косвен назвал патронимией. Это соображение не противоречит мнению других исследователей. Так, С. М. Абрамзон фактически отождествляет семейно-родственную группу с патронимией, которая рассматривается им как поздняя форма рода. Многие калмыцкие арваны мало чем отличаются от терл, разве только численностью людей их составляющих. По-видимому, арваны образовались в результате сегментации одной большой патриархальной семьи. Стадиально они аналогичны или близки к казахским пастбищно-кочевым общинам и аальным общинам у тувинцев. В отличие от них калмыцкий арван был численно большим объединением.

Арваны назывались либо по имени общего предка, либо по имени влиятельного лица, жившего в их роду, или по национальной принадлежности родоначальника арвана. Например, орсуд арван (русский десяток), мангад арван (татарский дееяточ), хас-гуд арван (казахский десяток), шеркеш арван (черкессг ш, кабардинский десяток) и т. д.

Одной из наиболее стойких форм проявлении общественной жизни калмыцкого общества были праздники, многие из которых уходят корнями своими в глубокую древность, связаны с различными добуддийскими верованиями народных масс. Большинство праздников носило светский характер, но со временем ламаистская религия поставила их на службу своим интересам, преображая их различными путями.

Главным и наиболее торжественным праздником калмыцкого народа был Цаган Сар (буквально: белый месяц) или просто Цаган, отмечавшийся ежегодно ранней весной, в конце февраля или в самом начале марта. Судя по сообщению Марко Поло, этот праздник существовал и у других монгольских народов еще в XIII в., задолго до принятия ламаизма.

Празднование длилось от 1 до 30 дней. Это был праздник весны, отмечавшийся в честь благополучного выхода скотоводов из зимы, в честь выгона скота на пастбищь и обилия молочных продуктов. В первый день праздника калмыки варили чай, мясо, жарили борцоги, развешивали лучшую свою одежду в кибитке на специально протянутой веревке, сами нарядно одевались, утром рано приглашали в гости своих родных и однсхотонцев, поздравляли друг друга с благополучным выходом из тяжких зимних испытаний со всем семейством и скотом, здоровались, прикасаясь ладонями правых рук, младшие дарили старшим мускатный орех, старшие младшим — конфеты, серебряные и медные монеты, семьи обменивались борцогами. Девушки и молодые женщины дарили парням украшенные вышивками кисеты.

Праздник этот отмечался массовыми развлечениями. Парни и девушки, а также молодые мужчины и женщины, подростки собирались на вечеринки, где танцевали под домбру, скрипку, гармошку, пели песни, играли в различные игры. Такие вечеринки часто продолжались с вечера до утра. Молодежь организовывала их по очереди у себя дома.

Столкнувшись с вековой устойчивостью этого большого народного праздника, ламаистское духовенство решило приспособить его к своим целям, превратить Цаган Сар в религиозный праздник в честь победы богини Окон-Тенгир над мангасами (чудовищами). Навязанная ламаистским духовенством религиозная окраска праздника была воспринята народом внешне, калмыки почти не ездили в хурулы.

Важным моментом в жизни скотовода был перегон скота на летние пастбища, с чем связан праздник Йур Сар или Иурс, отначавшийся в конце мая — начале июня каждого года. Йурс праздновался в течение 2 дней. В обрядах этого праздника большую роль играло зеленеющее дерево, ветви которого обвертывались белой овчиной, заплетались разноцветными лентами и тесьмой, как символ плодородия и воскресшей жизни. Скот в эти дни опрыскивался смесью молока и топленого масла. Празднование сопровождалось массовым угощением калмыцким чаем, борцогами, чигяном, кумысом, мясными и другими блюдами и завершалось спортивными играми и состязаниями — скачками, борьбой, выступлением силачей.

И этот праздник был использован ламаистским духовенством в целях пропаганды религии. В праздничные дни гелюнги вспоминали три момента в жизни Будды (бурхан-бакши): день его рождения, «просветления» (т. е. достижения им состояния святого на 35-м году жизни) и день смерти в возрасте 80 (60) лет.

