Митиров А.Г. Ойраты-калмыки: века и поколения. - Элиста: Калм. кн. изд-во, 1998. - 384 с.: ил..


Приведенные выше источники и исследования ученых достаточно ясно говорят об этническом родстве бурятских племен с ойратами. Поэтому, конечно, в течение длительного времени многие историки включали в состав ойратов Баргу-бурят; отражением этих былых связей, их иллюстрацией явились мифы и легенды.

У бурят и ойратов сохранились мифы о тотемном происхождении их прародителей. Выше мы заметили, что буряты своим предком считают не только Баргу-батура, но и Буха-нойона, а есть мифы, где прародителем считается лебедь — хун.

В мифе о Хоридое есть сюжет о похищении прародителя — лебедя. Хоридой, охотясь на берегу озера, увидел трех лебедей, которые, сбросив с себя лебединые оперенья, превратились в прекрасных женщин и стали купаться в водах озера. Это были небесные девы. От одной из них родились одиннадцать сыновей и шесть дочерей. В другом варианте вместо Хоридоя — Сэнхэлэ, а девушка-лебедь родила девять сыновей и девять дочерей. Через много лет, когда муж состарился, жена-лебедь обратилась к мужу: "Теперь покажи мне мою прежнюю лебяжью одежду, которую попробую надеть. Ты иди за одеждой, а я буду перегонять тарасун". Старик Сэнхэлэ выполнил желание жены и пошел за ее прежней одеждой. После ухода мужа Хэнхэлэ-хатан вымыла свое тело водой из девяти ключей и берестой из десяти тайг и сделалась чистою. Затем она поставила котел, чтобы гнать тарасун. После этого Хэнхэлэ-хатан вымыла лицо, причесала волосы. В это время вернулся с ее одеждой старик Сэнхэлэ. Жена взяла свою лебяжью одежду и похвалила мужа за то, что он хорошо ее сохранил. Потом она надела на себя лебяжью одежду и стала летать внутри юрты, вокруг четырех столбов, а затем вылетела через дымовое отверстие. На прощание она сказала мужу: "Я небесная девица, долго на земле жить не могу. Девять сыновей и девять дочерей будут кормить тебя. Ты не будешь голоден. Мои девять сыновей и девять дочерей сделаются бурханами". С этими словами Хэнхэлэ улетела на южную сторону моря к сатинским бурханам, к которым и присоединилась. Сыновья и дочери Хэнхэлэ-хатан впоследствии сделались бурханами. Девять дочерей присоединились, как и их мать, к сатинским бурханам, а девять сыновей стали хонгодор бурханами. Им делают жертвоприношение одной кобылой, овцой и козлом. А у хоринских бурят, когда лебедь пролетает над юртой, матери заставляют детей брызгать молоком вслед пролетающей праматери-птице.

В других вариантах персонажи названы Хоредой-тайжи, а его жена Хон-тайжи — Лебедь-княгиня. И эти титулы прародителей бурят также связываются с титулами ойратских владельцев и генеалогическими мифами. Например, у ойратов существовала легенда о сыне тенгрия — лебеде и его жене — Золотой дагини, а их божественный сын считался прародителем княжеского рода одного из ойратских племен. Б. Я. Владимирцов в 1908 году записал у дэрбэтов Кобдоского округа легенду, в которой говорится, что после войны осталось девять человек. Некто Хара-Бакши предложил отправиться на поиски князя. Эти девять человек во главе с Хара-Бакши пришли к одной возвышенности — обо. Здесь они воткнули четыре палки и отправились в четыре стороны, условившись, что к их возвращению палка умершего облупится, а на палке оставшихся в живых появятся цветы. Хара-Бакши вышел к одной большой реке и увидел там юрту и много коров. Он спросил у обитателей юрты, не знают ли они мальчика, который мог бы стать их князем. Те ответили, что знают. "Где он находится?" — спросил Хара-Бакши. Обитатели юрты ответили: "В конце той реки лежит большое круглое озеро — Золотое озеро. Там находятся лебедь с четырьмя желтыми головами и большая золотая рыба. Желтоголовый лебедь — есть единственный сын тенгрия, а золотая рыба — единственная Золотая дагини — дочь царя драконов. На берегу растет береза, а на ней, в колыбели, лежит маленький мальчик. Рядом стоит чаша с водой и раздается голос совы-птицы. Мальчик плачет и кричит". Хара-Бакши нашел мальчика, происходившего от тенгрия, и произнес благопожелание:
"Ты, имеющий воспитателем сову-птицу, пьющий одну воду, происходящий от сына тенгрия и драконовой Золотой дагини, ты лебедь-князь (Хун-тайши)! Так как ты находился в море — ты Море-князь (Далай-тайши), ты князь Удунтуй-Бадантай, мое ведь имя Бадантай. Я тебя сделал князем". От этого мальчика ведут свое родословное древо дербетские князья.

