Мы не располагаем сколько-нибудь точными данными о количестве калмыков,
прикочевавших в начале XVII в. к пределам России. Сведения источников
необычайно противоречивы и неопределенны. Они не разъясняют значения
приводимых ими цифр, вследствие чего бывает трудно, а то и невозможно
определить, идет ли в данном случае речь о всем подвластном тому или
иному тайше населении или только о той его части, которая в это время
кочует с тайшой. Не всегда также удается выяснить, входит ли r указываемую
цифру все население улуса, или только воины, учтены ли женщины и дети.
Русские люди, посещавшие по тем или иным делам калмыцкие улусы, докладывали
властям о численности их жителей чаще всего на глаз или по слухам. Что
касается сведений, сообщаемых тайшами, то они оказывались, 'как правило,
сильно преувеличенными. Таким путем тайши стремились поднять свою роль
и значение в глазах русских властей.
При всем этом, несмотря на неточность приводимых источниками цифр,
они все же могут дать некоторое, хотя и приблизительное представление
о количестве калмыков. Источники говорят, что тайша Кугонай Тубеев в
июне 1607г., будучи в Таре, сообщал, что к русским границам прикочевало
торгоутов и дербетов «12 санов, а в сану по 10000 человек», т.е. всего
120 тыс. человек. Во главе этой массы кочевников стояли 50 тайшей, из
которых 5 считались старшими, остальные младшими. Через год, летом 1608г.,
послы от 5 тайшей — торгоутов, во главе которых стоял Урлкж, сообщили
тарскому воеводе, что «людей де у них в 5-ти улусех 4000 человек». Томило
Петров и Иван Куницин, бывшие летом 1616г. в улусе Далая-тайши, докладывали:
«а в разговорех они у колмацких людей слышали, что на бои збираютца
4 человеки больших тайшей, а с ними боевых людей по 10000 человек».
Среди больших тайшей они называли Урлюка и Чокура.
Калмыцкие тайши Балта и Баучин, будучи в апреле 1630г. в Москве, говорили,
что у Далая имеется 16 тыс., a у его детей 20 тыс. воинских людей. Послы
от тайшей Дайкуши, Чюнбея, Толбая и других в январе 1632г. в Москве
в Посольском приказе сказали, что «воинских людей, которые у них на
конь сядут, всех з 20000 человек ... а чорных людей колмацких и ясырю
по смете с 50000 и больши». Сам Дайчин-тайша в 1633г. говорил, что воинских
людей у него 10 тыс., а у Урлюка 12 тыс. Один выходец из калмыцкого
плена в 1634г. заявил в Астрахани, что у Урлюка «на конь садитца тысяч
з 20». В 1650г. русские служилые люди, вышедшие из калмыцкого плена,
определяли численность населения в улусе Дайчина в 30 тыс. человек,
а в улусе Лаузана в 20 тыс.
Исходя из указанных сведений, С.К. Богоявленский пришел к выводу,
что всего к границам России прикочевало около 80 тыс. калмыцких воинов
и 200 тыс. остального калмыцкого населения. Мы склонны думать, что С.К.
Богоявленский был близок к истине.
Главным видом производственной деятельности калмыков было кочевое
скотоводство. Они разводили лошадей, овец, крупный рогатый скот и верблюдов.
Русские источники, освещающие начало сношений сибирских и уфимских воевод
с калмыками, постоянно подчеркивают именно такой состав калмыцких стад.
Скот круглый год находился на подножном корму. В поисках пастбищ калмыцкие
улусы передвигались по обширным степным пространствам. Русские источники
XVII в. различают у них «летние» и «зимние» кочевья. Так, о сильнейшем
из калмыцких тайшей, прикочевавших к русским границам в начале XVII
в., дербете Далае-Богатыре, неоднократно говорится, что его летние кочевья
находились в верховьях р. Ишим, зимние — на границе с Казахским ханством
либо в непосредственном соседстве с Кара-Кумами и Ургенчем.
Скот был главным богатством калмыков. Обеспеченность скотом была неодинаковой.