Другим праздником был Мядрин (Майдрин) эркце — круговращение бога Мандзгш (Мядра) — буддийского мессии, который якобы «спасает человечество, погрязшее в грехах». Обычно отмечался этот праздник летом, в конце июля — начале августа, как правило, в Чере-хуруле при огромном стечении верующих калмыков со всех мест, где жило калмыцкое население. Женщины, дети и старики приезжали на подводах, а молодежь — верхом, устраивая по пути скачки. Важно то, что здесь калмыки, жившие в разбросанных на огромных степных просторах хотонах, встречались с родными и знакомыми, особенно это было радостно для женщин, выданных замуж в другие аймаки и улусы и иногда в течение года не имевших никаких сведений о родных и близких. Во время таких праздников верхушка калмыцкого общества решала общекалмыцкие вопросы как экономического, так и политического характера. Праздник заканчивался грандиозными общекалмыцкими народными гуляниями и спортивными состязаниями — скачками и борьбой силачей, выставлявшихся от улусов.

Приведем также описание еще одного праздника, отмечавшегося в конце ноября — начале декабря каждого года — праздника Зула (Новый год). Каждая семья изготовляла корытце из крутого теста, в него вставлялись завернутые в вату стебельки трав. Каждому члену семьи посвящалась отдельная такая «свечка», состоявшая из стольких стеблей, сколько исполнялось лет каждому члену семьи. В корытце наливали топленое коровье масло, свечки зажигались и светились до полного сгорания.

В этот день к возрасту каждого калмыка добавлялся один год — независимо от того, когда он родился. Случалось, что ребенок родился за день перед Зулой, но несмотря на это, он становился двухлетним, так как у калмыков возраст исчислялся с момента зачатия и считалось, что к моменту рождения ребенку исполняется год, а во время следующего празднования Зулы годовалый ребенок считался трехлетним. В конце XIX—начале XX вв. калмыки не ездили на хурульное богослужение, устраивавшееся гелюнгами в честь Нового года. Следовательно, это был праздник начала зимы и наступления Нового года. Возможно, он связан с зимней фазой солнцестояния: в этот день молениями стремились обеспечить благополучие семьи в новом году.

Положительной стороной этих праздников было то, что они в монотонную жизнь степняков вносили некоторое разнообразие. Люди отвлекались от повседневных домашних и других забот, встречались с калмыками других хотонов, анги, аймаков, улусов, участвовали в массовых развлечениях, покупали необходимые для них промышленные товары и продукты, продажей которых занимались приезжие разъездные торговцы из соседних русских сел и городов. Отрицательным в этих праздниках были еще сильное влияние религии и духовенства, которое, пользуясь случаем, прославляло различные буддийские божества, насаждало среди населения реакционные обряды, отвлекало народ от активной борьбы с эксплуататорами и обрекало его на пассивное ожидание помощи от бога. Однако народ постепенно освобождался от идеологического дурмана. Как уже говорилось неоднократно, многие калмыки (и в особенности бедные и неимущие) не посещали молебнов в хурулах, так как они были поглощены добыванием средств существования для семьи.

Калмыки уделяли большое внимание нравственному воспитанию молодежи, соблюдению определенных этических норм, регулировавших поведение людей, их отношение друг к другу, к различным классам и т. д. Нормы эти поддерживались силой общественного мнения, воспитанием и традициями, передававшимися из поколения в поколение.

В конце XIX — начале XX вв. происходит некоторый перелом в общественном сознании калмыцкого народа. Под влиянием русского рабочего класса трудящиеся калмыки постепенно начали сознавать свои национальные и классовые интересы, выходить на дорогу революционной борьбы против угнетателей и становиться союзниками рабочих и крестьян России в их борьбе за свержение царизма. В ходе этой борьбы ускорился распад феодально-патриархальных отношений в Калмыкии и началось формирование революционного сознания и нового общественного быта.