Существует и другая версия легенды. Молодой охотник увидел купающихся небесных дев и овладел одной из них. Дева вскоре почувствовала, что должна стать матерью. Желая скрыть свой позор от подруг, она опять спустилась с неба на берег озера и там родила сына. Сделав для младенца люльку, положила в нее сына и подвесила люльку на росшее здесь деревцо. Чтобы ребенок не плакал, мать оставила нянькой маленькую птичку — элэт. Птичка забавляла ребенка своим чириканьем. Чтобы сын не умер с голоду, мать сделала закрытую чашку с носиком, которую дербеты называют цорбогор аяга, и нацедила в нее собственного молока. От названия этой чашки и получил свое название дербетский княжеский род цорос. Имеется и другой вариант легенды о происхождении цоросов.

Г. Н. Потанин приводит легенду под названием "Одунтай-Бодунтай". В этом варианте птица, которая играла роль няни, названа ули. По распространенным вариантам она является матерью предка князей кости цорос, а дерево — отцом младенца. "Урун модон эцигтэй, ули шибо эхитэй Одун-Бадын-Тайши", т. е. "Имеющий отцом дерево Урун и матерью птицу ули — Одун Бадын-тайши". У Батур-Убуши Тюменя Удунтай Бадан-тайши может быть заменен на Хара-Бакши.

Интересно, что Г. Н. Потанин название птицы ули сближает с улы — драконом у алтайцев, лу — драконом у монголов, и с Ульгень — именем божества у алтайцев. Г. Н. Румянцев заметил, что семантическая близость названия птицы у дербетов — ули с именем божества алтайцев — Ульгень весьма вероятна. Ульгень имеется и в пантеоне бурят. Интересно сопоставить название птицы ули или оли по другому варианту, с именем "хозяина" (эжина) о. Ольхон — Элэ шубун-нойона.

Рассмотренные этногенетические мифы бурят и ойратов, так же, как и исторические материалы, показали этническую близость происхождения, не прерывающуюся на протяжении всей истории.
Эмчи Габан-Шараб в своем "Сказании об ойратах" привел эту легенду в такой редакции:

"Один охотник нашел лежащее под кривым деревом дитя. Того дерева фигура была наподобие винокурной трубы, почему и названо дитя Цорос, то есть кривое, и, якобы то дерево произросло от птицы, называемой уули, и лежащее под ним дитя питалось падающими с него каплями. У сего найденного дитяти было два сына — Аманай и Дюмюной. Аманай имел десять сыновей, Дюмюной — четырех. И называют дербетевых и зюнгоровых владельцев в рассуждении их предка, найденного под деревом, племянниками тенгриев".

Как отмечалось выше, после блистательного выступления Эсеня и его смерти, в истории ойратов наступило затишье. Но можно предположить, что в это время они восстанавливали свои силы, отдыхали. Дальнейшее развитие истории каждого племени действительно говорит о том, что каждое из них численно выросло настолько, что стояло на пороге создания своих государств. Но между ними шла борьба, с одной стороны, за старшинство в союзе племен — создании единого общеойратского ханства, а с другой стороны, они вели борьбу с монгольскими ханами за главенство над всей Монголией.

В конце XVI века все четыре ойратских племени со своими вождями, указанными выше В. Л. Котвичем, вышли на историческую арену. Среди них старшим считался Хара-Хула. Он проводил политику объединения сил и создания единого государства, но главы других племен объявили себя независимыми ханами своих племен. А совершенный разрыв произошел немного позже. До откочевки некоторых на новые места еще продолжались совместные выступления в защиту ойратства.

Со второй половины XVI века монгольские ханы: потомок Чингис--хана — Даян-хан, а также туметские, ордосские, халхаские удельные князья-ханы имели несколько крупных сражений с ойратами.

После одного из таких сражений в урочище Шара-Хулусун, в устье реки Емель, между монголами и ойратами было заключено условие: "Если кто возьмет языка и, выведав у него о кочевьях противника, убьет его, то да отсечется у того язык и да умрет он".