Огромными табунами лошадей и стадами скота обладали степные феодалы
— тайши. «Степное уложение» 1640г. многократно упоминает о штрафах скотом,
которые с «знатных владельцев» достигали 1 тыс., лошадей. В то же время
были в улусах люди, которые вовсе не имели скота, что в условиях кочевого
общества выражало крайнюю степень бедности. Скотом собирали дань с подвластных
людей калмыцкие тайши, им производились расчеты по долгам, уплата штрафов
и т.п. Продукты скотоводства доставляли калмыкам и пищу и одежду. Из
молока кобылиц, изготовляли кумыс и вино. Шерсть овец и верблюдов шла
на выделку войлоков, одежды и т.д.
Стада паслись на пастбищах под присмотром специально приставленных
пастухов, которых выделял и содержал соответствующий аймак или хотон.
Богатые скотовладельцы имели отдельных пастухов.
Калмыки занимались также охотой на зверя (сайгаков, диких коз, волков
и др.) и птицу. Кроме облавной охоты, в практике лова применялись капканы,
сети и самострелы. Продукт промысла принадлежал исключительно собственнику
орудий лова. Тайши и их приближенные выбирали для себя не только лучшие
пастбища, в которые запрещался доступ прочим калмыкам, но и охотничьи
угодья. Охотничий промысел в хозяйстве калмыков играл подсобную роль,
будучи лишь подспорьем к скотоводческому производству («бьют де они
зверь, только что съесть», говорили тайши русским в 1607г.). Такое же
вспомогательное значение в экономике калмыцких улусов имело рыболовство.
В зоне южносибирских озер и по рекам юго-восточных окраин Русского государства,
где кочевали калмыки, ловля рыбы производилась спорадически. Тем не
менее в перечне хозяйственного инвентаря, за кражу которого полагался
штраф, законы 1640г. называют «сети для ловли птиц и рыб», которые,
видимо, не были большой редкостью в обиходе у калмыков. При рыбной ловле
калмыки пользовались так называемыми аханами — заграждениями, препятствовавшими
ходу рыбы вверх по реке. В источниках, относящихся к 1643г., сохранились
сведения о том, что калмыки в низовьях Яика «ставят на рыбу аханы».
Известное распространение имела домашняя промышленность. В калмыцких
улусах было развито производство войлоков, епанчей, обработка овчин,
козлин и мерлушек. Главным образом за счет домашней промышленности покрывался
спрос на конскую сбрую, деревянную посуду и отчасти оружие. Луки и стрелы,
составлявшие главное оснащение для войны и охоты, изготовлялись в больших
количествах. Но кочевое хозяйство не могло обходиться без определенного
ассортимента изделий из металла. В быту калмыков употреблялись таганы,
котлы и другие предметы хозяйственного инвентаря. В законах 1640г. содержится
упоминание о железных стременах, топорах, ножницах, теслах, резцах,
щипцах, буравах, т.е. не только о чисто потребительских предметах, но
и рассчитанных на производственное применение. Металлические изделия
калмыки получали главным образом путем обмена с соседями или в порядке
взимания с них ясака, или в результате военных набегов. Но в калмыцких
улусах имело место и собственное кузнечное производство, правда, не
достигшее значительного развития. Известно, например, что в числе натуральных
повинностей, возлагавшихся феодалами на зависимых людей, была повинность
по изготовлению лат, панцирей и железных наконечников стрел. Об этом
же свидетельствует и установленная законами 1640г. уплата штрафа панцирями.
Кузнечные снасти (молоты, наковальни, клещи) перечисляются в одной из
статей этих законов. Поскольку «Степное уложение» предусматривает соответствующий
эквивалент скотом за то или иное изделие домашней промышленности и ремесла
в случае его хищения, можно думать, что внутри калмыцких улусов существовал
обмен, хотя и слабый. Гораздо большее значение имели торговые связи
с соседями, главным образом оседлыми.