Знаменитое сражение между монголами и ойратами произошло в 1587 году. "Тогда несколько сильных ойратских владельцев, вождей-богатырей выдвинулись из среды других и соединились вместе ради славы ойратского имени и защиты своих территорий от монголов". Оно описано в народной поэме "Сказание о походе Убуши Хон-Тайджи на ойратов". Отрывки из него мы приводим в редакции Ю. Лыткина.

"Монгольский Убуши Хон-тайчжи и Урянхайский Сайн-Мачжик с 80.000 войском от урочища Хара-Булак, находящегося в Хангайских горах, прибыли для сражения с ойратами и расположились станом на урочище Нал - Хара-Бурук... Отправленные на поиски монгольские разведчики нашли 7-летнего ойратского мальчика. Когда его привели к Убуши-Хон-Тайчжию и Сайн-Мачжику, те стали расспрашивать о кочевьях и вождях ойратских. Мальчик-гений-хранитель, символ возрождающегося могущества ойратов отвечал:

1. На ближней отсюда границе кочует Сайн-Серденке, сын (торгоутовского владельца) Манхая; он имеет серебряный под чернью шлем, красный панцирь с бляхами, броню из пестро-красного шелка и лошадь тома-цохор; его сопровождают 2.000 молодцев, 2.000 копий воткнуты в землю, 2.000 лошадей поводами привязаны к луке для выстойки. Скрежеща зубами и глотая слюни, он говорит: "Нет ли зверей — поохотиться? Нет ли врагов — побиться?"

2. Дальше кочует хойтский (владелец) Есельбеин-Сайн-Ка, он собрал свои колена Ирчин и Хорчин, кочующие при истоке реки Иртыш, его сопровождают 4000 молодцев, 4000 копий воткнуты в землю; 4000 лошадей поводами привязаны к луке для выстойки. Скрежеща зубами и глотая слюни, он говорит: "Нет ли врага, с которым можно было бы биться насмерть? Нет ли молодца, с которым можно было бы состязаться на словах — в красноречии?"

3. Дальше кочует зюнгарский (владелец) Хара-Хула, сопровождаемый 6000 молодцев, подобных себе; он подобен куцему серому волку, утром нападающему на овец; он смотрит глазами молодого беркута-орла.

4. Дальше на стрелке реки Уту кочует ойратский Сайн-Темене-Батур (торгоутовский владелец); у него лошадь Нарихан-Тархан с берегов реки Нарин и 8000 войска.

5. Далее кочует хошоутовский Байбагас-хан, старший из Ахаин-Табун-Барс; он склонен к убийству и грабежу и имеет голос, подобный реву десяти тигров; его сопровождают 16000 молодцев. Он, сидя в своей 15-решетчатой уединенной ханской кибитке, беседует о религии и правлении Дербен-ойратов. Сказывают, что он, открыв рот свой и распростерши свои длани, говорит: "Во всех 4-х сторонах света нет никого, кто бы мог со мною сразиться".

Перед сражением монголы, по древнему обычаю, принесли в жертву знамени-тугу взятого в плен ойратского мальчика. Перед смертью мальчик предсказал монголам наказание за нарушение международной клятвы, предварительно призвав во свидетели Бога войны со словами: "О, милостивый Дайчи-Тенгри! Ешь и пей!"

Говорят, что перед битвою урянхайский Сайн-Мачжик со своим войском отправился в свои кочевья. Оставшийся монгольский Убуши Хон-Тайчжи с 40000 войском был окружен ойратскими вождями-богатырями: Байбагас-ханом, Хара-Хулой, Темене-Батуром, Есельбеин-Сайн-Ка и Сайн-Серденке.

Сражение продолжалось три дня, наконец монголы не выдержали, свернули свое черное знамя и хотели отступить. В это время ойратский батур Сайн-Серденке ворвался в середину монгольского войска и, поднеся меч к Убуши Хон-Тайчжию, сказал: "Ваше нойонство! Ради славы Дербен-ойратов я подношу меч вашей правой почке". Убуши Хон-тайчжи был убит. Но монголы, окружен¬ные ойратами, не растерялись, а по старинному обычаю, они отрезали стремена со своих седел с той стороны, с которой садятся на лошадь, и, сражаясь на том месте, умерли на костях своего нойона. Дербен-ойраты говорили, что это поражение нанесено монголам гением-хранителем ойратов, превратившимся в 7-летнего мальчика".

Юрий Лыткин писал, что "с этого времени ойраты устремили все внимание на восстановление и утверждение своей славы и своей силы: 1587 год — есть год, с которого начинается их известность, их новые стремления, новая жизнь!"

В приведенном выше "Сказании..." дается характеристика богатырям, вождям ойратских племен, выдвинувшимся в период национального возрождения ойратов. Подвиги их, проявленные в битвах, служили примерами героизма и стойкости национального духа. О них слагали легенды, рассказывали их в назидание после¬дующим поколениям ойратов.

Юрий Лыткин в "Материалах для истории ойратов" собрал биографии нескольких вождей-богатырей, среди них первое место отведено хошеутовскому нойону Галдаме.

"Ни об одном из ойратских владельцев не осталось в потомстве столько живых, прекрасных воспоминаний,— писал Ю. Лыткин,— как о хошеутовском нойоне Галдаме, сыне Цецен-хана от его брака с дочерью зюнгарского Эрдени Батур Хон-тайчжия. Галдама был рыцарь без упрека или, как выражается ойратский историк Эмчи Габан-Шараб, он был непогрешим даже в самомалейших поступках".
Галдама родился в 1635 году и проявил себя не только на военном поприще, участвуя в сражениях и защищая границы ойратского нутука, но и служил дипломатом, улаживал спорные дела, примирял враждующие стороны. Зимою в год Усун-Лу ( 1652) Цецен-хан возвращался в свои кочевья из похода на бурутов; в этом походе 17-летний Галдама лично заколол "Янгир-хана, повелевавшего бурутами и киргиз-кайсаками и питавшего непримиримую вражду к зюнгарскому Эрдени Батур хон-тайчжию и его союзнику и зятю хошоутовскому Цецен-хану". Янгир-хан считался знаменитейшим и первейшим богатырем тюркских народов того времени, поэтому победа Галдамы над ним принесла молодому воину славу, которая сопутствовала ему в жизни. Победа и порыв молодого воина, рвавшегося вступить скорее в сражение, воспета в исторической песне о Галдаме:

Пока мой вороной конь не утомился еще от езды,
Пока мое копье с сосновым древком не притупилось еще,
Отец! Пусти меня, я нападу...
Пока мой серый конь не утомился еще от езды,
Пока ружейные пули не летят еще криво,
Отец! Пусти меня, я нападу...


С этого времени до самой своей кончины в 1667 году Галдама стоял на страже ойратского нутука, кочуя между реками Таласу, Чуем и Или; сыновья лучших людей — зайсангов следовали за ним и защищали его своим мечом и грудью, дорожа дружбой и одобрением своего молодого храброго нойона и "наградою его матери Сулумца-хатун". Эмчи Габан-Шараб говорил, что "Сулумца-хатун раздавала улба (куртка под панцирем) и бу (ружье) в награду тем из сподвижников Галдамы, которые отличались военными подвигами, чем возбуждала в подвластных охоту повсюду следовать за Галдамою".

"Галдама, одетый в военные доспехи, находится у дверей ханов
(т. е. охраняет ойратские улусы);
Оседланный конь его Хонхолдур стоит в пещере скалы.
Стрелы, находящиеся в садаке, замкнуты у тебя на спине.
Сыновья лучших людей, столпившись, следуют за тобой.
О, наш Галдама!
4-х годовалого солового коня заставим привыкать к треноге,
40 богатырей заставим привыкать к битве с врагами!
Поджарого солового коня заставим привыкать к треноге,
Соколов и ястребов заставим привыкать брать лебедей!"

Эта песня была сообщена Ю. Лыткину Малодербетовским нойоном Санджи-Убуши Тундутовым.

Бдительный Галдама, сопровождаемый храбрыми богатырями, не боялся нападков врагов и не отступал перед ними. Во время Цаган-Сара года Шара-Нохо (1658) Бухарский военачальник Абу-ду-Шукур с 38000 войском прибыл к реке Таласу. Галдама выступил против него с 3000 войском. На рассвете он неожиданно напал на него в урочище Хулан-Джими, гнал его до устья реки Кок и убил. Войско было взято в плен. Галдама на каждую лошадь посадил по два человека и в таком виде препроводил их назад, до пограничного Бухарского города.