Торговые связи калмыков с Россией осуществлялись по преимуществу через
Астрахань и Уфу, а также через Яицкий городок. В Сибири центрами торгового
обмена с калмыками были Тобольск, Тара и Тюмень. Эти города раньше других
вступили в торговые связи с калмыками. Еще в 1607—1609 гг. калмыки посещали
Тару и беспошлинно торговали там лошадьми. Следует также указать, что
торговля производилась на берегах Ямышевского озера, куда ежегодно русскими
властями отправлялись экспедиции из сибирских городов для добычи соли.
Главными товарами, которые поставляли на русские рынки калмыцкие улусы,
являлись скот, в первую очередь лошади, войлок, овчины и шерсть. В обмен
калмыки получали от русских купцов одежду, ткани, металлические изделия
и пр. Не будет ошибкой сказать, что каждая просьба калмыков о подданстве
неизменно сопровождалась ходатайством о предоставлении торга. Так было
и в первые два десятилетия сношении с калмыками, когда русское правительство
благоприятствовало калмыцкой торговле в России и беспрепятственно давало
разрешение на торг не только в Сибири, но и в Казани, Уфе и даже Москве.
В 1618г. послы Далая-тайши в Посольском приказе говорили: «. . . как
оне и учали. . . с Сибирью знатца и. . . в городы учали приезжать тому
лет с 13, и оне с тех мест ездят безпрестанно и в государевы городы
лошадей и коров и всякие животины пригоняют по 200 и по 300 и тем городы
полнят».
В 20-х годах правительство не раз давало указание воеводам Тобольска,
Тары, Тюмени и Уфы о том, что если калмыки «учнут приезжать с базаром,
и с ними торговать и лошади покупать». При этом предписывалось соблюдать
осторожность и калмыков «не задирать». Но в более позднее время политика
русского правительства по вопросу о торговле с калмыками претерпела
некоторые-изменения. Хотя в 30—40-х годах калмыки неоднократно приезжали
для торга в Тобольск, Уфу, Астрахань и воеводам этих городов по-прежнему
правительство шлет указания не препятствовать торговле с калмыками,
все же стали отмечаться факты, направленные к определенному ограничению
русско-калмыцкого обмена. Так, в 1644г. уфимский воевода П. Пожарский
получил указ из центра, запрещавший торговлю с калмыками. В 1646г. правительство
запретило доступ калмыков для торговли в Тюмень. Торг дозволялся лишь
в Тобольске, Томске и Таре, куда и предлагалось направлять калмыцких
посланцев и купцов. Некоторые пункты Поволжья вообще было запрещено
посещать калмыцким торговцам. Так, в 1643г. в Самару не были допущены
150 торговых людей из улусов Урлюка и его детей. На этой почве произошло
даже вооруженное столкновение. В наказах посланцам в калмыцкие улусы,
а также во время переговоров с тайшами воеводы настойчиво подчеркивают,
что торг «повольной» будет предоставлен только в том случае, если тайши
дадут шерть и аманатов. Эта мысль становится в дальнейшем лейтмотивом
всех русско-калмыцких переговоров. В 1649г. Дайчин-тайша неоднократно
просил у астраханского воеводы разрешения торговать под Астраханью и
пропускать его посланцев в Москву с продажными лошадьми. Но эти просьбы
в то время не были удовлетворены, ибо воевода ожидал решения этого вопроса
Москвой. Отказал воевода и Лаузану-тайше, приславшему в Астрахань 3
тыс. лошадей для продажи. Озлобленный отказом, Лаузан начал военные
набеги. Но 21 декабря 1649г. из Москвы поступил положительный ответ
на ходатайство калмыков о торговле: «... у государевы отчины у Астрахани
велено торг дать повольней». Однако реализация этого разрешения ставилась
в зависимость от выполнения тайшами обязательства не кочевать на правом
берегу Яика. Известие о торге было с радостью встречено калмыками. Но
в Саратов и некоторые другие города калмыкам с торгом приезжать не дозволялось.
Указ обязывал воевод на время торга брать у калмыков аманатов и соблюдать
все меры предосторожности. В 1651г. Ирки-тайша со своей стороны изъявил
настойчивое желание, чтобы ему разрешили торговать с русскими. Большую
заинтересованность в развитии обмена с калмыками проявили сами торговые
люди — русские и татары. В силу этого запретительная политика правительства
не могла прекратить их самочинного торга с калмыками. В конце 40-х—начале
50-х годов астраханский воевода сетовал на то, что ему не удается удержать
татар от самовольного ухода в калмыцкие улусы для торговли. В последующие
годы вопрос о торговле вновь и вновь выдвигался в ходе русско-калмыцких
переговоров.
Шерть, данная тайшами в 1655г., послужила поводом к тому, что правительство
вновь разрешило калмыкам торговать под Астраханью. Источники говорят,
что 6—17 февраля 1655г. калмыки торговали у города «повольно». Обстановка
была вполне мирная и спокойная, никаких недоразумений не возникало.
В наказе русским послам З.В. Волкову и И.С. Горохову, отправленным к
Дайчину и Лаузану в феврале 1655г., предусматривался дальнейший шаг
в сторону смягчения режима торговли с калмыками. Предполагалось, что
при выполнении тайшами их обещаний послать свои вооруженные отряды в
Крым на помощь русским войскам разрешение торговать «повольно и беспошлинно»
будет распространено также на Уфу, Саратов и некоторые другие города.
Но так как калмыки не послали обещанных вооруженных отрядов, это намерение
осталось неосуществленным. Во время переговоров 1657г. русская сторона
опять выдвинула в качестве предварительного условия свободной калмыцкой
торговли в России подтверждение тайшами их русского подданства. Серьезный
сдвиг в вопросе о торговле произошел после того, как тайши подписали
шерть 1657г. — наиболее важную и обнадеживающую, с точки зрения царских
властей, по сравнению со всеми предыдущими калмыцкими шертями. Прибывший
в Москву, после подписания тайшами этой шерти, посол Дайчина без труда
получил положительное решение вопроса о торговле. Послу сообщили, что
уже отправлен правительственный указ воеводам Астрахани, Царицына, Самары,
Саратова и Черного Яра, разрешающий приезд к этим городам калмыков с
торгом. Правда, внутрь этих городов доступ калмыкам еще не был позволен:
торговать разрешалось за надолбами у городских стен. В то же время указ
предусматривал, чтобы со стороны русских властей и торговых людей не
чинились «задоры» с калмыками. Есть основания считать, что в число городов,
где допускалась русско-калмыцкая торговля, была включена и Уфа. Во всяком
случае в 1657 и 1660 гг. уфимский воевода, давая согласие на торг с
калмыками за р. Белой, упомянул, что и прежде там бывала торговля. В
начале 60-х годов торговые связи с калмыками продолжали развиваться
и укрепляться, приобретая устойчивый характер. Возвращавшийся в 1661
г. из калмыцких улусов дьяк И.С. Горохов сообщил в своем статейном списке,
что вместе с ним ехали многие калмыки с большим количеством скота, направляясь
в Саратов для торга. В 40—50-х годах зафиксированы торговые связи калмыков
с донскими казаками, а также с азовскими татарами. Все это свидетельствует
о том, что вопрос о торговле занимал видное место в русско-калмыцких
отношениях и был одним из условий завершения процесса добровольного
принятия калмыками русского подданства. Довольно оживленный торг вели
калмыки с Бухарой, выменивая там на скот однорядки и другие виды одежды,
а также шатры. Бухарские купцы часто посещали калмыцкие улусы и нередко
выступали посредниками в русско-калмыцкой торговле. Важную статью торговли,
на которой особенно наживались тайши, составляла продажа в Среднюю Азию
«ясыря». Подобно тому как и с Русским государством, торговля со среднеазиатскими
ханствами была, как правило, меновой. Известную роль играли также торговые
отношения с казахами, особенно после того, как между тайшами, с одной
стороны, ханами и султанами — с другой, установились более или менее
мирные отношения.