Галдама показал и примеры мирного разрешения спорных вопросов. Так например, Цецен-хан и Аблай-тайши в продолжение тридцати лет конфликтовали из-за наследства и привилегий. Галдама с Цаганом "останавливали междоусобные брани своих родителей. ...Когда войска начинали уже битву, Галдама и Цаган — один с шахматной доской, а другой с шахматными фигурами — выходили на середину и начинали игру в шахматы, которая продолжалась до тех пор, пока Цецен-хан и Аблай-тайши, тронутые дружбой своих любимцев, не расходились, прекратив битву".

Но конфликты между Цецен-ханом и Аблай-тайши были настолько острыми и глубокими, что их не могли разрешить не только сыновья их — Галдама и Цаган, но даже хутукта Зая-Пандита. В 1661 году противники собрали по 30000 войска. Встретились на речке Эмелгин-Шибету. В решающий момент к Цецен-хану присоединились зюнгарский Сенге и хойтский Солтан-тайши. Аблай вынужден был отступить и укрыться в Сюме (Аблаин-Кит), в котором он в осаде продержался в течение полутора месяцев.

Во время этой осады из Сюме вышла Сайхан-Чжу-Хатун, бага эке Цецен-хана (т. е. мачеха). Она была дочерью торгоутовского Хо-Урлюка, замужем была за хошеутовским Байбагас-ханом, после смерти которого, по старинному обычаю, была взята Аблаем-тайши. Эмчи Габан-Шараб о ней писал: "Сайхан-Чжу-Хатун все сокровища, какие у нее находились, отдавала в казну Далай-ламы и тем совершала доброе дело''. И эта ее религиозность отразилась в ее словах. Выйдя из Сюме, она сказала Цецен-хану: "Хотя нам кажется, что небо никогда не прояснится от проливного дождя, ливмя льющегося, однако ж таково свойство вещественной природы, что дождь не имеет беспрерывного продолжения, и небо проясняется. Хотя нам кажется, что люди, внушающие страдания от мирских деяний, постоянно должны страдать, однако же бывает конец страданиям, в которых люди непостоянно же пребывают, но выходят". Цецен-хан, тронутый ее словами, сказал: "Поистине Аблай причинил мне зло, поступил несправедливо; я же не делал ему никакого зла, однако последую вашему совету". Цецен-хан изъявил желание помириться с Аблаем-тайши. Когда происходило это свидание, Галдама с несколькими людьми рысцою поехал в укрепленный Сюме. Народ, претерпевающий лишения, увидев, что Галдама с малым числом людей действительно едет в Сюме, "возрадовался и восклицал: "Взошло солнце веселья!" Это говорит об авторитете Галдамы и любви народа к нему. Цецен-хан, после выяснения мнений своих советников и Галдамы, вынужден был возвратить Аблаю все до последней нитки. "Зюнгарский Сенге также возвратил все, что взял у Аблая во время войны, говоря: "Я вполне согласен с решением Цецен-хана и Галдамы; если дано слово все возвратить, то надо исправно выполнить обещание".

Реквиемом звучат слова историка: "Таков был 26-летний Галдама, мнение которого уважали старик-отец и почтенные и старейшие ойратские владельцы. И этому разумному, благороднейшему мужу суждено было кончить жизнь от яда, поднесенного рукою жены его отца, в пору расцвета сил и здоровья, когда ему было только 32 года".

Цецен-хан имел несколько жен. Первой его женой была дочь зюнгарского Эрдени Батур Хон-тайчжия — мать Галдамы, другой женой была дочь торгоутовского, предположительно, Пунцука (Мончака). Она имела любовную связь с гелюнгом Гак-Эмчи, которую заметил Галдама. Любовники решили избавиться от свидетеля. Гак-Эмчи приготовил яд, которым и был отравлен Галдама.

"Так кончил свою жизнь храбрый, благороднейший Галдама, единственный наследник прав и преимуществ своего отца, единственная отрада его в старости, слава и гордость хошоутовских владельцев. Цецен-хан воспел это печальное событие в песне, которая спустя двести лет заставляет еще трепетать сердца Приволжских ойратов".

Галдама скончался в урочище Бочи осенью года Огненной Овцы (1667), тело его предали сожжению, а пепел отправили в Барун-тала (Тибет) на благословение Далай-ламе. Далай-лама, увидев там, где сердце, жесткую, как кость, массу, платком взял эту массу в руки, подул и сказал: "Справедливо говорят, что добродетельный человек имеет в сердце жесткую, как кость, массу". Когда спросили о перерождении души Галдамы, Далай-лама отвечал: "Душа Галдамы переродится в "номту-тенгери", т.е. в духовного тенгрия.

Такие деятели, как Галдама, пользовались всенародной любовью и известностью, независимо от их племенной и родовой принадлежности. Галдама был общеойратским любимцем.

Выше мы упоминали о хойтском нойоне Есельбеин-Сайн-Ка в связи с битвой с монголами, в которой был убит Убуши Хон-тайчжи. Сохранилось предание о том, что жена Убуши Хон-тайчжи — Цецен-хатун, "узнав о смерти своего мужа, собрала войско и, несмотря на беременность, напала на ойратов и в битве была ранена (отчего у ребенка повредился палец; ребенка звали Мухур-Мучжик; мухур значит комолый, беспалый)". Когда Мухур-Мучжик вырос, он захотел отомстить ойратам за смерть своего отца. Он собрал большое войско, напал на ойратов, полонил их и хотел было уничтожить самое имя ойратов. Есельбеин Сайн-Ка, старый, разумный, красноречивый, хитрый и опытный воин, спас ойратское имя и славу от позора; ойраты взяли в плен самого Мухур-Мучжика и заставили его поклясться соблюдать мир. Об этом событии писал и Эмчи Габан-Шараб: "Монголы повоевали ойратов и увели в плен. Есельбеин Сайн-Ка взял 1000 верблюдов и навьючил, как вьючат в дар (хурум — пиршество, гостинец), на каждого верблюда по два ящика, куда были спрятаны вооруженные воины. Под видом подарка он явился к монголам, напал на них, освободил ойратов, которым он оказал тем великое благодеяние".

Батур-Убуши Тюмень писал, что "Дербен - ойраты в отличие и в вечное воспоминание за этот подвиг поручили ему правление и поднесли титло ханское, на что от святителя Далай-ламы и получена печать (тамга). Эта стальная тамга была четвероугольная; в середине ее была надпись на индийском языке; а по обоим краям на монгольском: "Йеке Мингани Ахалаксан Нойони Тамга" — т. е. "Печать первенствующего нойона Хойтского отока Йеке Минган".

После совместного выступления ойратских племен в войне с монголами, в 1587 году наступил разрыв. Он был связан с сепаратистскими устремлениями нойонов. В основном борьба шла между Хара-Хулой и Байбагас-ханом. Хара-Хула — потомок знаменитого Эсеня — стремился восстановить прежнее влияние Цоросского дома, а Байбагас-хан как потомок Хобуту-Хасара — брата Чингис-хана — "был горд и самонадеян", а в то время он был старейшим среди ойратских нойонов, поэтому "имел первенство перед прочими владельцами и в силе". Соперничество нойонов привело к разногласиям, которые имели непредсказуемые последствия.
На личностях этих двух нойонов стоит остановиться немного подробнее, так как они сами и их потомки оставили заметный след в истории ойратов.

У хошеутовского Хани-Нойон-Хонгора от жены Ахай-хатун было пятеро сыновей. После смерти мужа, она воспитала их и "они стали лучшими между ойратами, и назвала их табун-барс" — это были Байбагас-батур, Кундулен-Убуши, Гуши-Номин-хан, Засакту-чинг-батур и Буян-хатун-батур — Буян-отхон.

Байбагас-батур был старшим из табун-барсов, был знаком с учением Будды и любил рассуждать о значении религии. Его увлечение религией было поддержано торгоутовским нойоном Темене-батуром. Учение буддизма настолько увлекло нойона, что, несмотря на то, что он занимал первенствующее положение в ойратском союзе, сам он хотел стать монахом — служителем религии.

Когда на ойратском сейме Байбагас-батур высказал свое желание, то нойоны ответили: "Расставшись с вами, нам трудно будет поддерживать государство в целости; будучи тоином, вы не будете уже оказывать нам своей милости. Так как для нас весьма важно ваше намерение, то мы предварительно доложим о том Цаган-Номин-хану и последуем его повелению". Цаган-Номин-хану они доложили и просили сделать выбор: "Тогда ли нравственно-религиозная заслуга больше, когда один он будет тоином, или тогда нравственно-религиозная заслуга больше, когда по одному сыну у каждого из нас будут тоинами?" Цаган-Номин-хан отвечал: "Нравственно-религиозная заслуга многих гораздо выше".

Согласно этому совету, ойратские нойоны уговорили Байбагас-батура отказаться от его намерения и решили посвятить в духовный сан — банди — по одному из своих сыновей. Дербетовский Далай-тайши отдал своего сына Тоина, зюнгарский Хара-Хула — одного из десяти сыновей, торгоутовский Хо-Урлюк — сына Лоузана, хошеутовский Кундулен-Убуши — одного сына, зюнгарский Цукер — сына Лобзан-хутукту, сам Байбагас-батур, предварительно усыновив,— хутукту Зая-Пандиту. Нужно заметить, что у Байбагас-батура были сыновья — Цецен-хан и Аблай-тайши, которым он хотел оставить улус и ханство, поэтому он сказал Зая-Пандите: "Вместо моих родных сыновей будь бандием".

Когда подросли сыновья, он разделил свой улус в 130000 кибиток между сыновьями: Цецен-хану отдал 70000, а Аблаю-тайши — 60000 кибиток. Сам, сделавшись ревностным почитателем буддизма, уже не вмешивался в управление народом и умер в 1640 году в 90-летнем возрасте. А его брат, тоже один из табун-барсов — Кундулен-Убуши, известный ойратский силач, прожил более 120 лет и видел своих правнуков, он умер после 1671 года.

К некоторым моментам жизни и деятельности Кундулен -Убуши мы вернемся позже, т. к. он прожил долгую жизнь, полную приключений, и они связаны и с другими событиями истории ойратов.

Третий брат из табун барсов — Туру-Байху, был известен как Гуши Номин-хан. Он со своим наследственным улусом перекочевал с Алтая на Коко-Нор, представлявший в то время привольные для скота пастбища и составлявший важный стратегический пункт для военных передвижений на южный Китай и Тибет.

Ю. Лыткин, ссылаясь на некоторые источники, писал, что Гуши Номин-хан "был счастливее всех своих старших братьев; избежал влияния зюнгарских владельцев, он стал владыкою Тибета и Коко-Нора и имел немалое влияние на всех ойратских владельцев".

Гуши-хана двинуться на юг со своим улусом заставили два обстоятельства. Во-первых, увеличение численности ойратского населения и возникающие от этого междоусобные войны между нойонами; во-вторых, район Коко-Нора представлял малонаселенную область, и монгольские князья, претендующие на эту территорию, были заняты также внутренними делами. И Гуши-хан занял эту территорию, став полновластным хозяином обширной области. Утвердившись на новом месте, укрепив свое положение, Гуши-хан "обратил свое внимание на Тибет", где "хотя Далай-лама был полный владыка Тибета, но в это время светская власть и обладание Тибетом принадлежали тангутскому Цзанба-хану; духовные же дела, дела совести и распространение учения Будды принадлежали Далай-ламе". Властолюбивый советник Далай-ламы по управлению светскими делами — Диба — посоветовал ему, "что тангутский Цзанба-хан, обладающий Тибетом, мучит народ, унижает учение Будды" и убедил его призвать хошеутовского Гуши-хана (Туру-Байху), обладателя Коко-Нора. Далай-лама, желавший сделать участником в управлении Тибетом Богдо-ламу, охотно согласился.

Гуши-хан явился в Тибет с войском и убил Цзанба-хана. Захватив тибетские провинции (Уй, Чжу, Кам и Нари), он отдал их Далай-ламе и Богдо-ламе, назначив управителем их под своим руководством старшего сына своего Даяна (с титулом Очир-хан) и дав ему в помощники шестого сына своего Дорчжия (с титулом Далай-батур-тайчжи). Таким образом, Гуши-хан с сыновьями стал полным хозяином Тибета и Коко-Нора.

В ойратских исторических сочинениях об этом событии рассказывается так: "В Тибет пришли 6 полков войска (зурган йеке церек), но не могли причинить препятствия религии Будды, потому что Гуши-хан со своими сыновьями и внуками победил трех великих ханов, имевших во главе Цокту-хана, уничтожил их, прославился между тибетцами, китайцами, монголами, ойратами и сохранил учение Будды".

Гуши-хан из владельца небольшого улуса в 5000 кибиток, благодаря сложившимся обстоятельствам и, конечно, личным качествам организатора и полководца, сделался ханом Коко-Нора и императором Тибета, поэтому он имел титул Гуши-Номин-хан.

Батур-Убуши Тюмень писал: "Когда 6 полков конного войска прибыли в Тибет и начали причинять препятствия религии Будды, ойратский Гуши-хан пришел с войском, уничтожил эти 6 полков войска, исполненного ложным учением и гордостью души, и возвеличил славу ойратского имени между дербен-хара (четырьмя чуждыми народами, т. е. дербен-ойратами), китайцами и монголами. Доставив огромное благодеяние религии Будды, он стал известен под почетным титулом Номин-хан Гуши". Под шестью полками здесь имеются в виду войска красношапочной секты буддизма, т. к. в то время еще шла борьба между двумя направлениями буддизма в Тибете.

Управление Тибетом Гуши-хан отдал сыну Даяна — Очир-хану. Сам он продолжал принимать активное участие в делах ойратов. Будучи покровителем Тибета, он имел заметное влияние на дела Далай-ламы и деятельность Зая-Пандиты.

Как рассказывается, зимой года Темур-туула (1651) Зая-Пандита прибыл в Зу (Тибет). По пути он в Хара-Хото встретил Далай-ламаин гегена, Гуши Номин-хана и Йеке Диба. Они прибыли в Поталу вместе. Гуши Номин-хан и Йеке Диба просили Далай-ламу принять Зая-Пандиту и ойратских владельцев, приехавших на поклонение ему и буддийским святыням. Далай-лама принял их в следующем порядке: сначала Рабчжамба хутукту (Зая-Пандиту), за ним монгольского Йеке Алтату Цорчжи, потом Цукер-Убуши (брата зюнгарского Батур Хон-тайчжия) и Таргун Эрдени хон-тайчжи (брата хошоутовского Церен-хатан Батура, называемого также Засакту-чинг Батур, младшего брата Байбагас-хана) и других. Гуши-хан скончался в 1657 году в 90-летнем возрасте, он имел десять сыновей, о которых мы расскажем позже.

Прежде чем перейти к изложению последующей истории, заметим, что центральное положение в Джунгарии занимал зюнгарский Хара-Хула, который проводил политику объединения ойратов. В этом стремлении Хара-Хула на первых порах как старейший и сильнейший среди нойонов находил поддержку и понимание, но со временем, по мере роста и усиления других племен с их нойонами, былое единство ослабевало. Политику своего отца продолжал его сын — Батур-Хун-тайджи, о котором мы еще будем говорить. Хара-Хула умер в 1634 году, укрепив положение Батура-хун-тайджи в Джунгарии. Единство ойратов поддерживалось родственными, приятельскими отношениями нойонов, все они между собой находились в родстве, и в периоды опасности со стороны соседних народов они объединялись.

Приход части ойратов в южно-сибирские степи и освоение этих пространств было по времени растянуто на несколько десятилетий. Приходили, затем откочевывали назад разные группы со своими нойонами. Сохранившиеся документы и свидетельства тех времен зафиксировали отдельные моменты этих передвижений, оставили имена немногих действующих лиц. Все-таки из разрозненных сведений складывается достаточно полная картина процесса вхождения калмыков в состав Российского государства.

Первые упоминания о калмыках в пределах Сибири были зафиксированы в 1587 году, затем в 1596 году. Сами калмыки своим приходом в Россию считали 1585 год. Эти сведения согласуются с историей освоения Сибири. Во второй половине XVI века существовало сильное и обширное Сибирское ханство во главе с ханом Кучумом, подчинившее себе хантов (остяки), находившихся южнее Обской губы, и манси (вогулы) — в низовьях Иртыша и в Приуралье. Они имели свои княжества — Кодское и Обдорское — у хантов, Полымское — у манси. А по рекам Каме и Чусовой находились обширные владения купцов и промышленников Строгановых, которые для охраны своих владений содержали "охочих людей" — казаков.

В это время на Алтае находились довольно сильные и многочисленные княжества теленгитов и урянхайцев. С другой стороны казахи и киргизы занимали обширные пространства степи.

Во всеобщей истории говорится, что в 1582 году, по договоренности с правительством, Строгановы организовали поход против Кучума. В походе участвовали волжские казаки и ратные люди Строгановых во главе с Ермаком. В сражении на Иртыше Ермак погиб, и русские вынуждены были в 1585 году уйти из Сибири.

<Предыдущая> <Содержание> <Следующая>
 

Яндекс.Метрика
Сайт управляется системой uCoz